Смена исполнительной власти также казалась нежелательной ввиду нестабильного положения в странах Балтии. Поэтому я чувствовал, что лучшее из того, что могу сделать, – это твердо придерживаться принятого мной в Париже решения о поддержке правительства. Когда в докладах наших представителей в Лондоне и Париже прозвучали новые запросы об изменении его состава, я ответил правительствам Антанты, что премьер-министр Ингман хотя и не назначен мной, но пользуется моим доверием и работает энергично, в полном объеме ведет сотрудничество со мной для улучшения отношений между Финляндией и державами Антанты. Я также указал, что смена правительства спровоцирует в стране беспорядки и, возможно, подорвет мои усилия как регента по достижению стабилизации и реабилитации.
Поскольку резолюцию о проведении в ближайшем будущем новых выборов уже приняли, французские условия возобновления дипломатических отношений были выполнены. Чтобы укрепить позиции регента и правительства, я предложил Франции как можно скорее послать своего представителя в Хельсинки. Это предложение было на удивление хорошо встречено, и 25 января французский консул в Хельсинки господин Пуаро смог объявить, что французское правительство призвало своих союзников признать независимость Финляндии, и ответ на это предложение был благоприятный. Министр иностранных дел Пишон не забыл данного мне обещания.
Через день или два мы смогли зафиксировать новый успех в области внешней политики, когда было получено известие, что Финляндия и Польша освобождались от ранее вмененной им обязанности направить представителей на предстоящую конференцию держав-победительниц по русским проблемам. Попутно можно упомянуть, что эта конференция, которая должна была пройти на Принцевых островах в Мраморном море, так и не состоялась. В любом случае важно, что положение Финляндии или Польши не сочли необходимым обсуждать вместе с делами возникших в результате мировой войны государств. Это явилось отрадным свидетельством признания международным сообществом особого исторического положения, занимаемого нашей страной как автономного государства с собственной конституцией, берущей свое начало с древних времен.
Однако официальное признание Британией и Соединенными Штатами не состоялось, несмотря на упомянутое мной сообщение Министерства иностранных дел Франции. Тем не менее то, что вопрос действительно решен в принципе, продемонстрировали действия французского правительства, 3 февраля предложившего обменяться дипломатическими представителями. Задержка со стороны британского и американского правительств, очевидно, была вызвана тем, что все время и внимание у них отняла мирная конференция с ее неотложными центральноевропейскими проблемами.
К Рождеству политическая и военная ситуации на южном берегу Финского залива достигли критической точки. После вывода немецких войск большевики бросили свои войска в прибалтийские провинции, где против оккупантов ополчились местные партизанские отряды. Особенно критическая ситуация сложилась в Эстонии, где противник, располагая превосходящими силами, захватил пол страны и угрожал Ревелю. Призыв Эстонии о военной помощи был воспринят в Финляндии с энтузиазмом. Официально признанный Центральный комитет с максимальной быстротой организовал два добровольческих полка и несколько батарей.
Пока эти два полка формировались и оснащались, некоторое количество эстонцев и балтов умудрились переправиться через Финский залив и собраться в Финляндии. Примерно в это же время меня ждала депутация знатных прибалтийских граждан, которые умоляли в трудную для них минуту предоставить им в распоряжение несколько кораблей для переправы в Финляндию всех желающих приехать эстонцев, главным образом женщин и детей. К сожалению, у нас не было ни кораблей, ни продовольствия для операции, масштабы которой невозможно было предвидеть, так что мне ничего не оставалось, как выразить сожаление по поводу моей неспособности удовлетворить просьбу депутации. Я добавил, что, судя по их рассказам, моральный дух чрезвычайно низок, и выдвинул предложение послать в Ревель духовой оркестр, чтобы он давал концерты в подходящих местах. Это предложение члены делегации встретили болезненным молчанием, очевидно расценив его как довольно дурного тона шутку. И они были в этом убеждены, пока я совершенно серьезно не объяснил им, что твердо верю, что военная музыка на улицах и в общественных местах улучшит моральный дух, а тем временем могут распространиться слухи, что с каждым днем прибывают все новые и новые подразделения молодых финских солдат, горящих желанием отбросить врага. Идея духового оркестра была фактически реализована, и с хорошим эффектом.
Мое отношение к борьбе Эстонии за свободу не могло быть иначе как положительным, поскольку помимо гуманитарной стороны дела, очевидно, в интересах Финляндии было, чтобы южные берега Финского залива находились под контролем дружественной державы. Кроме того, отправка помощи продемонстрировала бы, что в Скандинавии Финляндия является стабилизирующим фактором, и ее независимость стоит признать. Тот факт, что экспедиция была отправлена в то время, когда державы Антанты оказались не в состоянии выделить войска для борьбы с большевиками, удваивал ее ценность в этом отношении, в особенности с учетом, что это мероприятие было рассчитано на усиление британского жеста в виде отправки в Ревель нескольких военных кораблей.
Именно из-за всех этих соображений я дал согласие на набор добровольцев и обеспечение ополчения необходимыми материалами. Мне, конечно, было трудно непосредственно заниматься тем, как будут задействоваться войска, но, поскольку я считал важным как с политической, так и с оперативной точки зрения иметь финские войска по обе стороны Финского залива, то проинструктировал генерал-майора Ветцера попытаться держать силы добровольцев вместе и организовать их отправку в прибрежный сектор. Это также значительно облегчило бы снабжение.
30 декабря первые финские части высадились в Ревеле и сразу перешли в начавшееся четыре дня спустя контрнаступление. Но обстоятельства распорядились так, что на приморском участке довелось действовать только одному полку, где он с большим успехом принял участие в операции, приведшей к взятию исторической Нарвы. Другой полк, сражавшийся на юге, принес не меньшую честь финскому оружию на участке, которым командовал сам генерал-майор Ветцер. Кампания продолжалась с возрастающим успехом в течение всего января и большей части февраля, пока 24 февраля 1919 года главнокомандующий Эстонии генерал Лайдонер не смог объявить, что страна освобождена от захватчиков. В этот же день Эстония провозгласила независимость.
Эстонцы, как и финны, получили свободу не на блюдечке – им тоже пришлось заплатить за нее тяжелыми жертвами. Что касается вклада наших добровольцев, то он полностью соответствовал исторической миссии Финляндии стоять на страже сохранения западной цивилизации в Скандинавии. Не будет преувеличением сказать, что поддержка Финляндии эффективно способствовала освобождению Эстонии, а также национальному становлению других стран Балтии.
После того как большевики были отброшены за национальные границы Эстонии, следующим шагом было решить, продолжать ли кампанию на территории России. Голосов в пользу такого курса хватало. Вероятность возникновения подобной ситуации предвиделась в Финляндии еще во время подписания соглашения между правительством Эстонии и Центральным комитетом. Финские войска не были заинтересованы в чем-то большем, чем помощь в очистке территории Эстонии от сил противника. Перед отъездом экспедиции я прямо указал генерал-майору Ветцеру, что ее нельзя использовать для операций, служащих интересам белорусов, поскольку белогвардейцы систематически выступали против признания независимости Финляндии.
Среди множества военных проблем Финляндии были две, требовавшие немедленного решения. Требовалось создать офицерский колледж для воспитания нового поколения офицеров, а шюцкор реорганизовать и консолидировать.
Задача создания школы подготовки офицеров была поручена начальнику Генерального штаба и инспектору военных училищ генерал-майору Игнатиусу, моему соратнику по Освободительной войне. Хотя трудности были велики, и не в последнюю очередь с подбором преподавательского состава, Финское кадетское училище благодаря интересу и энергии, проявленным генерал-майором Игнатиусом, открыло свои двери 27 января 1919 года, в годовщину начала Освободительной войны.
Организация шюцкора была предметом моего особого интереса, и по прибытии в Хельсинки я сразу же сообщил министру обороны господину Вайдену план того, как предлагаю расширить различные подразделения шюцкора – структуры нашей армии освобождения для формирования сильного общенационального органа обороны.
В январе 1919 года я через шведского министра Вестмана получил приглашение посетить короля Швеции. Я воспринял это приглашение как залог древней, с незапамятных времен, шведско-финской солидарности. Я с удовлетворением отметил, что король Густав V в своей тронной речи на открытии риксдага говорил о дружеских чувствах, питаемых Швецией к Финляндии, и, в частности, сказал, что Швеция стремится сблизить Финляндию с группой Скандинавских государств и скандинавское сотрудничество, «насколько позволяли обстоятельства», уже распространилось на Финляндию.
Почувствовав, что официальный визит главы Финского государства окажет хорошее влияние на отношения между Финляндией и Швецией, я ответил, что с благодарностью принял приглашение его величества. Я поручил нашим дипломатическим представителям в Копенгагене и Христиании (Осло) осторожно сослаться на шведское приглашение в надежде, что монархи Дании и Норвегии решат последовать примеру короля Швеции. Вскоре я имел удовольствие получить приглашение их величеств посетить также столицы Дании и Норвегии.
10 февраля я покинул Стокгольм со свитой, состоящей из министра иностранных дел Карла Энкеля, главнокомандующего армией генерал-майора Вилкама, главнокомандующего ВМФ контр-адмирала барона Индрениуса, главы регентского гражданского кабинета К.В. Холма и моих адъютантов. Также в качестве секретаря министра Энкеля был включен первый секретарь Министерства иностранных дел Г.А. Грипенберг. Плавание совершалось при крайне неприхотливых условиях на потрепанном ледоколе «Тармо», в котором он находился в конце войны и никак не представлял собой прогулочную яхту для регента государства и его свиты. Многое можно сказать о старом добром «Тармо», но он был широк и устойчив, и если бы нам на пути встретилась ледяная преграда, то не пришлось бы опасаться потери драгоценного времени.