Воспоминания. От службы России к беспощадной войне с бывшим отечеством – две стороны судьбы генерала императорской армии, ставшего фельдмаршалом и президентом Финляндии — страница 62 из 105

х заграждений, должны были быть выше, чтобы служить эффективным барьером.

В оборонном бюджете 1939 года были предусмотрены ассигнования на крупномасштабные маневры, подготовка к которым началась ранней весной. Маневры прошли на Карельском перешейке в начале августа и завершились парадом в Выборге, довольно внушительным по численности войск. Восторг эмоциональной карельской толпы был велик, но эксперта этот народный энтузиазм не мог отвлечь от невеселых мыслей. На фоне чувства удовлетворения от отличной работы войск во время маневров, а также от их щеголеватости после трудных дней в гнетущей жаре, было осознание того, как мало было сделано в деле приобретения вооружения и техники. Иностранные военные атташе не могли не обратить внимания на такую деталь, как полное отсутствие у Финляндии противотанковых пушек. Что касается бронетехники, то у нас была всего пара десятков танков, часть из которых устаревшие, а остальные, несмотря на рекомендации Совета обороны, оставались безоружны. ВВС имели особо скромные размеры. Достаточно было только учесть ресурсы бронетехники и авиации по другую сторону границы, чтобы осознать серьезность положения.

После парада я счел необходимым поговорить о грядущей опасности и предостеречь от не идущего дальше слов энтузиазма в обороне. В своей речи на обеде, который я дал иностранным гостям и руководителям учений, я сказал: «Даже мечтатель, живший верой в вечный мир, начинает просыпаться и осознавать жестокий реализм двадцатого века. Права наций не защищаются декларациями и фразами. Необходимо желание защитить свою страну делом и жертвами».

Но на следующий день премьер-министр Каяндер в своей речи поздравил армию с тем, что за последние годы она не получила новой техники, поскольку сегодня та уже заржавела бы и устарела.

В мае 1939 года правительства Великобритании и Франции начали переговоры с Москвой о создании оборонительной коалиции в качестве противовеса стремлению нацистской Германии к экспансии. С самого начала дискуссии не обещали успеха. После того как Молотов сменил Литвинова на посту наркома иностранных дел, переговоры продолжались в духе явной подозрительности. Детали этих переговоров до сих пор частично неясны, но центральным вопросом было требование Советского Союза разрешить ему вторгнуться в соседние государства, если они подвергнутся сильному немецкому давлению или нападению, независимо от просьбы о помощи России этих государств. В число этих соседних государств Советский Союз хотел включить Финляндию, от нее требовалось передать Аландские острова, Ханко и острова Финского залива в распоряжение коалиции, то есть Советского Союза.

Хотя эти политические дискуссии зашли в тупик, Москва в конце июля начала военные переговоры с Англией и Францией. Как выяснилось позднее, это был маневр с целью укрепить позиции Советского Союза на проходивших в то же время германо-советских переговорах. Военные дискуссии с западными державами, вероятно, не пошли дальше вопроса о Польше. В связи с этим русские военачальники выразили желание сблизиться с немцами до того, как польские, а возможно, и румынские войска будут разгромлены. По этой причине требовался свободный проход в направлении Вильно и Львова и через Бессарабию, прежде чем немцы нападут. После категорического отказа польского правительства разрешить ввод российских войск дискуссии зашли в тупик, прежде чем появилось время предъявить аналогичные требования к Финляндии и странам Прибалтики.

23 августа был подписан советско-германский Пакт о ненападении, предшествовавший Второй мировой войне. Он подверг финскую внешнюю политику тяжелому испытанию.

Но вера финского народа в ценность финско-германской дружбы была, несмотря ни на что, настолько сильна, что широкий круг рассматривал пакт о ненападении как стабилизирующий фактор в отношениях Финляндии с Советским Союзом. Но для тех, кто знал о секретных финско-российских переговорах и предложениях, сделанных Москвой западным державам, было ясно, что пакт наверняка содержал одобрение Германией тех советских требований, которые привели к провалу переговоров с западными державами. Нападение Германии на Польшу 1 сентября 1939 года означало, что Финляндия тоже оказалась в центре русских интересов.

Одновременно с нападением Советского Союза на побежденную Польшу 17 сентября это дало уверенность, что он будет уважать нейтралитет Финляндии. Этот маневр также вселил уверенность в те финские круги, которые были разбужены только произошедшими вскоре после этого событиями в Прибалтийских государствах.

Формальным поводом для действий СССР в Эстонии стал побег из Ревеля 18 сентября польской подводной лодки «Orzeb> («Орел»), которая в ночь на 15 сентября вошла в гавань Ревеля и по законам нейтралитета должна была быть интернирована и разоружена. Советский Союз обвинил правительство Эстонии в нарушении этих законов и в содействии побегу «Орла», утверждая, что вражеским подводным лодкам было разрешено использовать эстонские гавани в качестве баз. Русские военные корабли вошли в территориальные воды Эстонии и дошли вплоть до Рижского залива. В последнюю неделю сентября русские военные самолеты несколько раз пересекали территорию Эстонии, а в приграничной зоне были сосредоточены русские войска в количестве трех-четырех дивизий. Опасаясь раздражать своего могущественного соседа, эстонское правительство решило подождать развития событий и свести свои военные меры к минимуму. И конечно же, Эстония еще в 1932 году заключила с Советским Союзом пакт о ненападении.

Пока происходили эти события, в Москве шли переговоры о торговом договоре, и министр иностранных дел Зельтер 22 сентября отбыл в Москву для подписания договора. Однако через два дня он вернулся, и правительство узнало, что переговоры вышли за рамки простого коммерческого договора. 27-го министр иностранных дел снова отправился в Москву, и на следующий день был подписан Договор о взаимопомощи сроком на десять лет. По договору в распоряжение Советского Союза предоставлялись военно-морские базы Эзель, Даго и Балтишпорт, а также некоторые аэродромы на этих островах, где русские имели право содержать согласованное количество частей пехоты и ВВС. Советский Союз, со своей стороны, заключил контракт на поставку эстонской армии военной техники.

Как только договор был ратифицирован, русская военная комиссия в Ревеле выдвинула не содержащиеся в договоре новые требования. Среди них было право разместить несколько аэродромов и расквартировать войска на материке. Кроме того, Советский Союз получил право использовать гавань Ревеля. 18 и 19 октября туда вошла русская пехотная дивизия в сопровождении бронетанковой бригады и бригады военно-воздушных сил.

Для подчинения Эстонии понадобилось небольшое давление. Техника армии была неисправна, а судьба Польши, несомненно, стала для эстонцев предостережением. Был военный союз с Латвией, но неизвестно, привел ли кризис к каким-либо контактам между двумя странами. С эстонской стороны утверждалось, что латвийское правительство дало отрицательный ответ на вопрос, вступит ли военная договоренность в силу в случае, если Эстония решит оказать сопротивление, а латыши настаивают, что такой вопрос не ставился.

Говорили, что главнокомандующий литовской армией генерал Раштикис сразу после нападения на Польшу выступил с инициативой создания Балтийского военного союза, но Эстония и Латвия отказались от него из-за опасений, что такое действие Советский Союз может расценить как провокацию. Балтийский военный союз располагал бы примерно двадцатью дивизиями.

2 октября министра иностранных дел Латвии Мунтерса вызвали в Москву, а через три дня был подписан Договор о взаимной помощи между Латвией и Советским Союзом.

10 октября настала очередь Литвы, и таким образом открылась дорога для русской оккупации всех стран Прибалтики.

Советский Союз оставлял Финляндию напоследок, зная, что она будет более жестким противником, чем маленькие Прибалтийские страны поодиночке.

2 октября, в день подписания договора с Латвией, посланнику Финляндии в Москве было предложено просить правительство направить в Москву полномочного представителя для обсуждения конкретных политических вопросов, ставших актуальными в связи с началом войны. Одновременно было высказано пожелание, чтобы министр иностранных дел приехал сам, и ответить потребовали как можно скорее. 8 октября посланник Советского Союза в Хельсинки срочно потребовал ответа – Москва была очень обеспокоена задержкой. В это время у советского правительства дел было невпроворот, поскольку, среди прочего, велись дискуссии с турецкой делегацией, которые, казалось, застопорились.

Было очевидно, что Финляндия не могла оставаться совершенно неактивной в начале войны между великими державами. 1 сентября я просил разрешить призвать в войска прикрытия и ВМФ ряд резервистов. Эти резервисты были демобилизованы в августе. Разрешение было получено, и меры приняты немедленно. По моему совету правительство в конце сентября решило повысить подготовку офицерского и унтер-офицерского состава, демобилизованного в 1938 году, и они были призваны на сборы в три смены в течение осени. Но после того, как советское правительство пригласило финское правительство для переговоров, возникла необходимость оказать дипломатии всю ту поддержку, на которую были способны вооруженные силы. 6 октября все войска прикрытия были мобилизованы и незамедлительно переброшены в приграничный округ. На Аландах тоже находился гарнизон. Ввиду подготовки, идущей за русской границей, я предложил

11 октября курсы усовершенствования личного состава, на которые личным приказом были призваны контингенты резервистов. Эти учения, начавшиеся 14 октября, на самом деле представляли собой замаскированную мобилизацию. Приграничные районы были эвакуированы, из находящихся в опасной зоне городов выселена часть населения. Когда войска были направлены в места дислокации, финский народ мог с большей уверенностью ждать будущего.

Главой делегации, в задачу которой входило ведение переговоров с Советским Союзом, был выбран министр Паасикиви, посланник Финляндии в Стокгольме. Он хорошо владел русским языком и знал русских как переговорщиков. Во время переговоров о мире в Дерпте в 1920 году он блестяще представлял свою страну. Поскольку правительство не прикрепило к министру Паасикиви никакого военного советника, я по собственной инициативе предоставил в его распоряжение полковника Паасонена, одного из немногих наших экспертов по России.