- Государыня, новость какая! Ночью Зимний дворец осадили гвардейские полки и арестовали регента…
Цесаревна взволнованно:
- Ну, а дальше что? Кто это сделал?
- Генерал-фельдмаршал Миних.
- Ясно.
- Что же вам, матушка, ясно?
- Миних объявит правительницей принцессу Анну при ее сыне.
- А гвардейцы шли на Зимний, думая о вас.
- Обо мне? Ну, конечно!
- И теперь пребывают в смущении.
- Они не виноваты. Это Миних. Теперь у него вся власть, как у Надир-шаха, то бишь Фридриха II. Поди. Пусть никто ко мне не входит. Мне нужно помолиться.
- Миних – славный полководец?
- Воинственный. Только от его побед пользы для России не было. Поди.
Оставшись одна, садится к зеркалу:
- И он – мне враг, как и Остерман. Небось, заболел и выжидает, что будет. А ведь странно, почему Миних никогда не обращал на меня внимания? Находил легкомысленной? Счастливый в браке, впрочем, он и за другими женщинами не ухаживал. Привлекая их внимание, невольно чуждался всех? И меня?
Цесаревна вскакивает на ноги:
- Вот тут-то он ошибся. Обманул гвардию и себя, видит Бог!
4
Спустя какое-то время. Лесток и цесаревна.
Лесток:
- Сместив Бирона, Миних заболел и тяжко, говорят…
Цесаревна:
- Теперь вся власть, поди, у Остермана… О, хитрый старый лис! Хотел женить племянника на мне, чтоб только сохранить свое влиянье, а умер он, взойти бы мне на трон, а он пошел на услуженье Анне, одной, другой, им выдуманной, верно, каналья, став с тех пор моим врагом.
- Остерман действительно действует как ваш враг… Я могу перечислить его вины… Подписав духовное завещание Екатерины I и присягнув исполнять его, он изменил присяге; после смерти Петра II и Анны Иоанновны устранил вас, государыня, от престола…
- Дважды, каналья!
- Это он, Остерман, сочинил манифест о назначении принца Иоанна Браунгшвейгского, то есть о возведении на трон Ивана VI…
- А сейчас это он несомненно посоветовал Анне Леопольдовне выдать меня замуж за брата ее мужа Людвига, убогого принца, с обещанием сделать нашей вотчиной Курляндию, а меня герцогиней. Поскольку новый герцог Курляндии Бирон сослан… Какая честь мне после Анны Иоанновны стать герцогиней Курляндской! А ведь Анна обрадовалась искренне, увела меня из зала таинственно и радостно, как общается со своей подругой Менгден, чтобы сообщить новость, прозвучавшую для меня оскорбительно.
- Поэтому вы и ответили так сильно: «Никогда!»
- Сегодня я бы не вышла и за французского короля!
- В самом деле?
- Женщина выходит замуж за корону или мужчину?
- Но вы не можете выйти замуж за вашего камердинера, пусть он мужчина хоть куда.
- Тсс! Есть темы, какие я не обсуждаю со своим доктором.
- Я знаю свое место, хотя ум и опыт расширяют поле моей деятельности, и вы мне доверяете переговоры с иностранными послами.
- Персидский посланник приехал с дарами всем членам царского дома, одну меня обошли подарками… Остерман сделал это с целью унизить меня, - вскипает цесаревна с широкими шагами по всей гостиной. - Он забывает, кто я, и кто он, забывает, чем он обязан моему отцу, который из писцов сделал его тем, чем он теперь есть, но я никогда не забуду, что получила от Бога, на что имею право по своему происхождению.
- Люблю, когда вы гневаетесь! Величия вам не занимать.
- И гнев моего отца вам был люб, Арман?
- О, нет! Не шутите. Я говорю о том, что ваша обычная веселость и красота даже смущали, точно пояс Венеры не давал вам покоя…
- Пояс цесаревны!
- Да, точно! А теперь все чаще вы исполнены величия. Быть вам императрицей!
- Арман, вы веселы, общительны, только, ради Бога, не болтайте лишнего.
- Это я знаю. В отношении вас я даже Миниха не испугался и отказался присмотреть за вами.
- Вы разумно поступили, Арман. А то бы вам пришлось присматривать и за доктором Лестоком.
- И правда! А сейчас о деле, за которое лекаря колесуют, если я донесу на него. Нолькена отзывают.
- Что это значит?
- В Швеции, очевидно, решили, что его переговоры с вами зашли в тупик.
- Я опасаюсь упрека народа, если ради достижения престола нанесу урон России, от завоеванных отцом земель не отщипну ни пяди. Готова заплатить деньгами, если они действительно окажут мне помощь.
- Это и есть тупик. Следует ли шведам начинать войну, да еще на деньги Франции, если от России не будет уступок?
- Это не повод отзывать посла. Что если шведы получили субсидию от Франции и готовы начать военные действия?
Входит камергер Воронцов, первый среди других камергеров, можно сказать, министр двора ее высочества.
- Вы чем-то взволнованы?
- Ваше высочество! Пришли известия о начале военных действий. Явился неофициально, как говорит, Миних. Как понимаю, тайно.
- Он снова на ногах, но не на коне? И он хочет переговорить со мной тэт-а-тэт?
- Да.
- Остерман его достал. Но игрушкой в руках Миниха, как и Бирона, я не буду.
Лесток, собравшись было выйти, вмешивается в разговор:
- Государыня, вам нужен офицер, за которым пойдут гренадеры.
- Гренадеры пойдут за мной и без офицеров, если я позову их.
- Но дабы позвать, нужен офицер.
- Миних уже сделал свое дело. Послушаем, что он скажет.
Воронцов и Лесток выходят, в дверях приглашая Миниха войти.
Цесаревна со вниманием:
- С выздоровлением, ваше сиятельство!
- Благодарю вас, Елизавета Петровна! Не все рады моему выздоровлению. Особенно шведы. Весьма самонадеянно затевать войну на чужие деньги, это же не пушки и снаряды, какие есть. Им нужна победоносная война, а начали с поражения.
Цесаревна невольно обрадовалась, забыв о целях войны.
- Мы шведов побили!
- А говорят, война затеяна ради вас! – воскликнул в свою очередь Миних.
- Это политика европейских стран, преследующих свои цели. Так я им поверю, что они заинтересованы в том, чтобы на русский престол взошла дочь Петра Великого. Им ведь несдобровать.
- Государыня цесаревна! А вы правы, видит Бог! Ах, что же я наделал? Я вижу императрицу в короне, которая вам принадлежит по правопреемству. Я остановился на полпути, поэтому Бог покарал меня. Велите исправить ошибку!
- Вижу, ваше раскаянье искренне.
- Кто у вас смотритель дома? Урядник Щегловитый. Его сюда назначил я, по просьбе Анны Леопольдовны. Она ужасно вас боится.
- Не на своем месте, вот и боится, как Анна Иоанновна. Следят за каждым моим шагом и за каждым, кто приходит в мой дом. О вашем посещении, верно, уже сообщили.
- Государыня, велите сделать то, что почту за честь!
- Сударь, с моей точки зрения, ваша честь, как и Остермана, уже запятнана. Если ваше раскаянье искренне, вы поймете меня.
- Мое раскаянье искренне. Все останется между нами. Примите к сведению, верный вашему высочеству полк отправляют на театр военных действий. Я ухожу от вас в полном восхищении. Если что, дайте мне знать.
- Не беспокойтесь, сударь. Такой ли вы человек, кто раздает короны? Если я захочу, сама могу взять то, что предназначено мне по рождению.
5
Смольный дом. Обычная суета, но камергеры обеспокоены, обсуждают содержание манифеста. И ожидают возвращения цесаревны с приема при дворе.
Маски, выглядывая из-за жалюзи, обсуждают, что происходит:
- Петр Шувалов накидывается на Лестока за манифест, в котором все ложь.
- Воронцов вступается за Лестока, утверждая, что манифест – это декларация политики Франции и Швеции, в чем ее высочество соблюдает свои интересы и интересы России…
- Александр Шувалов высказывает опасения, что пресловутый манифест – это прямая угроза существующему порядку, и она для властей исходит не от шведов, которых побили, а ясно от кого, от цесаревны. Ситуация становится предельно опасной!
Петр Шувалов:
- Участие в заговоре иностранных послов замечено… И Лестока, которого Нолькен приглашал к себе как врача, когда заметил, что за ним следят… При этих обстоятельствах этот манифест, в котором сообщается, что шведская армия вступила в русские пределы для получения удовлетворения за многие неправды, сочиненные министрами-иностранцами, и теперь хочет освободить русский народ от ига и жестокостей чужеземцев. Каково? Там слова о «незаконном наследстве» и о желании шведов предоставить русскому народу свободное избрание законного и справедливого правительства. Здесь же все ясно. Любая власть при подобных обстоятельствах должна действовать незамедлительно.
Лесток, вскрикивая от отчаяния:
- Меня могут арестовать теперь во всякую минуту!
- Промедления здесь можно объяснить лишь растерянностью Остермана. Очевидно, у него разыгралась подагра или что-то в этом роде. Возбудив негодование цесаревны из-за подарков старый лис поджал хвост?
- Здесь Франция и Швеция против него лично, как министра-иностранца! Парадокс! Наверняка Остерман слег, чувствуя, что доигрался.
Цесаревна по возвращении, взволнованная и веселая, представляет в лицах встречу с Шетарди и разговор Анны Леопольдовны с нею.
- Вы знаете, чем закончились мои переговоры со шведским послом: Нолькен уехал ни с чем. Мои тайные встречи с Шетарди выродили манифест, который мог иметь какой-то смысл лишь при победах шведов, чему не бывать. Зато манифест напугал Остермана до колик в животе, а правительница сочла за благо переговорить со мной.
Анна: «Я решила просить французского короля, чтобы он отозвал Шетарди из России. А потому настоятельно советую вам более не принимать этого человека и не общаться с ним».
Я: «Как я могу это сделать? Откажу раз, два, сказавшись больной. Но мы можем просто столкнуться на улице».
Анна: «И все-таки вы не должны видеться с Шетарди».
Я: «Можно все устроить гораздо проще. Прикажите Остерману, пусть он сам скажет Шетарди, чтобы тот более ко мне не ездил».
Анна: «Шетарди лицо официальное, не следует его раздражать. Он начнет жаловаться, а это дело политическое».