Я: «Как частное лицо политикой я не занимаюсь».
Анна явно осердилась: «Слышала я, матушка, что вы имеете корреспонденцию с неприятельской армией и будто ваш доктор ездит к французскому посланнику и с ним фикции в той же силе делает. Мне советуют немедленно арестовать доктора Лестока. Я всем этим слухам о вас не верю, но надеюсь, если Лесток окажется виноватым, то вы не рассердитесь, когда его задержат».
Лесток:
- Я пропал!
- Естественно я все отрицала, обещала разобраться и дать объяснения правительнице. Я сделала это так, что обе были растроганы до слез.
Лесток:
- Я пропал. Мне домой идти нельзя.
- Успокойтесь, Арман. Сначала выслушают мои объяснения. Затевать дело против меня при нынешних обстоятельствах в Европе Остерман не решится. Утро вечера мудренее.
6
Смольный дом. В палате – большой комнате для приемов и балов – звучат звуки музыки. Идут уроки танцев с участием пажей и фрейлин, главным образом, для Алексея Разумовского, с которым отдельно занимается танцмейстер, обучая не только движениям, но и манерам, в присутствии цесаревны, очевидно, без нее камердинер не проявлял послушания и старания, подчиняясь беспрекословно только ее желаниям.
Впрочем, сама цесаревна занималась тоже, только не танцами, а музыкой со своим старым учителем музыки Шварцем, который был посвящен во все ее горести. Он появляется рядом с цесаревной лишь один раз, но, верно, недаром в самый ответственный момент в ее жизни.
Шварц со скрипкой на руках:
- Государыня, вы поглядываете на мою скрипку…
- Сыграйте что-нибудь из Моцарта. Мне надо подумать… Не просто помолиться, - я молилась все утро, - а найти решение.
- Решение вы давно приняли, - Шварц настраивает скрипку и начинает играть.
- Верно. С решением ясно. С юности я знала: по рождению мне предназначена высшая доля. Но что такое корона, когда при мне моя красота? Я упивалась ею, как никогда не буду упиваться властью. Теперь же мне нужна высшая власть для личной самозащиты и защиты отечества.
- Значит, вы решились.
Цесаревна в движениях танца:
- Все решено свыше. Я лишь выжидаю вещего знака. Вот тут становишься мнительной и пугливой, как во сне. Моцарт меня будит, чтобы я напрасно не томилась.
В палату входит камергер Воронцов, вслед за ним вбегает Лесток.
Лесток Воронцову:
- По гвардии приказ: быть в полной готовности для немедленного выступления к Выборгу.
Воронцов:
- Это я тоже слышал. А ее высочество еще не знает, видно.
- Я тайно заехал к Шетарди…
- Как это вас там не схватили.
- От генерала Левенгаупта никаких известий.
- Нашли шведы генерала, которого мы били на всех сражениях.
- Шетарди умывает руки. Сам опасается высылки со скандалом. А мне как быть? – Лесток в танцевальных движениях приближается к цесаревне.
Цесаревна, пребывая в раздумьях под музыку Моцарта, запрещает Лестоку подходить к ней.
Лесток в полном отчаянии изображает, как гвардию отправляют в поход.
Цесаревна показывает рукой: всем собраться у нее после ужина.
Сбор после ужина в гостиной цесаревны.
- Почему после ужина?
- Важные решения нельзя принимать на пустой желудок.
- Цесаревна решилась?
- А мы?
Лесток рисует на игральных картах две картинки. На одной цесаревна в монастыре, ей обрезают волосы; на другой она на троне в короне.
Цесаревна, вспыхивая:
- А тебя, негодяй, четвертуют. На этот раз не отделаешься ссылкой.
- Милостивая государыня, я на все готов. Уж такой я человек. Что в руках лекаря, что палача отдать концы – все едино. Я-то думаю, что я еще в графы выйду, по вашей милости.
Петр Шувалов:
- Весь вопрос в том, кто поведет гвардию за собой.
Александр Шувалов:
- Или за кем гвардия последует?
Воронцов:
- Подлинно, это дело требует немалой отважности, которой не сыскать ни в ком, кроме крови Петра Великого.
Цесаревна, выпрямляясь во весь рост:
- Ни Бирон, ни Миних мне не понадобились. Я знаю, у гренадеров Преображенского полка я своя, крестная мать молодой поросли. Кто со мной?
- Мы все…
- Лесток как врач, Шварц, мой старый учитель музыки, и министр двора Воронцов, я прошу вас сопровождать меня в казармы. Сейчас рано. Около полуночи надо подать знак гренадерам. Они придут за нами.
В палате на сценической площадке появляются маски.
Маски, словно воочию наблюдают события ночи:
- Явились гренадеры тотчас! Верно, уж сговор был собраться в эту ночь. Пришла пора, и цесаревна робость отбросила, пускаясь, как и в танце, свободная от страхов и сомнений!
- Да робкой и трусливой не была! С чего бы это, с поясом Венеры, и цесаревной в высший свет вступив, веселая и чуждая интриг?
- Всяк судит по себе, но красота свободна, безбоязнена она, не страх, а чуткость лишняя волнует и совершенства высшего взыскует.
Явились гренадеры: «По знаку вещему явились: мы готовы вызволить вас из тюрьмы, во что дворец ваш превратили!»
ХОР МАСОК
Елизавета вышла к гренадерам,
Прекрасная Венера и Минерва,
Величием богинь осенена
И трепетна, как счастье и весна!
«Вы знаете, зачем призвала вас я?»
«Заждались повелений мы, как счастья,
Какое выпало и нам!»
«Сейчас я помолюсь и выйду к вам!»
Гренадеры маршевыми и боевыми движениями подтверждают готовность к выступлению, с неистовыми клятвами в верности ей, дщери Петра
Молитва цесаревны:
В борьбе за отцово наследство,
В чем вижу Правду свою,
Я крови ничьей не пролью
И буду всегда милосердна!
Казнить никого, хоть прощенья нет,
Даю я пред ликом твоим обет.
Выходит к гренадерам с крестом и приводит их к присяге:
- Теперь же идти вам велю в полной тихости в казармы собирать роту. Я приеду вслед за вами.
ХОР МАСОК
Кирасу на платье надела Венера,
Над нею, уж верно, с Олимпа смеялась Минерва,
И в шубе на сани, а с нею и двор:
Со Шварцем тут Лесток и Воронцов,
Из самых близких, нужных для дела.
А ночь вся светилась заиндевело.
В казармах свои на часах.
И радость у всех на устах.
Отправились тотчас – из Смольного в Зимний.
Мороз, а полозья уж пели гимны!
Голоса в ночи:
- К дворцу нам лучше подойти пешком.
- И надо забрать без лишнего шума приверженцев Брауншвейгской фамилии. Все они здесь живут поблизости у дворца.
- Отправить тридцать гренадеров к Остерману!
- Арестовать Миниха, графа Головкина, барона Менгдена, обер-гофмаршала Левенвольде, морского генерала-комиссара Лопухина… Кого забыли?
- Никто более не выступит за Брауншвейгскую фамилию.
- Государыня цесаревна! Позвольте, мы понесем вас на руках?
- Обыкновенно я быстро хожу, да кираса и шуба мне мешают поспевать за вами.
- На шубе, как на скатерти-самобранке, вы взлетайте, а мы будем за вами поспевать! За такую честь и смерти нестрашно.
- Никаких смертоубийств! Я поклялась не подписывать смертных приговоров.
- В караульне тихо. Поди, все спят.
- Входите без шума и мирно. Я за вами сразу войду.
- Опасно!
Цесаревна скинула с плеч шубу:
- А кирасу, как вериги, зачем я надела? Никто не посмеет на меня поднять руку. Я объясню, с чем я пришла.
- Вам достаточно показаться, особенно в кирасе, и всем ясно: Венера прислала Минерву вступиться за ее права!
Солдаты в караульне ничего понять не могут, но слышат женский голос и видят красавицу цесаревну в зимней шапке и кирасе.
- Оставайтесь все на месте. Вы знаете, кто я? Я пришла восстановить справедливость, попранную недругами России у трона. Вам ничего не будет, вы не виноваты. Служите, как прежде России и мне. Согласны?
- Молчание – знак согласия.
Один из офицеров, взглядывая на других, всего их четыре:
- Мы, офицеры, останемся верны присяге!
Солдат направил на офицера штык, Елизавета отвела рукой штык.
- Сопротивление оказывать бесполезно. Дворец окружен. Все вы останетесь живы. С новой присягой также будете служить России. Я иду к сестрице, которая оказалась игрушкой в чужих руках. Дорогу я знаю.
За цесаревной последовали гренадеры до спальни Анны Леопольдовны.
– Сестрица, пора вставать!
Анна Леопольдовна недовольно:
– Что вы здесь делаете?
Цесаревна в кирасе и гренадеры за нею – все было ясно Из постели в чепце Анна Леопольдовна опустилась на колени:
- Ради Бога! Со мной что хотите, но детям…
- Никому я не причиню зла. Я увезу вас с детьми и вашей подругой Юлией Менгден в Смольный дом.
В спальню принесли младенца-императора.
Цесаревна поцеловала его со словами:
- Бедное дитя, ты вовсе безвинно! Твои родители виноваты.
Маски наблюдают, как в палате собираются важные сановники.
- Здесь генерал-прокурор князь Трубецкой, начальник Тайной канцелярии Ушаков, адмирал Головин, князь Черкасский.
- Они сами пришли..
- Здесь Бестужев Алексей Петрович. Он, верно, опасался ареста. Его вызвали. Лесток его привечал, предлагая Елизавете Петровне назначить его на место Остермана.
В палату входит Елизавета Петровна в мужском костюме, как на охоте или маскараде, - вероятно, не было времени примерять платья, подходящие к случаю. Герольд с жезлом объявляет:
- Ее императорское величество Елизавета Петровна!
Императрица Елизавета Петровна, спокойная, исполненная величия, улыбалась одними глазами, сверкавшими веселым восхищением торжества прекрасной молодой женщины в зените ее совершенства и красоты.
Сановники, со сна и с мороза еще не совсем пришедшие в себя, особенно не изощрялись в выражении подданнических поздравлений словом, тем выразительнее выступали в телодвижениях галантного века, в апофеозе касаясь губами прекрасной руки новорожденной императрицы.