Приступ человечности миновал у Истормуна так же быстро, как и начался.
— Вы считаете себя невезучим, потому что я не оставляю вас в покое. Меня так и подмывает вырвать вам язык. Поверьте, в моих силах сделать вашу жизнь куда более неприятной, нежели вы полагаете ее в настоящее время. На вашем месте я бы подумал вот о чем: эксперимент с вами еще не закончен, и я не могу позволить вам умереть до его завершения.
— У вас органы человека, стоящего одной ногой в могиле. Но сердце ваше будет преспокойно биться в теле тридцатилетнего мужчины. А мои маги с каждым днем приближаются к решению проблемы с вашей мускулатурой, кожей и костями. Вы, Гаран, имеете все шансы стать первым бессмертным человеком, но при этом продолжаете скулить и жаловаться на свое долгожительство.
— А вы вообще были когда-нибудь человеком? — спросил Гаран. — Какую такую сделку вы заключили, что честь, стыд и стремление к свободе не затронули вашего сердца?
Истормун фыркнул, умудрившись вложить в этот звук все свое презрение и одновременно показать, что не намерен больше разговаривать на эту тему.
— Вам вряд ли захочется узнать подробности этой сделки, больше того, вы их уже знаете, — заявил лорд-маг, и Гаран готов был биться о заклад, что этот живой скелет в просторных одеждах непроизвольно содрогнулся.
— По крайней мере, у вас был выбор, — сказал он.
Истормун вышел из-за стола и остановился перед Гараном.
— Да, был. Но теперь у меня нет времени на честь или свободу. Меня интересуют только завоевания и власть. — Истормун наклонился, так что глаза его оказались на одном уровне с глазами Гарана, и в ноздри последнему ударил характерный запах плесени. — А вы — очередная ступенька в моем восхождении к вершинам власти на Балайе.
— Подарите мне новый меч, да? Жду не дождусь увидеть страх на лицах ваших врагов, когда я заковыляю к ним.
Истормун вновь зарычал.
— В этой земле есть нечто такое, что обеспечивает эльфам их долгую жизнь, и я найду это семя и посею в вас, даже если мне понадобится для этого еще сто пятьдесят лет. Так что вы будете жить долго, Гаран, и своими глазами увидите рождение новой расы людей. Тех, кого я наделю долгой жизнью, колоссальной силой и быстротой. Несокрушимых. Верных. Покорных.
Наконец-то Гаран узнал правду и понял, чем объяснялись пытки последних ста пятидесяти лет. Он сдерживался изо всех сил, чтобы не рассмеяться лорду-магу в лицо.
— Вы пытаетесь слепить эльфа из моего тела, чтобы собрать армию таких, как я, и захватить власть в Триверне? А вы ведь и впрямь конченый идиот, а?
Глаза Истормуна потемнели, а с ладоней сорвались молнии.
— Вы могли бы встать вместе со мной во главе доминиона, — обронил лорд-маг. — Но каждое ваше оскорбительное слово я припомню, так что вы отправитесь на свалку, когда мне надоест возиться с вами.
— Моя смерть не может быть слишком близкой.
— Смерть? Нет, Гаран, иначе она станет для вас наградой, а не наказанием. — Истормун торжественной поступью подошел к окнам и уставился на тропический лес. — Наша сегодняшняя встреча подошла к концу. Следующий сеанс лечения может показаться вам неприятным, зато он придаст силы вашим ногам. Иначе вас ждет паралич.
Гаран похолодел. Истормуна можно было назвать кем угодно, но он был человеком слова. Впрочем, шанс, что его все-таки удастся спровоцировать, оставался всегда.
— С нетерпением жду возможности приползти на следующую встречу с вами на руках, — съязвил Гаран.
— Иногда мне кажется, что все мои усилия по поддержанию работы вашего мозга пропали втуне, — холодно заметил Истормун. — Вы видите куда меньше, чем должны.
— В самом деле? — Гаран поднял дрожащую руку и погрозил колдуну искривленном артритом пальцем. — Например, сейчас я вижу, что вы не находите себе места. Вы нервничаете, но отнюдь не из-за меня. А еще слышу, как вы без конца щелкаете пальцами.
Истормун пристально взглянул на него, и Гаран вдруг понял, что колдун очень устал; в его ввалившихся глазах, окруженных темными кругами, появилось новое выражение.
— Очевидно, ваши собратья не желают оставить вас в покое; а расстояние для продолжительных дебатов слишком велико, верно? — предположил Гаран.
Ему срочно нужно было прилечь. Одно только присутствие Истормуна буквально вытягивало из него силы. Но сейчас наступил один из тех редких моментов, когда лорд-маг был явно чем-то озабочен. И Гаран не намеревался позволить каким-то ста семидесяти годам почтенного возраста помешать ему еще немножко поиздеваться над колдуном.
Взгляд Истормуна стал напряженным и сосредоточенным, и Гарану показалось, что у него задымилась кожа на лице.
— Вот те на, — продолжал он. — А ведь вам и вправду пришлось несладко, не так ли? И чего же маги Круга потребовали от вас на этот раз?
— Я не намерен обсуждать подобные вещи с вами.
— Что ж, в таком случае мне, пожалуй, пора.
Гаран представил себе, как будет подниматься со стула. Перспектива вырисовывалась, прямо скажем, не радужная. Он боялся, что ноги у него прихватило судорогой, а голова отчаянно кружилась. В последнее время это случалось с ним частенько, особенно после умственного перенапряжения.
— А вам никогда не приходило в голову, что, будучи единственным человеком, находившимся здесь с самого начала, я могу посоветовать вам кое-что дельное? — осведомился Гаран, надеясь еще хоть ненадолго отсрочить процесс вставания на ноги.
По лицу Истормуна мелькнула тень и тут же исчезла.
— Я не признаю за другими слабостей, — отрезал он. — Только невежество.
— Ага, — удовлетворенно протянул Гаран. — Значит, речь опять зашла о «тонком балансе сил» и «хрупком равновесии», верно?
Казалось, Истормун расслабился; немного, самую чуточку.
— Кое-кто в Триверне не желает признавать угрозу, которую представляют собой ТайГетен.
— Ага. Вот как можно объяснить паруса на горизонте. Полагаю, сюда плывут подкрепления, чтобы помочь вам поскорее покончить с ними.
Но Истормун отрицательно покачал головой.
— Это всего лишь рабочие.
— Чушь собачья. — Гаран вдруг понял, что испытывает давно забытые эмоции. Сочувствие. — Здесь и так все работает, как часы. Что происходит?
— Политика, — неопределенно ответил Истормун.
— Очередная чушь, — уверенно заявил Гаран, чувствуя, что близок к успеху как никогда. — Я горжусь тем, чего мы здесь добились. Я ненавижу вас за то, что вы не даете мне умереть, но, по крайней мере, я вижу плоды своего труда. Если уж вы намерены и дальше заставлять мое сердце биться, то сделайте так, чтобы я мог быть вам полезным. Доверьтесь мне. В конце концов, разве я могу чем-то навредить вам?
— Помимо разговоров с вашим любимцем эльфом?
Гаран откинулся на спинку стула.
Все его тело пронзила жестокая боль и клещами впилась в голову. Каждый имеет право на одну-единственную маленькую тайну.
— Вы обиделись, словно маленькая девочка, — заметил Истормун. — После стольких-то лет вам давно пора бы знать, что от моего внимания не ускользает ничто.
— Он не оставляет следов, — прошептал Гаран.
— Как воин — да, не оставляет. Но в качестве мага его отпечатки кричат громким голосом и сохраняются очень долгое время. Так что вы там только что говорили?
— Вы все прекрасно расслышали. — Гаран оттолкнулся от стула, с трудом поднимаясь на ноги, и покачнулся от боли, волной прокатившейся по телу. Его едва не стошнило. — Я устал и ухожу.
В голове у Гарана зашумело. Он чувствовал себя измочаленным и обманутым.
— Передайте своему другу — пусть держит своих подопечных на привязи. Они ходят по лезвию ножа, и я — единственный, кто не дает прихлопнуть их, как мух.
— Вас послушать, так вы чуть ли не делаете им одолжение, — вновь съязвил Гаран.
— Просто передайте ему мои слова.
— Нет. У него и без вас есть чем заняться.
— Не вынуждайте меня применять силу, Гаран.
Бывший главнокомандующий рассмеялся.
— Или что? Приберегите свои угрозы для тех, кто боится вас.
Глава 4
Неверно думать, что это случилось как-то вдруг. Подозреваю, эволюция началась многие сотни лет назад. Быть может, в тот самый день, когда мы впервые ступили на Калайус. И можно не сомневаться, что появление людей всего лишь ускорило этот процесс. Будет большой ошибкой полагать, что в противном случае связь между ними не стала бы настолько прочной. Как интересно, не правда ли? Но будьте осторожны с ними. Их разум уже не принадлежит эльфам. Боюсь, что со временем они станут еще более непредсказуемыми.
Серрин — потому что он по-прежнему думал о себе, как о Серрине, хотя это было имя из другой жизни, которая теперь виделась ему только во сне, — присел на корточки рядом со своей напарницей. Он ощущал исходящее от нее тепло под гладкой черной шерстью. Он чувствовал, как с каждым вздохом вздымается грудь пантеры. Он делился с нею всем, что видел, а она разделяла с ним каждый запах, который улавливал ее чуткий нос.
Их разум стал общим, и это ощущение восторженного единения должно было оставаться безоблачным. Тот факт, что воспоминания прошлого притупили его, лишь добавлял горечи к охватившей его ярости. Впрочем, для напарницы все обстояло куда проще: в их охотничьи угодья вторглись чужаки, которым следовало преподать кровавый урок.
Грубые звуки присутствия людей и жестокой рубки векового леса они услышали задолго до того, как увидели или уловили что-либо. С ними вместе были еще пять пар Обращенных, каждая из которых затаилась под зеленым покровом настолько неприметно, что грубые органы чувств людей ничего не заподозрили.
А сами они видели и обоняли осквернение такого масштаба, которое и в мыслях не могли себе представить: организованную вырубку зеленых насаждений, после которой на гигантских пустошах не оставалось ни травинки. Пройдут долгие десятилетия, прежде чем лес найдет в себе силы зализать эти раны. Река Икс задыхалась под тяжестью барж, сетей и плотов, сплавляющихся по ней на север от Исанденета. Люди безжалостно принуждали рабов отнимать жизнь у природы, которой Инисс одарил эльфов.