— Тогда ты меня поймешь. А дядя Аристарх — Сенькин пра-пра и еще, не знаю, сколько там раз пра, — дедушка.
— Но с тех пор столько времени прошло, а они даже не старые.
— Здесь много для тебя необычного. Придет время и у вас будет так же. Когда-нибудь, вы тоже научитесь жить вечно.
— Вечно?! Но тогда на Земле не хватит всем места.
— Места всем хватит. Если вы не погубите свой Мир, ваши ученые откроют тайны параллельных пространств. Места на Земле сколько угодно. Здесь ведь та же Земля, что и у вас, но в других пространственных измерениях. Да и другие планеты вы заселите. Хотя, не знаю, может и не будет в этом нужды. Мы другие планеты не заселили, хотя и есть у нас и звездолеты.
— Звездолеты?! — Вовка даже остановился от неожиданности. Надо же, машин нет, а звездолеты есть.
— Ну да. А чего такого? — говорит Кирилл. — Они уже могут летать к другим галактикам. Но нам пока и в нашей галактике хватает что изучать. Кстати, наши звездолеты и у вас иногда появляются, вы их называете НЛО.
— Ничего себе! Ну ладно, но тогда почему, если у вас все живут вечно, даже не старятся, почему же Хранитель — старик?
— Ему по статусу положено. Это типа имиджа. Ведь он один из самых могущественных магов. Он может выглядеть так, как захочет.
За разговорами Вовка не заметил, как они дошли до перекрестка.
— Вот и Луговая, — сказал Кирилл.
Улица Луговая оказалась одноэтажной. Там стояли обычные бревенчатые домики прямо как в деревне Кошелихе, где раньше Вовка каждое лето отдыхал с мамой. Разница лишь в том, что вдоль улицы пролегала мощеная камнем дорога, а не песчаная как в Кошелихе.
Между дорогой и домами была просто земля, поросшая травой с желтыми одуванчиками и белыми ромашками. Около домов, у заборчиков, стояли скамейки, просто врытые в землю бревнышки, с прибитой между ними доской. На скамейках и на завалинках домов сидели обычные на вид бабушки. Они о чем-то разговаривали. В общем, все как в Кошелихе.
Около домов резвились малыши; они копались в песке, катались на трехколесных велосипедах, просто бегали друг за другом. На улице было много зелени: деревья, кустарники, трава, много цветов. Во дворах росли плодовые деревья, на которых висели еще не созревшие яблоки и груши, вишни и сливы и еще какие-то плоды, которых Вовка никогда раньше не видел.
Все вокруг навевало чувство умиротворения и… тоски. Тоски, — потому что Вовке, вдруг, тоже захотелось жить на такой вот уютной, наполненной светом, радостью и добротой улочке, в каком-нибудь маленьком домике. И еще, чтобы в этом домике жила его мама, а еще папа… и Кирилл. При чем тут Кирилл, Вовка и сам не мог понять.
Вовка шел с Кириллом по дороге, спускавшейся под горку. Вот и конец улицы, а там, дальше, блестит на солнце неширокая речка с небольшим песчаным пляжем. На другом берегу речки стоит лес. Справа и слева от пляжа раскинулись необозримые луга с перелесками.
На пляже Вовка увидел компанию из трех мальчишек и двух девчонок. Они играли в волейбол. Играли как-то неумело, а может, просто никто никого не старался обыграть. Мяч чаще ударялся в сетку, натянутую между врытыми в песок столбами, чем перелетал через нее. Стоял веселый гвалт.
— Сейчас я тебя познакомлю с моими друзьями, — почему-то шепотом, сказал Кирилл, — только ни в коем случае не называй им свою фамилию. Ладно?
— А почему? — удивился Вовка.
— Так надо. И помни, что это очень важно, так что ни в коем случае. Скажешь, будет непоправимая беда. Потом, может быть, ты узнаешь, почему так было нужно.
— Ладно, договорились.
— Привет честной компании! — крикнул Кирилл. Все обернулись на его голос.
— Ребята, Кирилл пришел! — радостно закричала одна из девчонок.
Вся ватага радостно побежала навстречу. Вовку и Кирилла обступили со всех сторон. Стали расспрашивать Кирилла, почему его так долго не было. А Кирилл ответил:
— Ребята, у меня было много дел, я потом все расскажу, а пока, познакомьтесь. Это мой новый друг, его зовут Вова.
Вовка довольно быстро перезнакомился со всей компанией. Сенька был самый старший. Ему еще полгода назад исполнилось двенадцать лет. Несмотря на это, было видно, что Кирилл пользуется в компании самым большим авторитетом.
Младшему, Шурику, девять лет, а его сестре Маришке — почти одиннадцать, как Кириллу. Они оба выделялись среди остальных темным, почти южным загаром. На фоне загара их темные, хотя и выгоревшие на солнце волосы и брови, казались неестественно светлыми. У обоих — карие глаза, оба шустрые и веселые, они постоянно смеялись над каждой шуткой десятилетнего Алешки Шаповалова, по прозвищу «Шаляпин».
Это прозвище Алешка получил, по-видимому, из-за фамилии. Потом, правда, Кирилл рассказал Вовке, что Алешка — солист городского детского хора. Так что, может быть, дело тут не только в фамилии.
Машка Клюквина, по сравнению с остальными, казалась очень тихой, даже трусихой. Казалось, что она боится даже громко разговаривать. Но это было обманчивое впечатление. Вовка узнал о Машке такое, что сразу ее зауважал. Оказывается, полгода назад она бросилась в горящий дом и спасла своего годовалого братика. Случилось это… в его, Вовкином Мире, недалеко от Москвы. Дома там специально поджигали люди, нанятые бандитами. Это делалось для того, чтобы освободить землю под строительство коттеджей, магазинов, гостиниц. Бандитов прикрывали люди, обладающие большой властью, вот почему, преступникам все сходило с рук… до поры, пока ими не занялась прокуратура.
После того пожара семью Клюквиных приняли здесь, в Солнцеграде. В нашем Мире жить им стало негде, да и опасно.
Дело в том, что отец Маши каким-то образом узнал, кто устраивал пожары, и его могли просто убить, чтобы не было свидетеля.
На пляже пробыли не больше часа. Искупались, поиграли в волейбол. Потом Маришка предложила сходить на выставку художников.
— Там вчера новые картины художника Арсенина выставили, — сказала она, — интересно посмотреть.
— Точно! Давайте сходим, — поддержал ее Сенька. — Говорят, там и сам Дмитрий Дмитриевич будет.
— Как это? — удивился Вовка. — Ведь он же давно умер.
Ребята посмотрели на него с удивлением, а Кирилл объяснил:
— Вова, это он у вас умер, но Учитель в последний миг успел его забрать оттуда, из вашего Мира. Теперь Дмитрий Дмитриевич живет здесь, на улице Возрождения.
— Вот это да,… а, может, и моя мама здесь… и папа? — спросил Вовка с надеждой.
Кирилл тут же помрачнел. Он ответил не сразу, но ответил:
— Нет, Вова, здесь их нет… нигде нет… Когда погиб твой отец, мне всего четыре года было. А мама… я хотел перенести твою маму в наш Мир. Прости меня… у меня не получилось… я тогда не успел… опоздал… всего на сотую долю секунды опоздал… — Кирилл неожиданно отвернулся.
Все притихли, потому что понимали как Вовке сейчас тяжело. Вовка видел, что и Кирилл очень переживает из-за этого. Чтобы не затягивать возникшую паузу, Вовка сказал:
— Ладно, идемте на выставку?
— Я бы… я не хотел бы сейчас туда идти, — не оборачиваясь, каким-то странным, дрожащим, что ли, голосом возразил Кирилл.
— Почему? — удивилась Маришка.
— Не могу вам этого объяснить.
— Ну давай, сходим, — попросил Вовка. — Чего плохого, если мы посмотрим на картины?
Кирилл продолжал стоять ко всем спиной. Видимо, думал что ответить. Потом он повернулся лицом к ребятам. Вовка заметил, что вид у Кирилла какой-то странный: глаза как-то странно блестят, и лицо не просто грустное, а вообще стало таким, словно это не у Вовки, а у Кирилла горе какое-то случилось. В общем, Кирилл повернулся лицом к друзьям и к Вовке и сказал:
— Ладно, идемте. Только Вова пусть пообещает, что на мои картины будет смотреть только издали.
— А что, там и твои картины есть?! — удивился Вовка.
— Есть, только помни, что я тебе сказал. И не пытайся прочитать мою фамилию на табличках, даже издали не пытайся. Ребята, и вы ни в коем случае не произносите мою фамилию.
— Почему? — удивилась Маришка.
— Потому что иначе случится непоправимая беда. Вова, не обижайся, но так надо. Тебе ни в коем случае нельзя знать мою фамилию, а моим друзьям твою.
— Ладно, обещаю, что не буду читать. Только не понимаю, почему нельзя…
— Просто, так надо. Сейчас ты этого не поймешь. Может быть после…
Выставка располагалась во Дворце Искусств. Это величественное здание с колоннадой вокруг, выполненное в античном стиле, возвышалось над широкой площадью. Стены дворца украшал лепной орнамент. Около входа стояли две скульптуры атлантов, держащих на плечах каменный козырек над входом.
В залах оказалось немало посетителей, но шумно не было. Если кто-то и разговаривал, то очень тихо. Большинство посетителей просто тихо ходили по залам. Они останавливались около картин, подолгу их рассматривали. Картины были разные: пейзажи, портреты, натюрморты…
— Вон, смотрите — тихо сказала Маришка, — там картины Дмитрия Дмитриевича.
Она и Шурик подошли к стене, где висели картины Арсенина. Подошли и остальные. Вовка увидел на тех пейзажах знакомые места: лес, лесное озеро около деревни Кошелихи; а вот и его улица; утопающие в зелени аллеи парка.
Вовка смотрел на картины, как зачарованный. Он знал, что Дмитрий Дмитриевич жил в их городе. Он видел его картины и раньше. Он видел и самого Арсенина, когда тот приходил в школу на встречу с учениками. Это было давно, когда жива была его мама, когда жив был художник Арсенин. Но эти картины поразили Вовку. Они словно говорили, как Дмитрий Дмитриевич тоскует по родным местам, по местам, где он родился, жил… и умер…
— Здорово, Кирилл, — услышал Вовка знакомый из далекого прошлого голос. Все обернулись, Вовка тоже. Пред ними стоял художник Арсенин, только помолодевший. Он стоял и приветливо улыбался.
— Здрасте, дядя Дима, — ответил Кирилл.
— Что, понравились картины?
— Ага, здорово написано.
— А мне вот больше твои картины нравятся. Я тебе даже завидую. У тебя, Кирюха, великий талант. Твои картины нравятся всем. Здесь к кому ни подойди, только и говорят: «Картины Му…»