Неудачный вечер фашистского офицера
По состоянию на 1 ноября 1-й воздушный флот располагал в районе Ленинграда довольно значительными силами:
–
на аэродроме Сиверская базировались Ju-88A из I. и II./KG77 и KGr.806, а также Bf-109F из JG54 «Грюнхерц»; –
на аэродроме Дно – Ju-88A из III./KG77, II. и III./KG1 «Гинденбург»; –
на аэродроме Плескау-Зюд (Псков) – He-111H-5 из I./KG4 и III./KG4 «Генерал Вефер».Затем 8 ноября на аэродром Дно дополнительно прибыла еще и I./KG76, оснащенная пикирующими бомбардировщиками Ju-88A.
Над Ленинградом и его окрестностями периодически вспыхивали ожесточенные воздушные бои, в которых обе стороны несли потери. Так, 2 ноября три истребителя из 513-го ИАП ВВС Ленинградского фронта во главе с командиром звена двадцатидвухлетним лейтенантом Н.Г. Лесконоженко атаковали «шестерку» Ju-88A и, по советским данным, сбили два бомбардировщика. Затем уже сами советские самолеты попали под удар шести Bf-109F из JG54, пришедших на выручку «Юнкерсам». В ходе завязавшегося боя у Лесконоженко закончились боеприпасы, и он пошел на таран. Своей плоскостью он срезал хвост у одного из «Мессершмиттов», и тот врезался в землю. Вероятно, это был Bf-109F-2 W.Nr.12685 из 9-й эскадрильи JG54, который упал и сгорел около поселка Дубровка. Его пилот – ефрейтор Пауль Вензинг – погиб.
Советская версия этого боя гласит, что Лесконоженко затем протаранил еще один немецкий самолет, что, однако, не подтверждается сведениями противоположной стороны. И уже на сильно поврежденной машине он едва пересек линию фронта и плюхнулся «на живот». Тяжело раненного, находившегося без сознания летчика доставили в госпиталь, где он в тот же день и умер. Так и осталось неясным, когда он получил фатальные ранения – в воздушном бою, в момент тарана, или во время вынужденной посадки. Затем 27 декабря лейтенанту Н.Г. Лесконоженко посмертно присвоили звание Героя Советского Союза.
В это время немецкая авиация бесчинствовала не только над Ленинградом и Ладожским озером. Самолеты 1-го авиакорпуса продолжали периодически появляться над окрестностями Кронштадта и атаковали корабли в Финском заливе. В основном они вели борьбу с многочисленными дозорными катерами и кораблями вокруг острова Котлин.
Так, утром 1 ноября девять Bf-109F атаковали в районе маяка «Шепелевский» сторожевые катера И-22 и И-29. После пулеметно-пушечного обстрела последний катер затонул. На И-22 вышел из строя один из моторов, а сам катер загорелся. При этом погиб рулевой катера, а пять человек, в том числе командир, получили ранения. Тем не менее морякам удалось сбить огонь, запустить второй мотор и привести поврежденный И-22 в Кронштадт. Наибольшего же успеха в этот день немцы добились в районе острова Сейскари. Там были пущены на дно сразу три находившихся в дозоре торпедных катера: № 72, 82 и 102.
4 ноября немецкие самолеты аналогичным образом атаковали дозорный тральщик «Буек» старшего лейтенанта А.В. Гусельникова. В результате многочисленных попаданий корабль получил десятки пробоин, вышли из строя рулевое управление, компасы, орудия и пулеметы. В штурманской рубке вспыхнул пожар. Погибли командир, его помощник, почти все матросы получили те или иные ранения. Оставшиеся в строю члены экипажа во главе с лейтенантом В. В. Куликовым сумели устранить повреждения и довести изрешеченный тральщик до базы.
В ночь на 5 ноября с 18:39 до 23:48 по московскому времени люфтваффе произвели три подряд налета на Ленинград. По советским данным, в первом из них участвовало 6 самолетов, во втором – 1, в третьем – 18. Бомбардировщики подходили к городу со стороны Урицка на высоте 5 тысяч метров. Во всяком случае, такие данные выдали РЛС РУС-2. Которым, кстати, не удалось отследить, откуда взлетали самолеты. Траектория полетов проходила над Торговым портом – центром города – Новой Деревней, затем через Пискаревку и Купчино на юг и юго-запад. Пострадали сразу девять районов города: Московский, Володарский, Петроградский, Выборгский, Фрунзенский, Дзержинский, Смольнинский, Куйбышевский и Красногвардейский. В общей сложности, по данным службы МПВО, на Ленинград было сброшено 54 фугасные и 3193 зажигательные бомбы. При этом 15 фугасок не взорвалось. Удары наносились по военным объектам, больше всего пострадали завод имени Ленина, завод № 7, завод «Красный выборжец», станция Московская-Товарная и Финляндский вокзал. Всего в результате бомбежки в Ленинграде возникло 76 пожаров, погибло 16 человек, 63 получили ранения.
Помимо Ленинграда немцы в эту ночь бомбили Тихвин, Батьково, расположенное к юго-востоку от последнего, станцию Тальцы и окрестности Волховстроя[57].
В налетах на Ленинград участвовали и «Хейнкели» I./KG4 майора Клауса Нёске. В некоторые ночи экипажи совершали по два вылета, сбрасывая на различные цели тяжелые фугасные и зажигательные бомбы. Кроме того, с самолетов сбрасывались листовки, призывавшие жителей сдаваться немецким войскам. При этом летчики признавали, что налеты зачастую производились в плохую погоду, без подсветки объектов и точного целеуказания, вследствие чего точность бомбометания оставляла желать лучшего.
При этом потери группы в ходе всех этих вылетов оставались минимальными. В сентябре и октябре по боевым причинам не было потеряно вообще ни одного бомбардировщика. А вот тем же вечером 4 ноября, когда на Ладоге был тяжело поврежден сторожевик «Конструктор», обратно на аэродром Плескау-Зюд не вернулся He-111H-5 «5J+DM» обер-лейтенанта Вильгельма Велла из 1-й эскадрильи. Его экипаж был зачислен в списки пропавших без вести. Однако десять дней спустя – 14 ноября – в газете «Ленинградская правда» появилась статья, озаглавленная «Личность фашистского офицера», в которой рассказывалось об обер-лейтенанте Велле.
Оказалось, что над городом «Хейнкель» был перехвачен И-153 командира звена из 26-го ИАП ПВО младшим лейтенантом Алексеем Севастьяновым. Патрулируя над Ленинградом, он в скрещенных лучах прожекторов заметил силуэт двухмоторного самолета. Первая атака завершилась неудачно, пулеметные очереди прошли мимо. Когда летчик повторил заход, его внезапно ослепил луч собственного же прожектора, и он мгновенно потерял бомбардировщик из виду. Через некоторое время, восстановив ночное зрение, Севастьянов снова увидел самолет противника, правда, уже неизвестно, тот же самый или уже другой. Атака следовала за атакой, но все было бесполезно – пули таяли в темноте. Расстреляв в конце концов впустую весь боекомплект, он решил пойти на таран. Севастьянов пытался направить свою «Чайку» так, чтобы срезать хвостовое оперение «Хейнкеля». Немецкий экипаж увидел быстро приближавшийся истребитель, и пилот резко бросил машину влево, пытаясь уйти от удара. Однако было уже поздно, и биплан врезался в правую плоскость бомбардировщика. В итоге «Хейнкель» упал в центре города в Таврическом саду, а «Чайка» – на Басков переулок. Два немецких летчика благополучно выпрыгнули на парашютах и были взяты в плен, остальные погибли. Не пострадавший при таране Севастьянов тоже опустился на землю на парашюте.
«При отражении ночного налета ВВС противника на Ленинград летчик мл. лейтенант Севастьянов, после обстрела пульогнем и снарядами РС, таранил вражеский самолет Хе-111 в правую плоскость, а сам спасся на парашюте и остался невредим, – сообщало боевое донесение штаба ПВО войск Ленинградского фронта за 5 ноября. – Самолет противника горящим упал в 22.18 4.11.41 в бывш. Таврический сад. Из экипажа 2 человека сгорело и 2 выпрыгнуло на парашютах и взято в плен»[58]. Кстати, по советским данным, He-111H-5 обер-лейтенанта Велла был сначала освещен прожекторами и поврежден зенитным огнем и только потом атакован Севастьяновым. Более того, уже во время падения «Хейнкель» налетел на трос аэростата заграждения, висевшего на высоте 2 километра. При этом трос оборвался, а сам аэростат улетел восвояси. Таким образом, Веллу «посчастливилось» испытать на себе сразу три средства противовоздушной обороны, что было большой редкостью! А тот факт, что летчик после этого еще и выжил, вообще являлось настоящим чудом.
В ту ночь зенитчики израсходовали почти 3 тысячи снарядов калибров 76 и 85 мм. При этом 169-й ЗенАП вел заградительный огонь на подступах к Ленинграду, остальные части стреляли по целям уже непосредственно над городом с помощью прожекторов и звукоулавливателей. 2-й корпус ПВО при отражении налета на Тихвин расстрелял 932 снаряда.
Несмотря на то что Веллу удалось благополучно выпрыгнуть из самолета, он конечно же понимал, что впереди его все равно не ждет ничего хорошего. Еще какие-то минуты назад летчик представлял, что вскоре покинет зону зенитного огня и повернет на свой аэродром. Ну а там ждал ужин, сигареты, немного выпивки, а потом бурное обсуждение с товарищами последнего вылета, ну и сон в своем относительно комфортабельном бараке.
И тут жизнь Велла резко переменилась. Парашют стремительно опускал его в огромный, скрытый в темноте, но отлично различимый мрачный город. Сначала обер-лейтенант видел лишь смутные очертания улиц, каналов и яркие вспышки зениток, сверкавшие то тут, то там. Надо же, какое невезение! Выпрыгнуть не над своей территорией или, на худой конец, за линией фронта в лесу или поле, откуда есть шанс пробраться к своим, а прямо над той самой «большевистской твердыней», которую Велл и его эскадрилья каждый день пытались принудить к сдаче террористическими налетами.
Ведь нет ничего хуже для летчика-бомбардировщика приземлиться прямо там, где он недавно сбрасывал свои бомбы! Даже во время авиаударов по Лондону, где жители не испытывали таких страшных лишений, как в Ленинграде, бывали случаи, когда спустившихся на парашюте немцев растерзывала толпа. А чего было ждать Веллу здесь, в замерзающем и голодающем городе?!
Так или иначе, уже скоро летчик приземлился в сугроб на одной из центральных улиц. В любой другой ситуации каждый авиатор обрадовался бы удачному прыжку и приземлению. Но вот обер-лейтенанту Веллу было не до радости! Кое-как отцепив парашют, он огляделся и в сумрачном свете увидел приближающиеся фигуры. Это были голодные и изможденные ленинградцы. Те самые, кого Гитлер хотел уморить голодом, каждый из которых уже потерял одного или нескольких близких и друзей, умерших или погибших от бомб и снарядов.
Велл конечно же знал о том, что Ленинград голодает. Знал он из пропаганды и о зверствах, полной бесчеловечности большевиков. «Растерзают! Съедят!» – скорее всего, такими были его первые мысли при виде приближающейся толпы. Оставалось одно – бежать. Благо у жителей, в отличие от сытого и хорошо одетого немецкого летчика, попросту не было сил догнать его.
Так и бегал Вильгельм Велл по ленинградским улицам, пока не был схвачен патрулем дружинников на улице Маяковского. Учитывая ситуацию, это был для него наилучший финал! Он снова остался жив… Согласно одной из версий, вскоре после допроса в штабе ПВО туда привезли самого Алексея Севастьянова. Потом Веллу перевели, что это именно тот летчик, который сбил его. Немец воспринял это дружелюбно и даже подал Севастьянову руку, мол, уважаю асов. Однако сталинский сокол, по понятным причинам, в ответ руки не подал! Мало ли, чего скажут потом, с гитлеровцами, говорят, братался?! Ну а впереди было то самое «интервью» газете «Ленинградская правда».
С точки зрения пропаганды первое падение сбитого немецкого самолета в черте города имело огромное значения. Сотни жителей, несмотря на голод и холод, потянулись к Таврическому саду, чтобы полюбоваться на обломки «фашистского стервятника».
Остается в истории с «Хейнкелем» из I./KG4 и одна загадка. Согласно советским данным, два члена экипажа были взяты в плен. Среди обломков самолета были обнаружены еще два трупа. Между тем, согласно немецким данным, в пропавший экипаж входило пять человек: обер-лейтенант Велл, унтер-офицеры Штрибер, Хайнсон и Микш (все по имени Вальтер), а также обер-лейтенант Эрих Мейер[59]. Куда делся неучтенный летчик – неизвестно.
Тем временем приближалось 7 ноября – годовщина Октябрьской революции. В связи с этим командующий 1-м воздушным флотом генерал-оберст Альфред Келлер решил преподнести «подарок» ленинградцам, нанеся массированный удар по «главной большевистской твердыне». Подготовку к массированному налету немцы не скрывали. Напротив, в течение 4–6 ноября на город сбрасывались листовки, призывавшие жителей «помыться и ложиться в гробы». В них называлась даже дата предстоящего налета – «годовщина революции».
Командование ВВС Ленинградского фронта попыталось предотвратить «фашистскую акцию». Советский самолет-разведчик, чудом вернувшийся невредимым, зафиксировал, что наибольшее число немецких двухмоторных бомбардировщиков сосредоточено на аэродроме Сиверская, в 67 километрах к югу от Ленинграда. По данным авиаразведки, там стояли около 40 Ju-88, 31 Bf-109 и четыре Ju-52. Для удара по немецкой авиабазе собрали все, что было, в том числе решили задействовать даже истребители ПВО и летающие лодки.
В 11:25 6 ноября семь Пе-2 из 125-го ближнебомбардировочного авиаполка (ББАП) во главе с майором В.А. Сандаловым в сопровождении десяти МиГ-3 с высоты 2500 метров сбросили бомбы на аэродром. Затем Сиверскую с малой высоты атаковали шесть Ил-2 из 174-го штурмового авиаполка (ШАП) во главе с капитаном Сергеем Поляковым и десять бипланов И-153 «Чайка». После этого в 14.30 аэродром бомбили семь Пе-2, которые вел капитан А.И. Резвых.
По советским данным, на земле было уничтожено 11 самолетов, при этом большая часть из них приходилась на Илы. По сведениям же 1-го воздушного флота, в ходе трех воздушных ударов по аэродрому Сиверская люфтваффе действительно понесли серьезные потери. Были уничтожены семь бомбардировщиков Ju-88A из KG77 и KGr.806, а также сгорела большая часть запасов горючего. Пилоты JG54 одержали десять воздушных побед, в том числе сбили по одному Пе-2 и Ил-2. Последний принадлежал младшему лейтенанту А. Я. Панфилову из 174-го ШАП. Летчик успел выпрыгнуть на парашюте, после чего уже на земле погиб в перестрелке с немецкими солдатами, пытавшимися взять его в плен.
В тот же день штурмовке подвергся и аэродром Красногвардейск. А ночью в налетах на германские авиабазы участвовали несколько ДБ-3Ф и даже летающие лодки МБР-2, сбрасывавшие по две 100-кг бомбы!
Вечером 7 ноября жители города с волнением слушали радиопередачу из Москвы. Передавалось торжественное заседание, на котором выступал Сталин. И как раз в это время, в 18:00, завыли хорошо знакомые гудки воздушной тревоги. Самолеты-целеуказатели (цельфиндеры) сбросили над центром города контейнеры с осветительными ракетами. Огромные «люстры» осветили улицы и проспекты ярче, чем днем. Затем послышался гул моторов «Юнкерсов» и «Хейнкелей». Хорошо видя цель, пилоты начали атаку. Помимо фугасных и осколочных бомб, немецкие самолеты сбрасывали на Ленинград электромагнитные мины ВМ1000. Эти цилиндрические предметы, медленно опускавшиеся на парашютах площадью свыше 50 квадратных метров, вызывали мощнейшие взрывы.
Обычная фугасная бомба, даже большого калибра, была в первую очередь рассчитана на разрушение железобетонных и кирпичных сооружений: мостов, бункеров, дотов и дзотов, промышленных объектов. При падении на улицу она сначала врывалась в землю, а уже потом происходил взрыв с большим выбросом грунта. Мина же, сброшенная на парашюте, плавно опускалась на поверхность и детонировала над ней. Вся взрывная волна, образованная почти 700 килограммами тротила, при этом шла горизонтально. Иногда подобные взрывы приводили к уничтожению целых кварталов. Почти ровно за год до этого такие же адские машины падали на улицы Лондона, от силы их взрывов и разрушений пришел в ужас даже Уинстон Черчилль. Часть мин была оснащена взрывателями замедленного действия, поэтому взрывы на ленинградских улицах гремели до утра.
Американский журналист Харрисон Солсбери так описывал происходящее: «Тяжелые бомбы падали в скопления поездов, взрываясь, сбрасывали с рельсов груженые составы, переворачивая вагоны с женщинами и детьми. Потом немцы стали сбрасывать зажигательные бомбы… Налет длился всю ночь. Утром грузовая станция была усеяна телами женщин и детей. Повсюду зияли огромные воронки. Вагоны превратились в исковерканные груды железа. От двух эшелонов с тяжелоранеными остались бесформенные обломки, перемешанные с человеческими останками»[60].
Впрочем, Солсбери все-таки был журналистом по профессии, поэтому красочно преувеличил ужасы фашистского налета. В боевом донесении штаба ПВО войск Ленинградского фронта от 7 ноября он выглядел следующим образом:
«На Ленинград бомбардировочный налет 6.11.41 начался в 18.00 и с перерывом в 23 минуты продолжался до 19.55. В налете участвовало до 19 самолетов противника, которые на высотах 5000–6000 м одиночками и группами по 2–3 самолета подходили к городу с юго-запада, через Среднюю Рогатку и со стороны Финского залива.
Бомбардировке подвергнуты: Выборгский, Фрунзенский, Куйбышевский, Приморский, Смольнинский, Дзержинский, Октябрьский, Петроградский районы города. Всего сброшено 59 фугасных бомб, из которых 10 не взорвались. Зажигательные бомбы не применялись. Убито 49, ранено 298 чел. На промобъектах наиболее серьезные разрушения возникли на 6 деревообделочном комбинате и на Московской-пассажирской. Отмечается применение противником бомб замедленного действия: одна бомба разорвалась через 2 ч. 17 м. (ул. Слуцкого, 11), другая бомба через 5 ч. 05 м. (Моховая, 30). ВТ объявлялась по городу два раза, общей продолжительностью 1 час 22 мин.»[61]
Эти данные, скорее всего, были довольно точными. У немцев в это время попросту не было достаточного количества самолетов для по-настоящему массированного налета, по сути, он мало чем отличался от обычных ударов по Ленинграду в предыдущие ночи, если не считать применения донных мин с ударным взрывателем. А уничтожение советской авиацией семи «Юнкерсов» на аэродроме Сиверская значительно ослабило и без того немногочисленный оставшийся парк пикирующих бомбардировщиков.
Неудивительно, что в течение суток с 18:00 6 ноября до 18:00 следующего дня советские посты наблюдения и операторы РЛС на всем растянутом фронте в районе Ленинграда, Волховстроя и Тихвина зафиксировали всего около 50 самолето-пролетов вражеских самолетов, из которых семь были опознаны как финские[62]. Единственным успехом немцев 7 ноября стало потопление в Невской губе тральщика ТЩ-178 «Ульянов». Это был уже 31-й корабль Балтийского флота данного типа, погибший с начала войны.
Огонь по звуку
В следующие дни погода в районе Ленинграда и Ладожского озера снова ухудшилась. В воздухе появлялись только одиночные самолеты. По данным штаба ПВО Ленфронта, 9 ноября над городом появились два Не-111, которые наугад сбрасывали бомбы из-за облаков, а также скинули пачки листовок, большая часть коих приземлилась на Кировский завод. К слову сказать, осенью 41-го немцы разбрасывали над Ленинградом и его окрестностями, а также над берегами Ладожского озера целые коллекции подобных бумаг. Некоторые из них представляли собой целые комиксы. По воспоминаниям медсестры А.Н. Лопатиной, на первой картинке «гитлеровец, сладко улыбаясь, берет винтовку из рук нашего бойца, на второй такой же гитлеровец, улыбаясь еще слаще, принимает пулемет, на третьей танк, на четвертой готов принять самолет. На последней картинке сдавшийся солдат получает «заслуженную награду»: он сидит за столом в обнимку с такой пышнотелой, румяной красоткой, что кажется, на ней сейчас лопнет платье. Солдат блаженно улыбается, а перед ним на столе бутылка сорокаградусной, кипящий самовар, горы пирогов, колбасы, сосиски, рядом поет патефон «У самовара я и моя Маша»!».
Зенитная артиллерия, как и бомбардировщики, тоже действовала наугад. По сообщению штаба ПВО, «ЗА отражала налеты на Ленинград заградогнем и огнем по звуку». При этом было израсходовано 1980 снарядов калибра 85 миллиметров и 330 калибра 76 миллиметров. Аэростаты поднимались на высоту 3300 метров, затем из-за сильного ветра были опущены на 1500 метров. А немцы снова продемонстрировали чудеса меткости, уничтожив одну оболочку прямым попаданием бомбы[63].
В 12:30 10 ноября начался очередной беспокоящий налет на Ленинград. Над городом прошло семь одиночных самолетов с интервалами 15–17 минут. При этом каждый из них сбросил по одной фугасной бомбе крупного калибра, а также очередные порции листовок. На сей раз погибло 9 ленинградцев, 34 были ранены и контужены.
Малочисленные ВВС Ленинградского фронта вели действия одиночными самолетами и мелкими группами. При этом истребительная авиация 7-го ИАК ПВО помимо основной задачи (защита Ленинграда от авиаударов) по совместительству занималась и сопровождением бомбардировщиков, штурмовиков, а также атаковала различные наземные цели, в том числе авиабазы.
Так, 6–7 ноября истребители штурмовали аэродром Красногвардейск, атаковали аэростат наблюдения и немецкие войска в районе Ивановского. Летчики доложили об уничтожении на земле пяти самолетов и повреждении еще восьми, уничтожении 15 автомашин, 50 солдат и подавлении одной артиллерийской батареи. Всего в течение суток 7-й ИАК ПВО выполнил 67 самолетовылетов. При этом с боевого задания не вернулось два истребителя И-15бис[64].
8 и 9 ноября истребительная авиация Ленинградского фронта (в том числе 7-й ИАК ПВО) не действовала по причине плохих метеоусловий.
В качестве примера можно привести отчет о боевой работе подразделений за 11 ноября. Несмотря на нехватку сил, советская авиация пыталась выполнять различные задачи, нанося удары как по тыловым объектам 18-й армии, так и по переднему краю обороны и целям в прифронтовой полосе.
Ночью советские самолеты бомбили аэродром Сиверская, город Красногвардейск, пункты Замошье и Сладково.
Затем утром в 9:00 четыре Пе-2 из 125-го ближнебомбардировочного полка в сопровождении шестерки МиГ-3 из 7-го ИАК ПВО под командованием майора Сандалова с высоты 1100 метров бомбили передний край немецких войск и рощу в 500 метрах южнее 1-го городка. Было сброшено 8 фугасных бомб ФАБ-500, 8 ФАБ-50, 120 осколочных АО-8 и 200 АО-2. Летчики затем доложили: «Роща перекрыта разрывами от северной опушки до дороги. Сопровождающие истребители атаковали рощу РС. Наша артиллерия ведет огонь по той же роще. Вся роща изрыта воронками от снарядов. 1-й и 2-й городки дороги не наезжены, движения нет. Из района 3–4 км восточнее 1-й городок обстреляны ЗА»[65].
Аналогичную тактику булавочных уколов использовали и немногочисленные штурмовики. В 8:20—9:03 четверка Ил-2 из 174-го ШАП под прикрытием четырех ЛаГГ-3 с высоты 100–200 метров атаковала огневые позиции немцев в районе карьера южнее 1-го городка. По донесениям пилотов, цель была «перекрыта разрывами бомб и РС». Кроме того, Илы обстреляли четыре крытых грузовика на дороге из 2-го городка на север. В то же время истребители нанесли удар по западной опушке леса.
Совместно с бронированными штурмовиками действовали бипланы. «9.00—9.35 4 И-15бис штурмовали до взвода пехоты противника у кладбища под надписью 1-й городок и окопы противника, расположенные по обеим сторонам электростанции, – сообщала сводка. – Израсходовали: 8 АО-15, 7 АО-25, 1500 патрон. В результате бомбы легли точно по цели. Предположительно уничтожен взвод пехоты и подавлено 2 точки ЗО[66]. Электростанция горит, противодействия ИА противника не встречали».
Бипланы И-153 из 153-го ИАП тоже использовались в роли штурмовиков. В 9:20–10:01 пятерка «Чаек» с бреющего полета обстреливала окопы, а также орудие и два пулемета в районе Фигурной рощи, расположенной южнее 1-го городка. По утверждению летчиков, сброшенные ими шесть фугасных и восемь осколочных бомб «легли по расположению окопов», а огонь двух пулеметов, стрелявших по самолетам, был подавлен.
В советской авиации вообще было не принято возвращаться с боевого задания, сбросив бомбы неточно. Всякий раз и во всех многочисленных донесениях и отчетах летчики, а потом и их непосредственное командование докладывало о точных попаданиях, «накрытиях» и «перекрытиях» и непременно уничтоженных целях. Это объяснялось тем, что рапорт о промахе и неточном бомбометании мог быть воспринят вышестоящими инстанциями не как естественная вероятность или результат противодействия противника, а непременно как трусость и невыполнение поставленной задачи. Хотя даже на полигонах пилоты штурмовиков и бомбардировщиков редко попадали в цель диаметром 50 метров, в условиях войны они непременно разили врага в окопах, траншеях, карьерах и домах.
Ну а боевая работа ВВС Ленфронта 11 ноября продолжилась вылетом в 11:15 четырех Ил-2 для повторной атаки 1-го городка, которые, правда, вернулись обратно из-за тумана[67].
Затем в 11:45 пятерка Пе-2 из того же 125-го ББП в сопровождении шести МиГ-3 с высоты 1800 метров бомбила и обстреляла артиллерийские и минометные позиции вдоль восточной границы карьера в полукилометре от 1-го городка. На сей раз сталинские соколы сбросили 10 ФАБ-100, 10 ФАБ-50, 150 АО-8 и 250 АО-2. «Отмечены прямые попадания бомб по артпозициям, особенно хорошо легли мелкие бомбы, – сообщала оперативная сводка штаба ВВС Ленинградского фронта. – В районе цели обстреляны 3 автомашины. От Отрадное до цели обстреливались огнем ЗА. 2 Пе-2 имеют пробоины. Наблюдали артминометные позиции на восточной границе карьера».
В 11:50–12:25 пять бипланов И-15бис снова вылетели в район Фигурной рощи. Там летчики заметили из своих открытых кабин несколько немецких танков на просеке и сбросили на них и соседние окопы 20 осколочных бомб. И, как всегда, прямые попадания и подавленные пулеметные точки.
В это же время над Фигурной рощей появились пять И-15бис уже из 153-го ИАП, которые с высоты 150–200 метров сбрасывали фугасные, осколочные бомбы и пускали неуправляемые ракеты. «Израсходовали: 6 ФАБ-50, 10 АО-15, 4 РС, 3000 патрон, – сообщалось в оперативной сводке. – Наблюдали прямые попадания по огневым позициям и окопам. По тем же целям с правого берега р. Нева вела огонь наша артиллерия. Над целью на Н-5000 м наблюдали двух Ме-109»[68]. Кстати, это был единственный контакт советских летчиков с люфтваффе под Ленинградом в тот день.
Немецкая авиация в этот непогожий день ограничивалась разведкой.
«За истекшие сутки действия ВВС противника ограничивались разведкой расположения наших войск и пролетом одного самолета над Осиновец и Ленинград. Бомбардировок не было, – сообщалось в боевом донесении штаба ПВО войск Ленфронта. – Всего обнаружено 27 самолетов противника, в том числе 2 ночью. В полетах участвовало: 8 бомбардировщиков типа Ю-88, 1 разведчик Хе-126 и 18 истребителей (один Ме-110, 4 Ме-109, 4 Хе-113, 9 Брустер). Сбитых самолетов противника нет.
В ночь с 10 на 11.11.41. один Ю-88 пролетел над портом Осиновец, сбросил 2 осветительных ракеты и скрылся на юг. 1 Ме-110 пересек жел. дорогу в районе ст. Черенцово, пролетел севернее дороги, вышел на Волховстрой и, сделав разворот, ушел на юг.
Днем авиация противника вела разведку на следующих участках фронта:
1 Ю-88, 2 Ме-109 и дважды группа в составе 2 Хе-113 пролетали вдоль переднего края обороны в районе Пулково, на высотах 400–800 м, с 11.13 до 12.05. 4 Ю-88 и 2 Ме-109 одиночками и группами пролетали над расположением войск в районах Усть-Ижора, Корчино, Петрославянка, Гарры, на высотах 1000–2000 м и уходили на восток и юго-восток…
На Волховском направлении один Ю-88 в 10.25 на высоте 3000 м пролетел через Пеша, Волховстрой, Зеленец и скрылся на юго-запад. 1 Хе-126 в 14.30 на высоте 2000 м вел разведку в районе раз[69]. Зеленец и ст. Мыслино.
1 Ю-88 в 11.45 появился с юга на высоте 3000 м над портом Осиновец, будучи обстрелян огнем ЗА, повернул на запад и, набрав высоту до 6000 м, пролетел над Ленинградом в 12.00, после чего скрылся на юго-восток. «ВТ» объявлялась по городу продолжительностью 30 минут»[70].
Обращает на себя внимание путаница в типах немецких самолетов. Как известно, никаких Хе-113 в люфтваффе не использовалось, однако шел уже пятый месяц войны, а наблюдатели, летчики, а вслед за ними и штабы продолжали регулярно замечать их, как говорится, то тут, то там. Никто даже не обращал внимания на простой факт, что среди сбитых над советской территорией вражеских самолетов почему-то не обнаруживалось ни одного истребителя подобного типа. Тем не менее и дальше мифические истребители «Хейнкель» регулярно фигурировали в сводках и донесениях.
Тем временем люфтваффе продолжали налеты на Ленинград. Если в сентябре – начале ноября удары наносились в основном по военным объектам, то во второй половине ноября они приобрели откровенно террористический характер.
Очередной из них имел место в ночь на 13 ноября. Самолеты подходили к городу через Красное Село – Урицк – Финский залив – Торговый порт. При этом над целью сбрасывались осветительные ракеты. Бомбардировка производилась по площадям с высоты 5–6 километров по Кировскому, Ленинскому, Красногвардейскому, Октябрьскому, Петроградскому, Московскому и Василеостровскому районам. Промышленные объекты города практически не пострадали, большинство из сброшенных 70 фугасных и свыше 400 зажигательных бомб попало в жилые кварталы и разорвалось на улицах. По данным службы МПВО, погибло 60 жителей, 266 получили ранения. Кроме того, немцы нанесли авиаудар по аэродрому Углово, по всей видимости проследив за полетом возвращающейся группы ДБ-3. Впрочем, авиабаза пострадала несильно, погиб один человек.
Действия истребителей ПВО, как всегда, оказались неэффективными. «ИА ПВО прикрывала транспорты в порту Осиновец, свои войска в районе Невской Дубровки, штурмовала войска противника в районах: Мга, Лобаново, Тосно, Ф. Койерово и сопровождала свои самолеты Пе-2, – сообщало донесение. – Всего произведено 78 самолетовылетов, налет 94 часа 11 минут. Сбитых самолетов противника нет».
Наиболее «серьезный бой» советские истребители провели в 12:45 в районе Осиновца. Там, по докладу летчиков, они бились с группой из семи Bf-109 из JG54 «Грюнхерц». Однако по итогам боя, удивительная вещь, было сообщено, что сбить никого не удалось, зато сами потеряли Як-1, который совершил вынужденную посадку в районе Ириновки и сгорел. Еще один ЛаГГ-3 был «поломан при пробеге на аэродроме»[71].
Фактически 7-й ИАК ПВО попросту не выполнял свои прямые функции. То есть летчики занимались чем угодно, воздушными боями, штурмовками, сопровождением бомбардировщиков, но только не собственно защитой Ленинграда. В первую очередь это объяснялось простым отсутствием подготовленных летчиков-ночников. Почти все авиаполки корпуса были ориентированы на отражение дневных налетов и их командиры и пилоты попросту понятия не имели, как бороться с противником в условиях темноты и тем более сложных погодных условий.
Вообще, штаб ПВО войск Ленинградского фронта долго не мог понять, как немцам удается бомбить город в любую погоду. Вроде бы повсюду соблюдалась светомаскировка, никаких осветительных ракет не сбрасывалось. Тем не менее бомбардировщики всякий раз выходили на цель по одному и тому же маршруту и сбрасывали свой груз точно на Ленинград. Позднее даже возникнет предположение, что основным ориентиром были залпы зениток.
В действительности, как это часто делалось в таких случаях, люфтваффе использовали радионаведение. В районе Луги был установлен радиопередатчик, посылавший узконаправленный сигнал через Красное Село и Урицк точно на Ленинград. А в районе станции Мга находилась вторая аналогичная установка, два луча которой пересекали первый точно над окраиной и над центром Ленинграда. «Хейнкели» из I./KG4 были оборудованы высокочувствительной аппаратурой системы Х-Geraet, которая позволяла им держаться точно в створе сигнала. Следуя по радиолучу, самолеты гарантированно выходили на самую середину объекта атаки.
За 20 километров до цели находилось первое пересечение лучей, после прохождения которого бортрадист запускал таймер и начинал отсчет времени. Следующие 10 километров – измерительный отрезок, на котором устанавливалась точная величина скорости бомбардировщика. При пролете отрезка, когда до цели оставалось 10 километров, бортрадист снова нажимал на таймер. Первая его стрелка вставала, вторая начинала двигаться. Пилотам же оставалось лишь точно выдерживать курс. Далее все выполняла автоматика…
На болотах
Между тем в годовщину Октября, которая вполне могла стать для советской власти последней, немцы преподнесли ленинградцам куда более страшный «подарок», чем очередная бомбардировка города. Как только 5 ноября ударил морозец, реки и протоки в Тихвинской пустоши подмерзли, танки и бронетранспортеры 39-моторизованного корпуса генерала Рудольфа Шмидта наконец вышли на оперативный простор. Через три дня они стремительным броском без боя захватил Тихвин, перерезав последнюю железнодорожную магистраль, ведущую из глубины СССР к Ладожскому озеру. Таким образом, дальнейшее снабжение Ленинграда стало возможным только по воздуху.
9 ноября берлинское радио каждые полчаса передавало особо важное сообщение о взятии Тихвина. «Теперь твердыня большевиков вынуждена будет сдаться без пролития крови немецких солдат», – говорилось в нем. И это не было преувеличением. Захват Тихвина действительно был как нож в спину для Ленинграда, Балтийского флота и войск Ленинградского фронта. Теперь присылаемые из глубины страны грузы попросту не могли доехать даже до Ладожского озера. А ближайшие станции, где была возможна разгрузка, находились в глуши в 100–120 километрах восточнее Тихвина. Теоретически продовольствие можно было перегрузить на автомашины, а потом кружным, почти 250-километровым путем доставить в Новую Ладогу. Однако в районе реки Паша были только слаборазвитые грунтовые дороги, к тому же начиналась зима.
Тем более немцы не остановились на достигнутом. Вскоре они форсировали реку Тихвинку и продвинулись еще на 25 километров вплоть до окрестностей поселка Дуброво. До соединения с финскими войсками оставалось всего чуть более 60 километров, хотя дальше на северо-восток простирались непроходимые леса, топи и полнейшее бездорожье. Одновременно с этим порт Гостинополье начал подвергаться обстрелу из дальнобойных орудий.
Конечно, положение самих наступающих немецких частей было не из лучших. Из-за невероятной непролазной грязи снабжение почти прекратилось. «Войска не имеют никаких запасов и потребляют то, что удается достать на месте (картофель, конина)», – писал Франц Гальдер[72]. Однако боевой дух солдат был по-прежнему высок, им казалось, что еще пара успехов, и война наконец закончится.
Немцы вели наступление сразу в двух направлениях: на северо-восток к реке Свирь и на север к Волхову. Непосредственная угроза нависла и над Новой Ладогой – главной базой Ладожской военной флотилии. Чероков вынужден был пригласить к себе командиров и военкомов и приказать подготовить к уничтожению склады, здания, причалы, мосты и отдельные корабли, которые не могли передвигаться. В случае выхода немцев к Новой Ладоге местом зимней дислокации кораблей было избрано западное побережье озера в районе Осиновец – Морье. От Волхова и Волховской гидроэлектростанции до Новой Ладоги было всего 25 километров по прямой, и в середине ноября в порту уже слышалась артиллерийская канонада, а по ночам на юге виднелось огненное зарево. По приказу командования Ленинградского фронта оборудование Волховской ГЭС было спешно демонтировано, сама станция заминирована и приготовлена к взрыву. Любопытно, что германское радио, видимо основываясь на каких-то слухах, распущенных советскими военнопленными, объявило, что командующий 54-й армией, оборонявшей южный берег Ладожского озера, генерал И.И. Федюнинский покончил жизнь самоубийством[73].
На волне успехов 39-го моторизованного корпуса командование 1-го воздушного флота посчитало, что Ленинград вот-вот падет. В связи с этим 13–14 ноября было выполнено подряд пять налетов на город. Первый раз воздушная тревога была объявлена вскоре после того, как стемнело, – в 17:55. Второй налет продолжался с 22:55 до 0:15, третий с 2:03 до 3:12, четвертый с 5:50 до 6:50. А когда работы по разбору завалов, тушению пожаров и спасению пострадавших были в самом разгаре, уже утром, в 10:31, над Ленинградом появилось сразу 40 самолетов. В ходе этих авиаударов на город было сброшено около 350 фугасных бомб всех калибров и несколько тысяч «зажигалок».
Изматывающая воздушная тревога объявлялась 8 раз подряд – рекордное количество! Больше всех пострадали Выборгский и Приморский районы, которые бомбили четырежды. Сильно пострадали как промышленные предприятия, так и жилой сектор. Были частично разрушены заводы № 7 и 206, «Русский дизель», фабрика имени Микояна, подстанция № 15 Ленэнерго. По данным на 18:00, 14 ноября было обнаружено 95 тел погибших, еще 224 человека получили ранения. Однако позднее после разбора всех завалов оказалось, что погибло как минимум 176 человек, а ранено и контужено 365[74]. Еще несколько десятков жителей погибло от взрывов 210– и 240-мм снарядов, которыми всю ночь обстреливались улицы города.
В ночь на 15 ноября состоялся очередной налет на Ленинград, но он был значительно меньше по продолжительности и последствиям. Немецкие самолеты с большой высоты сбросили 15 фугасных и около 150 зажигательных бомб, от которых погибло 10 человек, 57 получили ранения. Зенитная артиллерия, как всегда, не бездействовала. Она, как указано в очередном донесении штаба ПВО войск Ленфронта, «по звуку отражала налеты на Ленинград и отгоняла самолеты противника»[75].
Между тем у голодных жителей уже попросту не было сил каждый раз спускаться в бомбоубежища. Многие ленинградцы перестали обращать внимание на заунывные гудки воздушной тревоги и оставались дома. Особенно хорошо это видно на примере следующего налета на город вечером 15 ноября. В 18:35 в Ленинграде была объявлена тревога, и вскоре на высоте 6 тысяч метров появились немецкие самолеты. Такая высота находилась за пределами зоны эффективного зенитного огня. Проще говоря, немецкие летчики могли не опасаться зениток и аэростатов. Бомбы сбрасывались не прицельно.
По данным службы МПВО, из 33 фугасных бомб 27 взорвались на пустырях, в садах, парках и воде. Пострадали 2-й авторемонтный завод и некий завод литера «С», а также жилые дома. От зажигательных бомб возникло 15 очагов пожаров. Тем не менее число пострадавших оказалось довольно значительным: 24 убитых и 277 раненых. «Большое число пострадавших является результатом ослабления дисциплины МПВО, т. к. население по сигналу «ВТ» не всегда уходит из квартир и с улиц в бомбоубежища и щели, – сообщала сводка штаба ПВО. – Из общего числа 277 пострадавших, 155 ранено и убито на квартирах (из них 135 только по 5 домам), 101 на улицах, 21 на производстве и ни одного в бомбоубежищах»[76].
16 ноября немцы произвели два беспокоящих налета на Ленинград. Бомбы снова сбрасывали, не целясь, с большой высоты и из-за облаков. Подобная тактика, по замыслу штаба 1-го воздушного флота, должна была изматывать последние силы голодающих ленинградцев и частей ПВО, а также принуждать зенитчиков бесцельно расходовать скудные запасы снарядов.
«Во 2-м налете с 20.27 до 22.17 участвовало 6 одиночных самолетов, которые, по засечке РУС-2, также подходили к городу с юго-востока от Лисино, через Красный Бор, Колпино и далее на город вдоль р. Нева, после бомбардировки скрывались на юг через Н. деревня и Васильевский остров, – сообщалось в боевом донесении штаба ПВО войск Ленинградского фронта от 18:00 17 ноября. – Цель обнаружена до подлета к городу за 22 минуты. Под интенсивным огнем ЗА, с больших высот, бомбы сбрасывались исключительно беспорядочно. В городе подвергнут бомбардировке только Красногвардейский район, причем из 23 фугасных бомб 20 упали на пустырях, дворах и в воду, не причинив никакого ущерба. От 2-х бомб на фабрике «Возрождение» возник пожар склада хлопка. Поврежден 1 цех, ранено 2, убит 1 чел. И от одной бомбы на улице ранено 2 чел.»[77]
Аналогичные по масштабам и последствиям налеты имели место вечером 17-го и в ночь на 18 ноября. Войска противовоздушной обороны тоже не преуспели. Как сообщалось в донесении штаба ПВО: «При налете на Ленинград 4 ночника вылетали на отражение противника. Встреч не было… ЗА интенсивным заградогнем и стрельбой по звуку отгоняла самолеты противника от Ленинграда…»[78]
В ночь на 19 ноября немецкие самолеты снова появились над Ленинградом, сбросив на него 23 фугасные бомбы. В результате в поселках Коломяки и Шувалово (Выборгский район) погибло 5 человек, 12 получили ранения.
В то же время бойцы МПВО день и ночь вели раскопку завалов, образовавшихся во время предыдущих налетов. Только 19-го числа удалось извлечь все тела погибших во время серии бомбардировок 13 и 14 ноября. Было откопано 69 трупов, и объявленное ранее число погибших увеличилось до 245 человек. При ликвидации последствий налетов с 15 по 17 ноября удалось извлечь из-под завалов 9 раненых и 92 трупа[79].
В эти дни немцы нанесли несколько ударов по советским аэродромам в районе Ленинграда, по всей видимости, с целью помешать работе воздушного моста. Каждую ночь несколько транспортных «Дугласов» и ТБ-3 доставляли в город особо важные грузы и вывозили ценных работников.
И уже вечером 15 ноября в темноте два бомбардировщика сели на хвост возвращающемуся с задания бомбардировщику и сбросили бомбы на аэродром. Затем утром следующего дня восемь Ju-88A, пройдя курсом Веретье – Мга – Шлиссельбург и далее на запад в сопровождении двух «Мессершмиттов», сбросили бомбы на Углово, где базировались ночные истребители 26-го ИАП ПВО. Через 40 минут, в 10:10, «Юнкерсы» нанесли удар по аэродрому Левашово, сбросив на него 20 осколочных бомб. Большинство из них легли точно в цель, но при этом все не разорвались.
В ночь на 18 ноября во время очередного налета на Ленинград на аэродром Углово были сброшены 4 фугасных и свыше 200 зажигательных бомб, которые упали на юго-восточной окраине объекта. Самолеты и аэродромные сооружения не пострадали[80].
Гораздо большего успеха немцы добились утром 19 ноября. В 9:45 над аэродромом Комендантский на малой высоте внезапно появились три «Мессершмитта» из JG54. В результате пушечно-пулеметного огня на земле было ранено шесть человек. Затем истребители атаковали заходящий на посадку пассажирский «Дуглас» и сбили его. Вместе с упавшим самолетом погиб экипаж из трех человек и два пассажира.
В отличие от августа и сентября, когда 18-я армия вела наступление на Ленинград, во время боев за Тихвин и Волховстрой люфтваффе из-за нехватки сил оказывали войскам лишь эпизодическую поддержку. Авиаудары наносились лишь по отдельным целям, причем одиночными машинами. К примеру, 14 ноября немецкие самолеты-разведчики Hs-126 и Bf-110 вели аэрофотосъемку в районе Новой Ладоги, Сясьстроя, железнодорожных станций Оять, Новый Быт и Паша. На Волховстрой было сброшено 15 фугасных бомб, в результате чего была разрушена линия передач через реку Волхов. После авиаудара по Сясьстрою было разрушено три дома, убит один и ранено три человека.
Между тем 37-й отдельный зенитный артдивизион, защищавший южные подступы к Волховстрою, уже 15 ноября вынужден был вести огонь прямой наводкой по наступающим немецким войскам. Выпустив 297 снарядов, зенитчики начали передислокацию в район в 3–4 километрах к северу от города. При этом часть едва не попала в окружение, а одна прожекторная машина подорвалась на мине. При этом одно орудие и пулеметы из состава 37-го ОЗАД были выделены для противотанковой обороны моста через Волхов[81].
Днем 17 ноября в районе к югу и юго-востоку от Ладожского озера, по советским данным, было зафиксировано несколько налетов бомбардировщиков. На деревню Кипуя, расположенную в 15 километрах к северо-востоку от Волховстроя, было сброшено две фугасные бомбы, в результате чего была уничтожена автомашина и ранено два красноармейца. Также авиаудары наносились по артиллерийским батареям в районе станций Дыми и Большой Двор, а на Оренском разъезде был разбит железнодорожный эшелон. Одиночный самолет сбросил бомбы на советские войска в районе деревни Обрино, расположенной к востоку от Тихвина.
Поддержку наступающих дивизий вела и специализированная авиагруппа III./KG4 «Генерал Вефер» майора Вольфганга Бюринга[82], которая, выполнив несколько удачных налетов на Москву и другие цели, была отозвана из 8-го авиакорпуса и с 15 ноября базировалась на аэродроме Плескау. При этом «Хейнкели» не только наносили удары по советским войскам, но и осуществляли снабжение своих войск, сбрасывая им грузовые контейнеры с продовольствием и боеприпасами. Из-за плохого состояния дорог грузовики и конные подводы попросту не могли проехать на многие участки фронта к северо-востоку от Волхова. В то же время погода была ненастной, видимость очень ограниченной, поэтому бомбардировщикам порой приходилось действовать на высоте 200–300 метров, подвергаясь значительному риску.
В весьма неприятную ситуацию попал экипаж Не-111 Н-6 «5J+DK» лейтенанта Мюллера из 7-й эскадрильи, который в 9:50 17 ноября вылетел на бомбардировку деревни к востоку от Тихвина, в которой находились советские войска. По всей видимости, речь шла как раз об упоминавшемся выше Обрино.
«Мы нанесли удар по деревне в 10.53, после чего наблюдали взрывы 12 SD50 среди домов, в которых находились русские солдаты, – писал в рапорте пилот самолета лейтенант Рудольф. – Во время сброса по нас велся сильный зенитный огонь из трех легких зенитных орудий и нескольких пулеметов из северо-восточной части села. Первые разрывы зенитных снарядов были точны, так что правый двигатель был поврежден, в то же время еще один снаряд попал в хвостовое оперение. Количество попаданий из пулеметов не удалось определить.
В результате попадания в правый двигатель был отбит кок пропеллера, был поврежден механизм регулировки шага винта и оборотов, пробит радиатор и маслобак. Масло и охлаждающая жидкость стали вытекать. В результате попаданий в хвостовое оперение повредило рули высоты. Самолет сразу же стал задираться вверх, мы с трудом удерживали его, регулируя газом… Между тем мы находились в 12 км за линией фронта, я пытался дотянуть самолет по крайней мере до своей территории. Когда я давал газ, самолет поднимался вверх, как только убирал газ, на 180 км/ч он начинал резко снижаться. Я достиг линии фронта на высоте 150 метров. Но впереди не было свободного пространства, на котором была бы возможность совершить аварийную посадку. Так мы продолжали лететь в западном направлении, до тех пор пока штурман не обнаружил большую поляну посреди леса.
Правый двигатель стал все больше дымить, что угрожало возникновением пожара. После отказа мотора самолет не смог бы больше лететь. Поэтому я решил садиться на живот. Самолет сразу же наклонился на нос, когда я отпустил газ. Когда мы уже поравнялись с лесом, я инстинктивно снова дал полный газ. В результате самолет сел на землю ровно, как я полагаю.
При ударе я стукнулся головой о рулевую колонку и на мгновение потерял сознание. Другие члены экипажа тоже получили незначительные травмы. Слой снега был толщиной 20 см, в результате посадка получилась довольно мягкой. Но из-за высокой посадочной скорости тормозной след получился длиной около 300 метров»[83].
Как оказалось, «Хейнкель» приземлился всего в 10 километрах от линии фронта в 11:03. Экипаж еще в полете передал по радио сигнал бедствия на аэродром. Через некоторое время на поляне приземлился Не-111 Н-5 «5J+EH» командира 7-й эскадрильи гауптмана Хельмута Болце, который вывез пострадавший экипаж, а также ценную аппаратуру с подбитого бомбардировщика.
Но не для всех экипажей бомбардировщиков вылеты заканчивались столь благополучно. Советские зенитчики 17 ноября заявили о двух «Юнкерсах», сбитых в районе Тихвина и к северу от него. Вероятно, это были Ju-88A-4 «V4+NP» унтер-офицера Х. Мертшинга и Ju-88A-5 «V4+AD» фельдфебеля О. Лендла из III./KG1 «Гинденбург», пропавшие без вести вместе с экипажами. Один из «Юнкерсов», как следует из советских документов, через сутки был найден в лесу.
Тем временем 18 ноября, когда избежавшие гибели летчики еще отмечали свое спасение, а другие оплакивали пропавших товарищей, передовые немецкие части вышли к предместьям Волховстроя. До города оставалось всего 6 километров, и пехотинцы уже отчетливо видели плотину гидроэлектростанции и мосты через реку.
В этот день немецкая авиация усилила налеты на советские опорные пункты и тыловые базы. 30 бомбардировщиков в сопровождении трех Bf-109F атаковали станцию Большой Двор. Были нанесены удары по Волховстрою, Новой Ладоге и станции Колчаново. На разъезде Георгиевский в результате бомбежки был разбит эшелон с боеприпасами и здание станции.
Однако после этого наступление здесь застопорилось, так же как и к северу от Тихвина. Операция изначально развивалась в духе нездорового авантюризма. Части 39-го моторизованного корпуса наступали разрозненно сразу в нескольких направлениях, как говорится, ударчик тут, ударчик там. При этом правый фланг растянулся на 150 километров, и прикрывать его было, по сути, некому. Вместо линии фронта была организована лишь цепь опорных пунктов. В отчаянии германское командование обратилось за помощью к союзникам. «Соединиться с финнами. Должны идти навстречу (5-я дивизия!)», – записал в своем дневнике Гальдер после очередного совещания у Гитлера.
Однако финны навстречу так и не пошли. В то же время войска получили приказ удерживать все занятое. В результате вместо обещанных теплых волховских квартир немецкие солдаты остались на зиму на открытой болотистой местности. Однако они все-таки продолжали владеть Тихвином, а это означало, что Ленинград и дальше будет получать ничтожное число грузов.
Но беда, как известно, не приходит одна. 15 ноября прекратилось судоходство на Ладоге[84]. Следовательно, даже уже имевшиеся в Новой Ладоге запасы грузов доставить на западный берег было невозможно.
В результате Военному совету Ленинградского фронта пришлось пойти на значительное снижение норм выдачи продовольствия войскам и гражданскому населению. 8 ноября оно касалось только армии. Однако уже через пять дней добрались и до жителей. С 13-го числа рабочие стали получать 300 граммов хлеба, все остальные 150. И наконец 20 ноября с целью недопущения полного паралича города Жданов не без колебаний подписал приказ о снижении норм выдачи хлеба до фактически смертельных 250 граммов для рабочих и 125 для служащих, иждивенцев и детей… «Наступило тяжкое, мучительное время, и кто его не пережил, тому трудно иметь точное представление о нем, – вспоминал Дмитрий Павлов. – Осажденные с каждым днем все сильнее ощущали дыхание смерти».
Отныне все надежды оборонявшихся связывались со льдом. А буйное Ладожское озеро долго не хотело замерзать. Лишь 20 ноября по ледовой дороге на восточный берег за мукой отправился конно-санный обоз, а 22 ноября на еще не окрепший и лишь местами установившийся лед рискнули выйти первые автомашины. Тотчас была создана ледовая военно-автомобильная дорога, получившая наименование ВАД № 101, которая была подчинена на правах участка начальнику созданной в конце ноября военно-автомобильной дороги № 102.
Последняя представляла собой огромную ледово-сухопутную трассу протяженностью сотни километров, начинающуюся на западном берегу озера, затем проходившую через Леднево – Новую Ладогу – Сясьстрой и далее в обход Тихвина через Карпино, Новинку, безлюдные леса и заканчивавшуюся у станций Заборье и Подборье. В ее состав входило множество автодорожных частей Ленинградского фронта, склады, перевалочные базы, различные службы и огромное хозяйство. Дорогой командовали генерал А.М. Шилов и назначенный в январе комиссар И.В. Шикин. Главным звеном этой длинной цепи и был ледовый участок, проходивший непосредственно по льду Ладожского озера.
Однако первое время дорога функционировала с большими перебоями. Из-за хрупкого льда в каждый грузовик клали только три-четыре мешка, еще два-три в прицепленные сзади сани. Таким способом 25 ноября удалось доставить на западный берег лишь 70 тонн продовольствия, 26-го – 154 тонны, а в последующие три дня по 150 тонн в сутки. 30 ноября потеплело, что привело к снижению до 62 тонн. Всего до 1 декабря Ленинград получил только 800 тонн муки, или меньше двухдневной потребности. За это же время затонуло и застряло в полыньях 40 грузовиков. Тяжело было и на других участках. На объездной дороге вокруг Тихвина только за трое суток и только на перегоне Новая Ладога – Еремина Гора застряло сразу 350 машин[85].
В принципе все шло к тому, что вскоре весь Ленинград попросту вымрет от голода, прогнозы Гитлера сбывались. В начале декабря запасы муки впервые приблизились к нулю, этот факт впоследствии признал в своих мемуарах уполномоченный ГКО Дмитрий Павлов. Военному совету фронта оставался выбор: либо снова сократить и без того ничтожный паек, либо через шесть суток хлеб в Ленинграде закончится вовсе. Однако выход нашли! В ход пошли неприкосновенные запасы муки и сухарей для Балтийского флота. Только благодаря им город кое-как смог протянуть еще месяц, прежде чем перевозки по озеру набрали нужный темп.
«Сжигали склады торфа»
Тем временем ухудшившаяся погода наконец дала долгожданную передышку ленинградцам, зенитчикам и войскам, защищавшимся на подступах к Волховстрою, Войбокало и в пойме реки Сясь. В районе к югу от Ленинграда буйствовал циклон, немецкие аэродромы попросту завалило двухметровыми сугробами, а из-за постоянных снегопадов установилась почти нулевая видимость. С 20 по 24 ноября люфтваффе практически бездействовали, только вечером последнего дня на Ленинград из-за облаков было сброшено несколько фугасных бомб. Однако дальнобойная артиллерия, стрелявшая по координатам, продолжала террористические обстрелы города. В течение 23-го числа на территории Ленинграда разорвалось 234 снаряда, от которых пострадали заводы «Большевик» и имени МОПРА, а также большое количество жилых домов. Было убито 61 человек, 155 получили ранения.
К слову сказать, в районе самого осажденного города погода была несколько лучше, что позволило советской авиации с помощью природы кратковременно «завоевать» господство в воздухе. К примеру, в ночь на 22 ноября и на следующий день ВВС Ленинградского фронта выполнили 29 самолето-вылетов. Ночью семь летающих лодок МБР-2, как указано в донесении о боевой работе, «сжигали населенные пункты Ивановка, Сосновская Поляна». Один ДБ-3 ВВС КБФ и пара СБ из 44-го бомбардировочного полка вылетели для удара по аэродромам Псков, Сиверская, Городец и Торошковичи. Однако все три бомбардировщика с задания не вернулись. При этом один СБ был обнаружен на своей территории в районе Парголово сгоревшим. Летчик и штурман сгорели вместе с самолетом, а стрелок-радист выжил и был отправлен в госпиталь.
В течение дня четыре самолета «сжигали» склады торфа в районе 2-го городка, два вылетали на атаку тяжелых батарей, которые вели огонь по Ленинграду, шесть прикрывали посадку, разгрузку и погрузку транспортных самолетов, четыре патрулировали над мысом Осиновец и три вели разведку[86].
В составе 7-го ИАК ПВО по состоянию на 27 ноября насчитывалось 59 исправных истребителей, в том числе 19 И-16, 17 МиГ-3, 5 Як-1, 5 ЛаГГ-3 и 4 И-153. Правда, большинство предназначались для действий в дневное время, когда немцы Ленинград не бомбили, и лишь 15 числились ночными истребителями.
В последние дни ноября ВВС Ленинградского фронта продолжали действовать методом булавочных уколов, нанося удары отдельными машинами по множеству целей. К примеру, 28-го числа было выполнено 36 самолето-вылетов. Два самолета подавляли артиллерийские позиции в Фигурной роще на фронте 55-й армии, один подавлял огневые точки противника на восточной окраине 1-го городка, 6 истребителей, в том числе три из состава ВВС КБФ, вылетали в район Волховстроя для поддержки контратакующих советских войск. При этом два самолета вернулись, не выполнив задания, так как просто не нашли цель из-за плохой видимости. Бомбардировщики ДБ-3 и СБ выполнили 11 вылетов на атаку немецких войск в 1-м городке и в Фигурной роще. Еще 4 вылета было сделано на сопровождение транспортных самолетов и 13 на разведку[88].
А вот на следующий день советская авиация в условиях сплошной облачности, снегопадов и нулевой видимости действовать не смогла вовсе. В отчете начальника Оперативного отдела ВВС ЛФ полковника Селезнева о боевой работе за 29 ноября говорилось:
«ВВС фронта в течение дня и ночи, ввиду плохих метеоусловий, боевой работы не вели.
В течение дня произвели 6 самолето-вылетов на разведку, до цели дошли только 2 самолета У-2, остальные, ввиду плохих метеорологических условий, возвратились на свои аэродромы не выполнив задания.
Фактическая погода – сплошная облачность, высота от 30, местами до 200 метров, слабый дождь и морось, густая дымка, местами туман, температура +1… +2 градуса.
Самолеты «Дуглас» и ТБ-3 на Ленинградский аэроузел не прилетали, с Ленинградского узла также вылетов не было»[89].
Между тем германская авиация возобновила террористические налеты на Ленинград. Причем в дневное время. В 12:00 27 ноября в городе была в очередной раз объявлена воздушная тревога. После этого в течение пяти часов над ним прошло с примерно равными интервалами 22 самолета, которые с большой высоты из-за облаков сбросили 55 фугасных бомб. Из них 28 упали на пустыри, 12 на железнодорожные и трамвайные пути, 6 на улицы, 6 на жилые дома и 1 на завод № 363. По данным службы МПВО, в этот раз погибло шесть человек, 58 получили ранения. Часть бомб были оснащены взрывателями замедленного действия. Одна взорвалась через 22 часа 51 минуту после падения, другая через 26 часов 14 минут. В результате этих взрывов был убит еще один ленинградец и пятеро ранены, разрушено три жилых дома и манеж.
Гораздо более тяжелым по своим последствиям стал дневной налет 28 ноября. На Ленинград было сброшено 58 фугасных бомб, из которых 29 упали на пустыри и в реку, 4 на железнодорожные пути, 11 на улицы, 8 на жилые дома и только 2 на промышленные объекты (разрушены цеха на заводе РТИ и Шинном заводе). Погибло 24 человека, 129 получили ранения. Из общего числа пострадавших 96 в момент падения бомб находились в своих квартирах, 33 на улице и 24 на производстве. Многие ленинградцы по-прежнему не уходили в убежища, предоставив свою жизнь воле судьбы…
Кроме того, из-под завалов, образовавшихся во время предыдущих бомбежек, было извлечено 32 человека и 24 трупа[90].
На следующий день был совершен третий подряд дневной налет на Ленинград. Немцы явно стремились не давать покоя голодным жителям ни днем ни ночью.
«Налет начался в 12.00 и закончился в 13.21, — сообщало донесение штаба ПВО войск Ленфронта. – Подлет целей РУС-2 засекли с юго-запада, из районов Лисино и Дятлицы, через Ропша, Высоцкое, пос. Володарский, Стрельна и далее по Финскому заливу на город. Возвращение по тому же маршруту, причем отдельные цели проходили на юг через Усть-Ижора. Самолетами противника под интенсивным огнем ЗА сброшено на город из-за облаков с высот 2500—400 м – 11 фугасных бомб, из которых 2 не разорвались. По предварительным данным: пострадавших нет, разрушения незначительные. В районе з-да им. Ворошилова сброшены листовки. ВТ объявлялась по городу 2 раза, общей продолжительностью 2 часа 19 минут. Первая ВТ объявлена в 11.08 по двум целям, засеченным РУС-2 в районе Чудово, но, не дойдя до Ленинграда, сделали посадку, предположительно в районе Любань.
На других участках фронта самолеты не появлялись.
ЗА отражала налет на Ленинград огнем по звуку и заградогнем. Расход снарядов: 85 мм – 933, 76 мм – 81».
При этом авиация ПВО, как и аэростаты, в воздух не поднималась из-за сильного ветра и снега[91].
В 9:03 30 ноября со стороны Финского залива на высоте 3000 метров появился самолет-разведчик Ju-88, который прошел над Кронштадтом, Ольгино и повернул на юг. Скорее всего, именно он обнаружил небольшой конвой, направлявшийся на остров Гогланд. По пути суда были атакованы авиацией. Шедший впереди ледокол «Октябрь» водоизмещением 663 тонны получил тяжелые повреждения и вскоре затонул, при этом в ледяных водах погибли семь человек его экипажа. В результате прямого попадания погиб грузовой пароход «Скаутс» тоннажем 2136 брт. В тот же день в Финском заливе бомбами был потоплен тральщик ТЩ-67 (бывший буксир «Ижорец-71»).
Вечером, как только стемнело, в 17:42 начались налеты на Ленинград. В течение 50 минут на город была сброшена 41 фугасная бомба. В результате было разрушено четыре жилых дома и в двух местах поврежден водопровод. Погибло 13 человек, еще 60 получили ранения. При этом больше половины пострадавших во время налета находились в своих квартирах, не спускаясь в убежища. В этот же день бойцы МПВО извлекли из-под завалов, образовавшихся в предыдущие дни, 25 человек и 20 тел погибших.
Гораздо больший ущерб принесла дальнобойная артиллерия, выпустившая по Ленинграду 314 снарядов, в том числе 65 шрапнельных. 131 снаряд разорвался на улице и пустырях, остальные попали в жилые здания, предприятия, были разрушены железнодорожные и трамвайные пути. Погибло 40 человек, ранено 176.
7-й ИАК ПВО в этот день выполнил 67 самолетовылетов и заявил об одном Bf-109, сбитом над Ладожским озером и упавшем в 5 километрах юго-восточнее Осиновца. Еще три мессера, согласно донесениям пилотов, были «подбиты». При этом было потеряно два своих истребителя, еще один получил тяжелые повреждения, но сумел вернуться на базу[92]. В тот день, по немецким данным, действительно пропал без вести во время воздушного боя Bf-109F-2 W.Nr. 2919 унтер-офицера Карла Хайнца Борнеманна из 3-й эскадрильи JG54 «Грюнхерц». Унтер-офицер Йоахим Титцель из того же подразделения был ранен, и его Bf-109F-4 WNr. 8275 совершил вынужденную посадку на брюхо на немецкой территории в районе Синявино.
Нередко сумятицу в работу противовоздушной обороны вносили и советские летчики. К примеру, с 20:50 до 23:37 30 ноября вопреки установленному маршруту 18 советских самолетов, возвращаясь с задания на свои аэродромы к северу от Ленинграда, шли прямо над центром города. При этом только три машины дали сигнал «Я свой самолет», и то непосредственно на подходе к авиабазам. В результате в Ленинграде объявлялась ложная воздушная тревога, а зенитная артиллерия вела заградительный огонь перед своими самолетами[93].
Зенитки замолчали
1 декабря в 14:41 со стороны Финского залива показался одиночный разведчик Ju-88, который проследовал на высоте 5000 метров по маршруту маяк Толбухин– Горская – Новое Девяткино, потом развернулся и тем же курсом ушел обратно. Вскоре к западу от Кронштадта одиночный самолет атаковал ледокол «Тасуя», расчищавший фарватер. Фугасная бомба, пробив палубу, угодила в трюм, но не взорвалась. После этого капитан отвел судно в Каботажную гавань, где немедленно вызвал флотских саперов. Едва последние приступили к обезвреживанию бомбы, как произошел взрыв и ледокол затонул. На его борту погибли 13 человек.
В то же время с началом декабря продолжились террористические налеты на Ленинград.
«В период с 17.25 1.12 по 16.20 2.12.41 противник произвел 3 налета на город Ленинград, – сообщало боевое донесение штаба войск ПВО Ленфронта на 18:00 2 декабря. – Первый налет с 17.36 до 19.00 1.12.41 пятью одиночными целями. Второй шестью одиночными целями с 21.06 до 22.46 1.12.41. В оба налета, под прикрытием темноты, противник произвел бомбометание с высоты до 5000 метров по Васильевскому, Куйбышевскому, Октябрьскому, Фрунзенскому и Приморскому районам. Всего сброшено 40 фугасных бомб, из них: 10 упало в воду, на улицы и площади – 9, на жилдома – 15 и на промобъекты – 2. Не разорвалась 1. Убито 17 человек, ранено 98.
Третий дневной налет противник произвел 2.12 в период с 14.35 до 16.20 10 одиночными целями. Под прикрытием облаков и туманов на высоте 5000–6000 метров сбросил бомбы на Выборгский, Ленинский и Дзержинский районы. О количестве сброшенных бомб и результатах бомбометания к моменту составления боевого донесения сведений не поступило.
При всех трех налетах установками РУС-2 подлет целей засечен по маршрутам: Лисино, Витино, пос. Володарский, Урицк по Финскому заливу на Ленинград с уходом на юг и юго-запад»[94].
При этом в 17:20 старший лейтенант Бакланов из 26-го ночного ИАП ПВО, выполняя патрульный вылет на истребителе И-16, прямо над аэродромом Углово случайно увидел одиночный Не-111, вероятно из KG4. Согласно донесению летчика, тот беспорядочно сбросил бомбы в районе авиагородка и начал уходить на юг. Бакланов преследовал «Хейнкель» до станции Тосно, после чего у него стал заканчиваться бензин. При этом летчик в данной ситуации вполне мог наврать, что сбил гада. Однако он скромно указал, что успел лишь вывести из строя заднего стрелка, который, «вероятно, убит».
Дела у аэростатчиков в этот раз явно не заладились. В 17:36 аэростаты были подняты над Ленинградом на высоту 1500 метров. Что, впрочем, было совершенно бессмысленно, учитывая, что немецкие самолеты сбрасывали бомбы с больших высот и даже из-за облаков. К ночи ветер значительно усилился, в связи с чем в 22:10 все аэростаты были выбраны. При этом четыре оболочки, по выражению командования ПВО, «ушли в свободный полет», то есть попросту улетели восвояси. Еще один аэростат был упущен расчетом при постановке на бивак и тоже улетел…
«Несмотря на крайне неблагоприятные метеорологические условия, противник все же продолжает продолжительные изматывающие налеты на Ленинград эшелонами отдельных самолетов, – писал начальник ПВО войск Ленфронта генерал-майор артиллерии Крылов. – Очевидно с задачей снижения производительности работы промышленных предприятий Ленинграда и простоев транспорта»[95].
Днем 2 декабря немцы снова произвели налет на Ленинград, сбросив на него 55 фугасных бомб. В результате было разрушено 20 жилых домов, поврежден корпус НИИ-13, в пяти местах повреждены водопровод, осветительная сеть и трамвайные пути. Впрочем, трамвай, как и троллейбус, в городе к этому времени уже не ходил из-за нехватки электроэнергии. Некоторые сломавшиеся и застрявшие вагоны торчали прямо посреди улиц с открытыми дверями и заваленные снегом. Часть бомб снова были оснащены взрывателями замедленного действия, три из них взорвались через три – пять часов после падения. Погибло 22 человека, 123 были ранены. При этом большинство пострадавших снова не уходили в убежища, пережидая налет у себя дома или передвигаясь по улицам.
На следующий день в 11:31 в Ленинграде в очередной раз зазвучали гудки воздушной тревоги. За три месяца к ним уже настолько привыкли, что большинство жителей воспринимали это примерно так же, как гудки автомобилей на улицах или ежедневные радиопередачи. За это время Ленинград изменился до неузнаваемости. Из цветущего и светящегося бурлящего города дворцов, парков и заводов он превратился в мрачный, темный и умирающий город-призрак. Если во время сентябрьских и октябрьских налетов люди с изумлением и ужасом смотрели на горящие дома и воронки посреди улиц, то теперь равнодушно проходили мимо тел очередных погибших, погруженные сами в себя. Горожан, уже привыкших к взрывам и грохоту зениток, гораздо больше волновало, где достать еды и как отоварить свои продуктовые карточки. Голод пронизывал все квартиры, учреждения и предприятия, мысль о нем витала в воздухе и была основным лейтмотивом еще теплившейся жизни.
Поэтому и в этот раз, несмотря на гудки тревоги, большинство продолжало идти по своим делам, стоять в очередях за хлебом и согреваться в своих еще уцелевших квартирах.
Гул самолетов, как обычно, послышался с юго-запада. Они шли высоко в небе над Волосовом, Красным Селом, Урицком и Торговым портом. Но было в этом налете и кое-что новое, чего нельзя было не заметить. Отрывистый из-за сильного ветра гул бомбардировщиков был слышен, а вот привычного грохота зениток ленинградцы не слышали.
И это не было случайностью. К началу декабря 2-й корпус ПВО попросту расстрелял почти все боеприпасы. А после падения Тихвина снабжение последними практически свелось к нулю. Остались только неприкосновенные запасы, хранившиеся на случай, если немцы перейдут в наступление и зениткам придется вести огонь прямой наводкой. Кроме того, командование противовоздушной обороны и Военный совет Ленфронта, гадая, как немцам всякий раз удается находить Ленинград и сбрасывать бомбы точно на город в любую погоду и при любой видимости, выдвинули предположение, что летчики ориентируются по вспышкам выстрелов. Стоит ли говорить, насколько далеко это предположение было от действительности!
Но, так или иначе, штаб ПВО войск Ленинградского фронта принял решение во время налетов не открывать огня. Разрешалось стрелять только батареям, установленным в так называемом «ложном Ленинграде» – пустоши к северу от города, на которой по ночам специально зажигались огни с целью ввести врага в заблуждение. «ЗА 2 корпуса ПВО огонь по самолетам пр-ка не вела, за исключением отдельных выстрелов в зоне «ложного Ленинграда», – сообщало донесение от 3 декабря. – При первом налете израсходовано снарядов 85 мм – 4, при втором налете расход не донесен»[96].
Следующий налет состоялся в ночь на 5 декабря. Таким образом, командование 1-го воздушного флота продолжало практику сменяющих другу друга ночных и дневных налетов на Ленинград с целью круглосуточно держать осажденный город в напряжении.
Приближение бомбардировщиков было заранее обнаружено радиолокационными станциями, и в 0:25 в Ленинграде была объявлена воздушная тревога. Самолеты летели на высоте 4–5 километров по обычному маршруту через Лисино, Высоцкое, Красное Село, Урицк, Финский залив, Торговый порт и Васильевский остров. На город было сброшено 44 фугасные бомбы, из которых 24 упали в воду и на поля и 4 не разорвались. Пострадал, как обычно, по большей части жилой сектор, было полностью или частично разрушено семь домов, сарай, кузница, тир и декорационная мастерская, в одном месте повреждена теплосеть. Согласно первичным данным службы МПВО, погибло 12 человек, 45 получили ранения. Зенитная артиллерия снова молчала, огонь велся только из «ложного Ленинграда».
Впрочем, к следующему налету зенитчики несколько пополнили запасы снарядов, что позволило им возобновить заградительный огонь и «огонь по звуку».
Вечером 5 декабря германская авиация нанесла два подряд авиаудара по городу. «В первом налете с 17.23 до 19.05 участвовало 8 одиночных бомбардировщиков, появлявшихся над городом с интервалами 2–4 минуты, на высотах 3200–4000 м, – говорилось в очередном донесении штаба ПВО войск Ленинградского фронта. – Подлет засечен РУС-2 по обычному маршруту: Мизана Горка, Елизаветино, Кр. Село, Урицк и далее через Торг. Порт или Автово на город. Под интенсивным заградогнем ЗА самолетами сброшено на город 29 фугасных и 1779 зажигательных бомб. Из них без ущерба 19 фугасных и 1554 зажигательных бомбы, кроме того 4 фугасных бомбы не разорвались. Ранено 42 человека, убитых нет. Разрушено 4 кладовых АТУЛ[97], 1 кузница, повреждено здание Этнографического музея, разрушено 4 жилых дома, образовалось 3 завала, наиболее крупный ул. Маяковского 11. От зажигательных бомб возникло всего 19 пожаров, из которых затушено через 9—50 минут – 13, в течение 3-х часов – 5, к утру – 1 (на складах ВТУ)».
После 21:30 над Ленинградом пролетело еще два одиночных самолета, сбросившие пять фугасных бомб крупного калибра. В результате было разрушено три жилых дома, убито 8, ранено 29 человек[98].
На кого же хотели воздействовать немцы своими непрекращающимися террористическими налетами, всякий раз, невзирая на ужасную погоду, поднимаясь со своих авиабаз с очередной порцией бомб? На Жданова и Военный совет Ленинградского фронта? На замерзающие в окопах войска? Или на голодающих и замерзающих жителей? Быть может, думали, что последние соберутся силами, возьмут вилы, топоры, лопаты и поднимут в городе антисоветское восстание? Или рабочие заводов в страхе перед налетами бросят работу и разбегутся? Оставшись без продуктовых карточек – единственной возможности поесть и накормить своих детей?
Понятно, что все эти расчеты были совершенно беспочвенными. К тому же офицеры и летчики люфтваффе, вероятно, забыли налеты на Лондон годичной давности. Столица Великобритании пережила гораздо более массированные и разрушительные авиаудары, нежели Ленинград, продолжавшиеся с сентября 1940 года до апреля 1941-го. Только за один октябрь в Лондоне 333 раза объявлялась воздушная тревога, на город было сброшено 7160 тонн фугасных и почти 5 тысяч тонн зажигательных бомб, а потери гражданского населения составили 15 тысячу убитыми и 21 тысячу ранеными. Однако даже там не возникло никаких массовых беспорядков и граждане не устраивали демонстраций с требованиями капитуляции и отставки правительства.
Не могло случиться подобного и в Ленинграде. Голод стал куда более страшным и разрушительным оружием, чем бомбы и снаряды.
«В декабре смерть косила людей независимо от пола и возраста, – писал Дмитрий Павлов, чьи воспоминания, без сомнения, являются одной из лучших книг о блокаде. – Смерть настигала людей везде: на улице, передвигаясь, человек падал и больше не поднимался; в квартире – ложился спать и засыпал навеки; часто жизнь обрывалась у станка. Хоронить было трудно, транспорт не работал. Обледеневшие, словно саваном покрытые снегом, стояли трамваи, троллейбусы, автобусы. Вдоль улиц причудливыми нитями свисали оборванные провода, запорошенные пушистым слоем инея. По улицам, занесенным снегом, вереницей плелись люди и, напрягая последние силы, тянули саночки, на которых лежали покойники.
Мертвых хоронили без гробов – обернутых простыней или одеялом, а позднее просто в одежде, в которой человек умер. Нередко, выбившись из сил, люди оставляли мертвых на полпути.
Работники коммунального хозяйства и здравоохранения, ежедневно объезжая улицы и переулки, подбирали трупы и увозили их на грузовых машинах на Серафимовское, Большеохтинское, Смоленское, Богословское кладбища. Но больше всего увозили мертвых на окраину города, на огромный пустырь рядом со станцией Пискаревской дорогой. Так образовалось известное ныне всем Пискаревское кладбище.
Кладбища и подъезды к ним были завалены замерзшими, занесенными снегом телами. Рыть глубоко промерзшую землю не хватало сил. Команды МПВО взрывали землю и во вместительные могилы опускали десятки, а иногда и сотни трупов, не зная имени умерших»[99].
Вот на какой город сбрасывали свой груз немецкие бомбардировщики. Город мертвых и умирающих, город, где у кладбищ стояли таблички с ужасающими надписями: «За выкапывание трупов с целью поедания расстрел»…
Фюрер приказал бить лед
Тем временем немецкие самолеты-разведчики, несмотря на плохую погоду, обнаружили оживленное движение по льду Ладоги. «По Ладожскому озеру проложен путь по льду, по которому осуществляется сообщение с Ленинградом», – записал в своем дневнике начальник Генштаба сухопутных войск генерал-оберст Гальдер 28 ноября.
В начале декабря командиру I./KG4 «Генерал Вефер» майору Клаусу Нёске сообщили, что отныне главная задача его авиагруппы – это борьба с русскими перевозками по Ладожскому озеру. В тот момент подразделение базировалось на аэродроме Плескау-Зюд и располагало 33 He-111H-5, из которых 23 находились в исправном состоянии[100]. Первый вылет против новой цели «Хейнкели» совершили уже 1 декабря. В следующие дни операция была продолжена. Из-за плохой погоды, низкой облачности и частых снегопадов самолеты действовали на малой высоте, фактически как штурмовики. Бомбардировщики сначала летели через Шлиссельбург к восточному берегу, затем поворачивали на запад и снижались. Увидев колонны грузовиков, они выполняли по нескольку заходов, сбрасывая по одной фугасной или осколочной бомбе. Попутно бортстрелки вели огонь по машинам и конным обозам из пулеметов.
«Наша авиация начала налеты на транспорт, идущий по льду Ладожского озера», – писал Гальдер 4 декабря.
«Особую активность ВВС противника проявляли в районе Ладожского озера, где они с 12.35 до 14.50 неоднократно с пикирования и с горизонтального полета бомбардировали и штурмовали колонны на ледяной дороге, о. Зеленец, Кобона, Кокорево, – сообщало боевое донесение штаба ПВО войск Ленфронта от 3 декабря. – Жертвы и ущерб уточняются. Всего над озером появлялось до 37 самолетов, в том числе 17 Ю-88 и до 20 Ме-109. Самолеты противника действовали в составе групп по 2–3—6 Ю-88 под прикрытием истребителей. ЗА огнем отражала налеты, ИА вела активные воздушные бои»[101]. Истребители выполнили 22 самолето-вылета и заявили о воздушных победах над одним Ju-88 и двумя Bf-109. Один мессер, по советским данным, упал в озеро, второй, сбитый над деревней Кокорево, в районе поселка № 16. Последний самолет был обнаружен, а в кабине найден труп летчика. Это был унтер-офицер Эрвин Лёффлер из 1-й эскадрильи JG54, чей Bf-109F-1 W.Nr. 5684 3 декабря пропал без вести. В этот же день в районе Кобоны был пойман и взят в плен еще один немецкий летчик, сбитый в воздушном бою над островом Зеленец 30 ноября. По всей вероятности, речь идет об упомянутом Карле Хайнце Борнеманне из 3./JG54.
Размещение зенитной артиллерии на льду еще не полностью замерзшего озера представляло собой серьезную проблему. Орудия крупного калибра поставить здесь не представляло возможности из-за их сильной отдачи при стрельбе, поэтому речь могла идти только о 20– и 37-мм зенитках. Оборудование постоянных позиций также было связано с большими трудностями, ибо вырыть землянки во льду нельзя, для расчетов приходилось возводить неотапливаемые укрытия из снега, которые лишь позднее заменили примитивные блиндажи из бревен с печками-буржуйками. «По-сухопутному» удалось разместить лишь батарею зениток на острове Зеленец, находящемся в районе ледовой трассы.
Тем временем положение на фронте существенно изменилось. 5–6 декабря войска советского Западного фронта перешли в контрнаступление под Москвой. А это означало, что главная цель операции «Барбаросса», несмотря на все усилия, так и не достигнута. Мечта Гитлера, что после захвата советской столицы Ленинград следом падет сам собой, стала гораздо дальше от реальности. В это же время кризисное положение сложилось и на юге Восточного фронта в районе Ростова-на-Дону. Ну а в Крыму 11-й армии генерал-оберста фон Манштейна так и не удалось овладеть еще одной «большевистской твердыней» – Севастополем.
В довершение ко всему 9 декабря войска Волховского фронта перешли в наступление и сумели взять Тихвин. Так и не сумев как следует закрепиться в глухом безлюдном крае, немецкие войска начали постепенно отходить на исходные позиции, к Волхову. Конечно, в тот момент это имело скорее психологический эффект. Сама станция Тихвин и длинный перегон до Волховстроя были основательно разрушены, взорваны все мостовые переходы, заправочные колонки для паровозов, резервуары с водой и топливом и вся остальная инфраструктура. Когда вскоре после освобождения Тихвина туда прибыл уполномоченный ГКО Дмитрий Павлов, он убедился, что в ближайшее время возможно возобновление движения только до самого города. Тем не менее путь доставки грузов к Ладожскому озеру значительно сократился[102].
Немцы отходили обратно к Волхову. А начавшийся тридцатиградусный мороз только еще больше подгонял их. Дни стали непривычно короткими, по ночам дороги между болотами освещала яркая луна, из лесов выли волки, а сзади доносился глухой грохот канонады. Ну а сидевший в своем далеком теплом бункере в Восточной Пруссии Адольф Гитлер тем временем планировал новое наступление на Ленинград.
Сейчас, когда замерзающие немецкие войска под Москвой начали отход, были оставлены Ростов и Тихвин, для него конечно же настало самое время! Для фюрера просто было позором, что «достигнутая» им еще три месяца назад цель так и осталась недостигнутой. Несмотря на блокаду, бомбежки, артобстрелы и почти полное прекращение снабжения. Он панически боялся, вдруг русским удастся прорвать фронт возле Шлиссельбурга, и тогда все его планы и победные заявления будут перечеркнуты.
Новый замысел выглядел нехитро. Гитлер предложил быстренько вывести с фронта, пополнить 8-ю и 12-ю танковые дивизии и, дав им в резерв 93-ю пехотную, внезапно ударить по позициям советской 55-й армии, оборонявшей южные подступы к Ленинграду, и выйти к Неве на всем ее протяжении. После этого, по его мнению, город точно должен был пасть. При этом фюрер на полном серьезе потребовал перебросить для операции под Ленинградом авиацию с центрального участка фронта[103]. Понятно, что все эти прожекты не имели ничего общего с реальностью.
После падения Тихвина I./KG4 получила приказ еще и атаковать железнодорожную линию, ведущую к Ладожскому озеру. Периодически отдельные экипажи по-прежнему посылались и на бомбардировку Ленинграда. Понятно, что на выполнение всех этих задач банально не хватало сил. Поэтому удары по разным целям носили скорее эпизодический характер и не могли серьезно затруднить работу Дороги жизни. А что касается ледовой дороги, то лучшим средством противовоздушной обороны стала погода. С 4 по 11 декабря над озером шла метель, немецкие аэродромы тоже завалило. «Почти полное бездействие ВВС противника вызвано неблагоприятными метеорологическими условиями», – сообщалось в донесении штаба ПВО Ленфронта. В связи с этим ленинградцы и бойцы Дороги жизни получили большую по военным меркам восьмидневную передышку.
В то же время 1-й воздушный флот лишился части подразделений. Еще в середине декабря убыла в Германию для отдыха и пополнения специализированная «противокорабельная» KGr.806. Ладожское озеро к тому времени замерзло, восточная часть Финского залива тоже, посему для авиагруппы майора Линке попросту не осталось целей. А в середине декабря вслед за ней отправилась и вся KG77 оберста Райтеля. Позднее оба подразделения были переброшены на Средиземное море и на Восточном фронте больше не появлялись.
В ночь на 12 декабря вновь прошли сильные снегопады, полностью завалившие авиабазы люфтваффе. Поэтому на следующий день на задания вылетали лишь одиночные немецкие самолеты. В основном они вели разведку над Ладожским озером и юго-восточнее. В районе станции Ефимовская на перегоне Тихвин – Заборье одиночный Не-111 сбросил 4 фугасные бомбы, которые повредили телефонную линию, идущую вдоль путей. Расположенная в этом районе батарея 76-мм зениток 434-го ОЗАД произвела по самолету восемь выстрелов. Налетов на Ленинград в этот день не было, однако жертвы были. Во время работ по раскопке неразорвавшихся бомб около здания Ленинградского госуниверситета взорвалась фугасная бомба, сброшенная еще 3 декабря. В результате восемь бойцов-подрывников погибло, еще шесть получили тяжелые ранения[104].
Днем 14 декабря немецкие бомбардировщики нанесли два удара по станции Ефимовская и перегону Ефимовская – Подборовье. При этом часть бомб разорвалась на позициях 434-го ОЗАД. В результате было повреждено железнодорожное полотно, линии связи, разбито три вагона, паровоз и несколько технических зданий.
На следующий день германская дальнобойная артиллерия впервые открыла огонь из района Шлиссельбурга по ледовой трассе и мысу Осиновец. Возле последнего снаряд попал в позиции 1-й батареи 21-го ОЗАД и прямым попаданием уничтожил грузовик ГАЗ-АА[105].
К этому времени система противовоздушной обороны ледовой дороги была полностью сформирована. На левом берегу в районе деревни Кокорево находились 85-мм батареи 25-го ОЗАД, а на правом возле Кобоны позиции 255-го ОЗАД. Между ними на льду были расставлены малокалиберные орудия 21-го ОЗАД. Кроме того, по всей длине трассы установили зенитные пулеметы[106]. Большинство орудий было снято с ПВО Ленинграда, в связи с чем было решено перебросить 60 зениток, задействованных в обороне южных и юго-западных подступов к городу, и использовать их по прямому назначению.
17 декабря, воспользовавшись кратковременным улучшением погодных условий, немцы снова активизировались. Истребители Bf-109F из JG54 и Не-111H-5 из I./KG4 с малой высоты бомбили и обстреливали ледовую дорогу, а также автомобильную трассу в районе Сумское и Войбокало. С бреющего полета «Мессершмитты» расстреляли колонну грузовиков, двигавшуюся по льду. При этом последние, как видно, везли не только хлеб. Bf-109F-2 унтер-офицера Нельте из 1-й эскадрильи был поврежден обломками взорвавшегося грузовика с боеприпасами. Однако истребитель все же смог вернуться на аэродром Красногвардейск. Повреждения самолета оценили в 35 процентов. Зенитчики 21-го ОЗАД заявили об одном сбитом истребителе, который упал в районе Кобоны, пробил лед и утонул. Однако это им показалось. Безвозвратных потерь в составе JG54 в этот день не было.
В следующие дни погода снова ухудшилась, в воздух с обеих сторон фронта поднимались лишь отдельные самолеты, в основном с целью разведки. Так, 21-го числа над Ладожским озером появился одиночный Ju-88A, который сбросил восемь бомб на трассу. В этот же день было сброшено 11 фугасных бомб на Ленинград. Как оказалось, это был последний налет на город в 1941 году. С 1 по 21 декабря люфтваффе нанесли 10 авиаударов по Ленинграду. Прекращение налетов было связано с изменением общей стратегической обстановки на Восточном фронте. Германские войска из наступающих неожиданно сами превратились в обороняющихся. Причем почти по всему фронту. В связи с этим задача склонить Ленинград к капитуляции на время потеряла актуальность. Впрочем, это не значит, что жители города, где каждый день умирали от голода и холода тысячи людей, могли перевести дух. Дальнобойная артиллерия продолжала методичные обстрелы.
Авиация же полностью переключилась на поддержку своих войск и ледовую трассу. ВВС Ленинградского фронта тоже почти не поднимались в воздух. К примеру, 22 декабря оперативно входивший в их состав 7-й ИАК ПВО выполнил всего восемь самолето-вылетов, в том числе пять на патрулирование над Ленинградом и три на штурмовку вражеских войск.
Численность корпуса за месяц практически не изменилась. В наличии имелся 81 истребитель, в том числе 27 высотных перехватчиков МиГ-3, 21 ЛаГГ-3, 20 И-16, 8 Як-1 и 4 И-153. Из общего числа машин 53 находились в исправном состоянии.
Тем временем, вопреки усилиям немцев и садистским планам фюрера, зимняя Дорога жизни набирала обороты. В первое время после освобождения Тихвина прибывавшие на эту станцию грузы перегружались на грузовики, которые по глухим проселочным дорогам везли их через поселки Прогаль, Большое Мурово, потом Сясьстрой, Новую Ладогу, Черноушево и далее через Кобону на озеро. Этот путь через пустоши, леса и болота составлял почти 200 километров.
«В конце декабря Тихвин напоминал гигантский муравейник, – вспоминал Дмитрий Павлов. – Круглые сутки тысячи рабочих и солдат разгружали прибывающие составы и заполняли продовольствием подходившие беспрерывной лентой грузовики… Вакуум заполнялся, опасность срыва снабжения ослабла, но не отпала, так как грузы доставлялись в Ленинград в размерах, едва обеспечивающих новую, но все еще голодную норму»[108].
Вскоре положение несколько улучшилось. 54-я армия оттеснила немцев от станций Войбокало и Жихарево. Это позволило грузы из Тихвина на машинах доставлять до станции Колчаново и перегружать на железную дорогу, а на станциях Войбокало и Жихарево переваливать вновь на грузовики. Грузооборот сразу увеличился, а ледовая трасса работала все с большей интенсивностью. Да и лед к тому времени тоже окреп, что позволило загружать кузова по полной.
Между тем по ту сторону фронта тоже не дремали. В середине декабря командир I./KG4 «Генерал Вефер» Клаус Нёске получил совсем уж идиотский приказ.
Дело в том, что в это время Гитлер находился, мягко говоря, в гневе. Его войска неожиданно и вопреки строгим приказам дрогнули и в нескольких местах отступили под ударами уже, казалось, «разгромленных» Советов. В чем, понятное дело, был виноват не он, фюрер, а трусы и слабовольные пораженцы. Полетели головы. Генералы и фельдмаршалы, еще вчера купавшиеся в славе, с позором выгонялись либо неожиданно испытывали проблемы со здоровьем и уходили в отставку. Что поделать, Россия же! Холодно!
Каждый день Гитлер подписывал грозные приказы, давал «ценные» советы Гальдеру и распространял всевозможные инструкции, как надо обороняться и бороться с морозами. В частности, он заявил, что «любая хлебопекарня должна уметь организовать оборону своего объекта», «Рихтхофен должен уничтожить населенные пункты и небольшие лесные участки», а авиация должна «не допускать никакого строительства противником железнодорожных линий». 20 декабря фюрер приказал отправить на передовую авиационные части, сжечь населенные пункты (не уточнив, какие именно), отобрать у местного населения всю одежду, а заодно внедрить в каждое подразделение волю к сопротивлению, изжить и запретить употреблять выражение «русская зима»[109]. В общем, как говорится, «планов громадье»!
И вдруг Гитлеру, кроме всего прочего, становится известно, что русские в Ленинграде не только не сдаются, но и разъезжают на грузовиках по льду Ладожского озера прямо под носом у немецких войск! Как допустили?! Как посмели?! В бешенстве он приказал командующему 1-м воздушным флотом генералу Келлеру немедленно уничтожить трассу. А на вопрос последнего, как именно это сделать, предложил попросту разбить лед бомбами крупного калибра…
Выполнение задачи, как водится, возложили на специализированную I./KG4. Однако, прежде чем провести подобную операцию, решили сначала испытать воздействие фугасных бомб на ледовый покров. На Псковском озере была обозначена длинная полоса, имитирующая ледовую дорогу. После этого «Хейнкели» несколько раз последовательно сбрасывали на условную цель бомбы SC500, SC1000, SC1800 и даже SC2500. Однако эффект оказался незначительным. Боеприпасы, как правило, пробивали лед насквозь, после чего взрывались под ним или на дне. При этом образовывались небольшие воронки, но в целом ледяной покров оставался целым.
В результате «Хейнкелям» пришлось действовать согласно прежней тактике. Вплоть до Нового года экипажи I./KG4 прилагали нечеловеческие усилия, в ужасную погоду совершая дневные вылеты над Ладожским озером.
23 декабря с 11:55 до 15:35, по советским данным, трассу с малой высоты бомбили и обстреливали 15 двухмоторных бомбардировщиков и два Bf-109. Ими были сброшены 64 фугасные и осколочные бомбы, большинство из которых упали мимо дороги. Было ранено четыре человека и повреждена одна автомашина.
На следующий день немцы были более удачливы. «Хейнкели» сбрасывали бомбы с высоты 1000–1200 метров, а мессеры снижались до бреющего полета и буквально в упор расстреливали грузовики и конные подводы. Впрочем, малая высота полета не помешала зенитчикам разглядеть среди атаковавших самолетов мифические истребители Хе-113, а также два «Бристоль-Бульдога»…
В следующие дни погода над Ладогой снова резко испортилась, шли непрерывные метели. Неудивительно, что за целые сутки с 18:00 26 декабря до 18:00 следующего дня над всей территорией от Финского залива до Онежского озера и Тихвина был замечен только один Ju-88, пролетевший на высоте 4 километра в районе Сясьстроя.
27 декабря налеты на ледовую трассу возобновились. «Юнкерсы» и «Хейнкели» бомбили саму дорогу, а также деревни Кокорево и Ваганово. Было разбито несколько грузовиков, убито 38 человек, ранено 27. Три истребителя И-16 из 13-го ИАП ВВС КБФ[110] атаковали над озером группу «Мессершмиттов» из JG54. В результате, по докладу летчиков, был сбит один Bf-109F, который упал на лед[111]. Однако, согласно немецким данным, никаких потерь в составе JG54 «Грюнхерц» в этот день не было.
На следующий день немцы снова бомбили как ледовую дорогу, так и развилки дорог на обоих берегах. Больше всего пострадала Кобона, где было разрушено несколько домов, убито и ранено 30 человек и разбито пять грузовиков. В результате бомбардировки серьезно пострадали сами зенитчики. На позициях 25-го ОЗАД, находившихся на правом берегу, взорвалось несколько осколочных бомб. Было уничтожено одно 37-мм орудие, прожекторная установка, три автомашины ЗИС-5, убито пять человек, в том числе представитель авиации капитан Куликов. Еще трое, в том числе комиссар батареи политрук Попенко, получили ранения. Зенитная артиллерия вела интенсивный огонь, три артдивизиона израсходовали почти 1100 76– и 85-мм снарядов и 786 37-мм, заявив об одном сбитом Хе-111 и одном Ме-109. Однако и в данном случае это не подтверждается данными противоположной стороны.
Что касается вездесущей I./KG4, то долгое время, несмотря на постоянный огонь с земли (точнее, со льда), группе удавалось избегать потерь. Только 31 декабря He-111H-5 «5J+KK» фельдфебеля Насхана в результате прямого попадания зенитного снаряда загорелся и упал на советской территории[112].
По трассе также периодически стреляли дальнобойные орудия, установленные в районе Шлиссельбурга. А в начале января группа немецких пехотинцев, одетых в белые маскировочные халаты, на лыжах совершила вылазку. Под прикрытием снежной пелены им удалось незамеченными пройти по льду озера и выйти на трассу. Там немцы обстреляли советские посты и расстреляли несколько грузовиков, после чего отошли обратно[113].
Но это все были разовые акции. До 1 января 1942 года по льду было доставлено в осажденный Ленинград уже 16 500 тонн различных грузов. К первому дню нового года советские инженерные части наконец полностью восстановили перегон Тихвин – Волховстрой, после чего в 5:00 1-го числа впервые после двухмесячного перерыва поезд с грузами прибыл прямо на Войбокало. Отныне необходимость гонять грузовики длинными кружными путями отпала, и грузы потекли в осажденный Ленинград нескончаемым потоком.
Ну а 7 января советские войска начали масштабное наступление против группы армий «Норд». После этого все скудные силы германской авиации были брошены на поддержку сухопутных войск. Авиаудары по ледовой трассе, как и ранее по самому Ленинграду, полностью прекратились.
Впрочем, усилия 39-го моторизованного корпуса и люфтваффе, к сожалению, не пропали даром. Нормы выдачи продуктов были незначительно увеличены лишь 25 декабря, а к тому времени сотни тысяч ленинградцев уже умерли голодной смертью. Тысячи остальных были настолько истощены, что продолжали умирать и на новом пайке…
Всего, по советским данным, в период с 8 сентября по 30 декабря 1941 года самолеты люфтваффе сбросили на город 3509 фугасных и свыше 66 тысяч зажигательных бомб. Кроме того, дальнобойная артиллерия вермахта выпустила по «большевистской твердыне» более 13 тысяч снарядов всех калибров. В результате налетов и артобстрелов в городе было полностью или частично разрушено 2325 жилых домов, 673 ведомственных и производственных здания, 22 моста и множество других сооружений. Погибли 4483 человека, еще 15 543 получили ранения. Кроме того, части МПВО потеряли убитыми 117 и ранеными 350 бойцов[114].
Подводя итоги первой фазы воздушной битвы за Ленинград, следует остановиться на следующих моментах. За прошедшие почти 70 лет с окончания войны о налетах немцев на город упоминалось и писалось довольно часто, эмоционально и однообразно. Однако пишущие на эту тему до сих пор базируются на нескольких устоявшихся штампах и неизвестно откуда взявшихся цифрах. Например, нередко приводятся цифры, что якобы только в сентябре в налетах на Ленинград якобы участвовали более 2700 немецких самолетов. И чуть ли не 272 из них были сбиты, в том числе 152 – зенитной артиллерией и 120 – истребителями 7-го ИАК ПВО! Неудивительно, что возникли утверждения о том, что в сентябре – декабре 1941 года немцы лишились под Ленинградом чуть ли не 780 самолетов. Весьма ограниченная по площади территория должна была бы стать настоящим кладбищем, сплошь усеянным обломками. При этом стоит принять во внимание, что люфтваффе в течение IV квартала 1941 года на всех театрах военных действий – в Западной Европе, Северной Африке, на Средиземном море и на огромном Восточном фронте – в общей сложности потеряли 877 самолетов всех типов.
Откуда взялись эти цифры – непонятно. В цитируемых здесь достаточно правдивых донесениях штаба ПВО Ленинградского фронта за октябрь – декабрь 1941 года упоминается только один (!!!) бомбардировщик, сбитый непосредственно средствами ПВО Ленинграда.
К расхожим мифам можно также отнести всевозможные сравнения Ленинграда с Лондоном и утверждения о невероятной мощи противовоздушной обороны города. Как было показано, у люфтваффе, особенно после переброски в группу армий «Митте» 8-го авиакорпуса, попросту не было сил для массированных налетов на Ленинград. Вылеты с участием 20–30 бомбардировщиков были редкостью, в основном город бомбили мелкие группы, а то и вовсе одиночные самолеты.
Что же касается войск ПВО, то в условиях плохой погоды и ограниченной видимости истребители 7-го ИАК почти все время бездействовали, а зенитчики, как указано в их донесениях, вели «огонь по звуку». Стоит ли говорить, что в условиях сильных ветров и метелей работа звукоулавливателей, передававших данные на зенитные батареи, была, мягко говоря, не очень точной. Фактически палили наугад! Заградительный же огонь был неплотным и еще менее эффективным, чем обычно, из-за банальной нехватки боеприпасов.
Так или иначе, вопреки невероятным трудностям Ленинград выстоял. Ну а военно-автомобильная дорога № 101 продолжала действовать до 24 апреля 1942 года. За 152 дня по ней было перевезено свыше 361 тысячи тонн различных грузов, в том числе 2625 тысяч тонн продовольствия. Было эвакуировано на Большую землю свыше 550 тысяч жителей.
Часть вторая. Две твердыни. МГА против Ленинграда