Воздушная битва за город на Неве — страница 4 из 9

Глава 1. Ледовое побоище

Фюрер вторично приказал бить лед

С января 1942 года вся немецкая авиация использовалась для поддержки сухопутных войск и лишь изредка для ударов по коммуникациям. Время от времени мелкие группы самолетов бомбили ледовую трассу через Ладожское озеро и железнодорожные станции в тылу Волховского фронта. В районе Демянска была окружена 100-тысячная группировка 16-й армии, в связи с чем все имевшиеся у 1-го воздушного флота бомбардировщики вместе с переброшенными сюда транспортниками осуществляли воздушный мост. Потом прибавилась еще одна «крепость» – город Холм на реке Ловать. На Волхове и под Ленинградом советские войска также всюду пытались атаковать с целью опрокинуть фронт группы армий «Норд».

Тем удивительнее в штабе 1-го авиакорпуса, действовавшего на фронте 18-й армии, была воспринята полученная 26 февраля директива генерал-оберста Келлера. В которой, в частности, говорилось: «Командованию 1-го авиационного корпуса надлежит подготовить следующие разведывательные и боевые действия с целью уничтожения частей русского флота, находящегося в Финском заливе. Незадолго до вскрытия льда в Финском заливе находящиеся там тяжелые корабли русского флота должны быть уничтожены одновременным сосредоточенным ударом пикирующих бомбардировщиков, охраняемых истребителями. I авиационный корпус может рассчитывать на то, что для проведения этой операции ему будет придана еще одна бомбардировочная группа».

Командиру 1-го авиакорпуса генералу Фёрстеру было приказано представить расчеты о предполагаемом составе сил и план атаки объектов. Срок выполнения полученной директивы был определен до 1 марта.

Однако к указанной дате провести столь широкомасштабную операцию Фёрстер, естественно, не смог, так как был попросту не в состоянии снять свои самолеты с фронта. В феврале ударные самолеты 1-го авиакорпуса совершили около 4600 самолето-вылетов и сбросили 3440 тонн бомб, а в марте эти цифры возросли более чем в 2 раза – 9075 самолето-вылетов и 8170 тонн бомб. Отвлекать их и прежде всего штурмовики Ju-87 для ударов по каким-то там кораблям, укрывавшимся в устье Невы, было глупо и нецелесообразно. Да и вообще остатки Балтийского флота к весне 1942 года представляли собой весьма относительную ценность, ради которой едва ли стоило тратить бомбы и горючее. Вероятно, Фёрстер надеялся, что наверху передумают, как уже не раз бывало ранее, и надобность в исполнении пришедшей директивы сама собой отпадет.

Однако 22 марта командование 1-го воздушного флота вторично потребовало подготовить силы для уничтожения советских кораблей до вскрытия льда на Неве, причем независимо от масштабов поддержки частей 16-й и 18-й армий вермахта. Одновременно Фёрстеру намекнули, что операция намечена по указанию рейхсмаршала Геринга со ссылкой на желание самого фюрера!

24 марта поступил приказ подготовить операцию как можно быстрее с привлечением всех сил 1-го воздушного флота, полностью прекратив действия на других направлениях. Вновь последовал намек, что фюрер лично ожидает уничтожения кораблей. Деваться было некуда, и штаб Фёрстера начал тщательное планирование операции.

К этому моменту в составе 1-го воздушного флота люфтваффе имелись следующие силы, которые можно было использовать для ударов по кораблям Балтфлота:

– на аэродроме Дно – Ju-88A из II./KG1 «Гинденбург» гауптмана Карла Хейнца Людикке, III./KG1 гауптмана Ханса Кепплера и I./KG3 «Блиц» гауптмана Хайнца Лаубе, а также Ju-87D из I./StG2 «Иммельман» гауптмана Бруно Диллеи и He-111H из II./KG27 «Бёльке» гауптмана Райнхарда Гюнцеля;

– на аэродроме Госткино – Ju-87D из недавно сформированной II./StG2[115] во главе с гауптманом Эрнстом Купфером;

 – на аэродроме Городец, расположенном в 24 километрах южнее города Луга, – Ju-87D из III./StG1 майора Петера Грассмана, – на аэродроме Плескау – Ju-88A из III./KG3 гауптмана Эрнста Вильгельма Ирига; – на аэродроме Коровье Село, в 14 километрах южнее Пскова, – He-111H из I./KG53 «Легион Кондор» майора Йоахима Винхольтца; – на аэродроме Рига-Спливе – He-111H из I./KG4 «Генерал Вефер» гауптмана Хельмута Больце и II./KG4 майора Готтлиба Вольфа, а также из 11-й эскадрильи KG100; – на аэродромах Сиверская и Красногвардейск – Bf-109F из I./JG54 «Грюнхерц» гауптмана Ханса Филиппа и III./JG54 гауптмана Райнхарда Зайлера.

Недостатка в целях для них не было. В устье Невы у различных причалов в городской черте Ленинграда скованные льдом стояли 12 крупных кораблей и около 10 различных вспомогательных судов. Линкор «Октябрьская революция» находился у набережной Васильевского острова около Горного института, почти напротив него, у другого берега, – минный заградитель «Марти», легкий крейсер «Киров» – возле завода «Судомех», его аналог «Максим Горький» – поблизости от Медного всадника, лидер «Ленинград» – около завода имени Ворошилова и т. д.

Для непосредственного прикрытия всей этой «непобедимой армады» еще в феврале командованием Ленинградского корпусного района ПВО был сформирован 9-й ЗенАП майора Г. Г. Мухамедова в составе трех артдивизионов. В небо смотрели грозно 46 орудий среднего калибра, расположенные на 12 батареях, а также 18 крупнокалиберных пулеметов ДШК. Позиции зенитчиков находились в Торговом порту, на Васильевском острове, на территории завода «Судомех» и прямо на набережных.

Кроме того, непосредственно в противовоздушной обороне Ленинграда на тот момент были задействованы еще 115, 169, 189, 192, 194 и 351-й ЗенАП, 20-й и 251-й ОЗАД, 2-й зенитно-пулеметный полк (ЗенПулП) и 2-й прожекторный полк, а также отдельные батальоны ВНОС. Помимо постов визуального наблюдения воздушное пространство контролировали семь РЛС «Редут» (РУС-2) из 72-го отдельного батальона ВНОС, три из которых находились на южных подступах к городу.

Интересно, что в начале 1942 года ленинградские инженеры установили, что все имевшиеся на вооружении 2-го корпуса ПВО приборы управления зенитным артиллерийским огнем были бракованными и при их использовании допускались грубые ошибки. Таким образом, в течение всей осени прошлого года ленинградские зенитчики целились в самолеты, используя заведомо ошибочные расчетные данные!

Корабли Балтийского флота прикрывали два истребительных полка ВВС КБФ: на аэродроме Бычье Поле, в западной части острова Котлин, базировался 71-й ИАП, а на аэродроме Гора Валдай, около Ораниенбаума, – 11-й ИАП. Также командиру Ленинградского корпусного района ПВО генерал-майору Зашихину в оперативном отношении подчинялся 7-й ИАК ПВО генерал-майора Е. Е. Ерлыкина, в чьем составе были пять полков – 11-й гв. ИАП, 26, 123, 124 и 158-й ИАП. Истребительные же полки ВВС Ленинградского фронта – 14-й гв. ИАП, 127, 154, 159, 198 и 286-й ИАП – были задействованы для действий над линией фронта[116].

В штабе 1-го авиакорпуса люфтваффе цели для удара отбирались исходя из их важности. В первую очередь намечалось разбомбить линкор «Октябрьская революция», затем легкий крейсер «Киров» и минный заградитель «Марти». Эти корабли, по данным разведки, считались наиболее боеспособными. За два дня до массированного удара дальнобойная артиллерия должна была подавить противовоздушную оборону около стоянок кораблей. При этом огонь должны были корректировать самолеты Hs-126, действовавшие под прикрытием истребителей.

Есть данные, что 26 марта командующий 1-м воздушным флотом генерал-оберст Келлер даже приказал организовать своеобразные учения. На льду Псковского озера были в натуральную величину воспроизведены контуры боевых кораблей Балтфлота, расположенные в соответствии с местами их стоянок на Неве. Предполагалось, что, используя их, экипажи, коим предстояло участвовать в атаке, будут отрабатывать заходы для атаки и бомбометание.

Подобная практика не была новостью в люфтваффе. Так, еще в конце декабря 1940 года пилоты Ju-87 из I./StG1 и II./StG2, которым приказали вывести из строя британский авианосец «Илластриес», сильно досаждавший итальянцам на Средиземном море, тренировались на контурном макете его полетной палубы, установленном у побережья острова Сицилия, недалеко от порта Трапани. Учения пошли на пользу, и, когда вскоре после полудня 10 января 1941 года «Штуки» атаковали авианосец, немецкие летчики добились шести прямых попаданий и еще три бомбы взорвались в непосредственной близости от бортов корабля. «Илластриес» получил тяжелейшие повреждения и затем был вынужден уйти в США на ремонт, продлившийся почти год. Ну а в декабре прошлого года Псковское озеро уже служило полигоном для проверки возможности расколоть лед тяжелыми фугасными бомбами.

Тем временем на Восточный фронт после отдыха вернулась 3-я эскадрилья дальней разведки при главнокомандующем люфтваффе (Aufkl.Gr.Ob.d.L.). С начала войны и до конца 1941 года подразделение действовало на южном фланге, в основном выполняя вылеты над Черным морем, Крымом и кавказским побережьем. Теперь группа, перевооруженная со старых самолетов Do-215B-4 на Ju-88D, базировалась на аэродроме Госткино (он же Луга) в полосе действий группы армий «Норд». Периодически, в зависимости от обстановки, использовались и другие авиабазы 1-го воздушного флота[117].

В марте 1942 года на вооружение 3.(F)/Ob.d.L. поступили несколько дальних разведчиков Bf-109F-4/R3. Это была модификация истребителя «Мессершмитт», оснащенная высотной фотокамерой Rb 50/30. Последний обладал более высокой скоростью и маневренностью, чем двухмоторные разведчики, и потому имел гораздо больше шансов уйти невредимым от вражеских истребителей ПВО, а при случае мог и сам атаковать их.

В преддверии операции по уничтожению крупных кораблей советского Балтийского флота эскадрилья получила приказ провести тщательную аэрофотосъемку устья Невы. Требовалось установить точную диспозицию кораблей, а также всех зенитных батарей, прикрывавших их. Специально для этого, чтобы сократить время полета до цели, несколько Ju-88D из 3.(F)/Ob.d.L. было переброшено на аэродром Красногвардейск[118], расположенный всего в 25 километрах южнее Ленинграда.

В течение всего марта «Юнкерсы» и «Мессершмитты» совершали полеты над городом. Об активности германской авиации говорят боевые донесения 169-го зенитно-артиллерийского полка:

«6 марта. В 11.18 два Ме-109 на высоте 2000 м прошли по маршруту Форфоровский мост – Дом Советов – Автово – Урицк.

7 марта. В 14.23 один Ю-88 на высоте 5500 м прошел по маршруту Кировский завод – Урицк…

28 марта. В 10.54 один Ю-88 на высоте 6000 м про шел по курсу Урицк – Кировский завод – Финский за лив.

29 марта. С 13.52 по 15.14 один Ю-88 на высоте 6000 м прошел по маршруту Финское Койрово – Пулково – Балтийский вокзал – Исаакиевский собор – Васильевский остров – Торговый порт. По данному маршруту против ник произвел затем еще пять заходов»[119].

Всего же в течение марта 1942 года служба ВНОС зафиксировала 240 пролетов разведчиков. Правда, нередко один и тот же самолет записывался на постах в журналы наблюдений по нескольку раз. В итоге задание было полностью выполнено. Несмотря на то что все корабли были тщательно замаскированы, благодаря качественным аэрофотоснимкам командование 1-го воздушного флота установило точную диспозицию всех целей, о чем красноречиво свидетельствуют пометки с названиями, сделанные на них[120].

Возросшая активность люфтваффе, естественно, напугала командование противовоздушной обороны. Был сделан вывод, что немцы выявляют схему системы ПВО и ищут наиболее выгодные направления для нанесения бомбовых ударов по Ленинграду. О том, что целью атаки будут именно корабли, никто тогда не догадывался, хотя потом задним числом писали, что, мол, это было ясно с первого дня. Зенитчикам приказали усилить бдительность и проводить ежедневные тренировки расчетов для отработки боевых приемов.

31 марта командир Ленинградского корпусного района ПВО генерал-майор Зашихин приказал, чтобы все зенитные батареи, а также истребительные эскадрильи 7-го ИАК ПВО находились в состоянии боеготовности № 1. Операторы РЛС должны были неотступно следить за воздушной обстановкой. В район стоянки кораблей, к мосту имени лейтенанта Шмидта и заводу имени Ворошилова, были дополнительно переброшены батареи 160-го ЗенАП и подразделения 2-го ЗенПулП. Также 15 марта из Кронштадта в Ленинград перевели пять зенитных батарей Балтфлота.

Тем временем 28 марта был издан приказ по 1-му авиакорпусу люфтваффе. В нем, в частности, говорилось: «Фюрер приказал, чтобы тяжелые русские боевые корабли, находящиеся в Ленинградском порту, были в начале ледохода уничтожены соединениями I авиакорпуса»[121]. Операция под кодовым названием «Битье льда» (Eisstoß)[122] назначалась на 4–5 апреля. Особый символизм ее названия становится понятным, если вспомнить, что именно на эти дни приходилась 700-я годовщина знаменитого Ледового побоища. 5 апреля 1242 года рыцари Тевтонского ордена на льду Чудского озера бились с войсками Новгородской республики, поддержанной татарами из Золотой Орды.

Все цели были поделены между авиагруппами. Удары по линкору «Октябрьская революция» и легким крейсерам «Киров» и «Максим Горький» предстояло нанести пикирующим бомбардировщикам Ju-88A из II. и III./KG1 и штурмовикам Ju-87D из III./StG1. При этом «Юнкерсы» должны были применять фугасные бомбы SC1000 и бронебойные бомбы РС1000 и РС1400. Для Ju-87D из I. и II./StG2 целями были минный заградитель «Марти» и остальные корабли, а для He-111H из I. и II./KG4 и II./KG27 – позиции зенитных батарей. Общее истребительное прикрытие осуществляли Bf-109F из I. и III./JG54.

В ночь на 4 апреля после долгого перерыва немецкие самолеты были снова замечены над Кронштадтом. Пара истребителей ВВС КБФ патрулировала в дежурной зоне, как вдруг их пилоты – подполковник В.С. Корешков и майор И.Н. Горбачев – сначала увидели разрывы зенитных снарядов, а затем вонзившиеся в небо лучи прожекторов. Летчики пошли на снижение и вскоре на высоте около 1600 метров заметили силуэт Не-111, который шел курсом на военно-морскую базу. После этого, по утверждению Корешкова, пара атаковала «Хейнкель» сзади-снизу с дистанции 100–150 метров реактивными снарядами и пулеметами, после чего «немецкий самолет загорелся и упал». Впрочем, места падения никто не видел. Данный факт можно оценить по-разному. Возможно, люфтваффе продолжали тайно минировать фарватеры Кронштадта, используя одиночные самолеты, а возможно, в преддверии удара по кораблям хотели создать видимость, что главный удар будет наноситься именно по военно-морской базе.

«Мы столкнулись с невероятным зенитным огнем»

4 апреля на дежурство на КП Ленинградского корпусного района ПВО, который как раз на следующий день должен был быть преобразован уже в Ленинградскую армию ПВО, заступила оперативная группа во главе с полковником А. П. Рысевым. Приступив к работе, тот «удачно» пошутил, что, мол, погода стоит ясная и солнечная, а посему возможен вражеский налет. Однако большая часть дня прошла спокойно, и ничто не предвещало угрозы.

Весенний день уже клонился к концу, когда в 18:05 по московскому времени операторы РЛС «Редут» № 4, располагавшейся в районе Волкова кладбища, обнаружили на своих экранах большую группу самолетов, находившуюся в 115 километрах южнее города.

Начальник станции лейтенант Н. В. Шаталин доложил об этом на главный пост ВНОС. Вскоре приближение «чужих» засекла и РЛС «Редут» № 5 воентехника Г. Иоффе. Затем радары обнаружили еще две группы целей, и все они тоже явно шли на Ленинград.

Первое донесение о приближении самолетов поступило на главный пост ВНОС лишь в 18:35. До этого никто из командиров не решался доложить «наверх», не получив подтверждения от постов визуального наблюдения, то есть пока противник не пересек линию фронта. Последнее сводило к нулю весь эффект от заблаговременного обнаружения противника при использовании РЛС.

В штабе Ленинградского корпусного района ПВО царила нервозная обстановка. Все понимали, что впервые после страшного сентября 41-го надвигается массированный налет. Генерал-майор Зашихин отдал приказ поднять в воздух аэростаты, а потом позвонил первому секретарю Ленинградского обкома ВКП(б) Андрею Жданову. Он заверил члена ЦК, что войска противовоздушной обороны непременно отразят вражеский авиаудар. Однако по непонятной причине с подачей сигнала «воздушная тревога» затянули, и его гудки завыли в городе в 18:52, практически синхронно с разрывами первых бомб.

В действительности на город шли 132 самолета: 62 Ju-87D, 33 Ju-88A и 37 He-111H, которые летели тремя большими группами. Их прикрывали 59 истребителей Bf-109F, всего 191 машина[123]. Погода была отличной, над Финским заливом еще стояло солнце, и в его сумеречном свете летчики отчетливо видели серые городские кварталы, трубы заводов, извилистую дельту Невы и четкие силуэты многочисленных кораблей. Вскоре четко по плану дальнобойная артиллерия немецкой 18-й армии открыла огонь по заранее выявленным целям. Снаряды начали рваться на позициях зенитной артиллерии и на аэродромах истребителей. Затем над последними появились «Мессершмитты», которые должны были блокировать взлет самолетов. Казалось, все идет по плану…

Несмотря на начавшийся сильный заградительный огонь, самолеты продолжали идти на цель. Вскоре первые машины, зайдя над Финским заливом, резко повернули вправо и со стороны солнца начали пикировать на корабли. Находившиеся на улицах ленинградцы видели, как штурмовики, воя сиренами, стремительно неслись к земле. Затем от них отделились черные точки, и спустя несколько секунд в небо взметнулись столбы огня и дыма. Затем устье Невы наполнилось грохотом взрывов.

«Зенитчики надрывались, небо было усеяно белыми корзиночками разрывов, между которыми, не меняя курса, шли немецкие самолеты, – вспоминал контр-адмирал Пантелеев. – Самолеты пикировали на плавбазу «Полярная звезда» и на подводные лодки, стоявшие вдоль левого берега реки. Сильные взрывы, под ногами дрожит земля, с крыш полетели сосульки»[124].

На позициях 592-й артбатареи, находившейся возле линкора «Октябрьская революция», взорвались немецкие снаряды, убив восемь и ранив еще семь человек. Однако зенитчики продолжали вести огонь по «Штукам». Наводчик батареи Н. Котиенко рассказывал: «Поймать «горбатого» труда не составляет, а вот удержать в центре прицела значительно труднее – он быстро пикирует и сильно воет. Тут нужны и умение и выдержка». Вскоре фугасная бомба крупного калибра угодила в соседний заводской склад. Взрыв поднял в воздух тысячи гаек, болтов и прочую железную мелочь, которая буквально засыпала зенитчиков, устрашающе застучав по их каскам.

Немцам удалось добиться внезапности. В общей сложности на стоянки кораблей за короткое время было сброшено около 230 фугасных и бронебойных бомб всех калибров, из которых порядка 72 взорвались в непосредственной близости от целей. Сильно пострадали жилые дома на набережных и здания Адмиралтейства, погибли 116 и были ранены 311 человек. Но сами корабли чудом избежали прямых попаданий! Так, в течение 36 минут линкор «Октябрьская революция» атаковали 30 самолетов, экипажи которых так и не смогли поразить его. Лишь борта и надстройки были немного посечены разлетающимися осколками. Также в результате попадания осколков разорвавшихся поблизости бомб легкие повреждения в надводной части получили крейсер «Максим Горький», эсминцы «Свирепый» и «Стойкий», подводные лодки П-2 и М-79.

Немногим более сильно пострадал легкий крейсер «Киров». Вблизи него разорвались девять бомб, а еще одна попала в верхнюю палубу корабля в районе 273-го шпангоута. Пробив две палубы и борт, она вылетела наружу возле ватерлинии и взорвалась уже подо льдом. Бомба была бронебойной и имела малый боезаряд, благодаря чему крейсер уцелел. Тем не менее на нем вышли из строя дальномеры КДП, были повреждены одно 45-мм и одно 100-мм орудия, наружная обшивка и палубы получили значительные вмятины.

И лишь плавучий док № 508, стоявший прямо позади линкора «Октябрьская революция», получил прямое попадание бомбы. На нем был полностью разрушен средний отсек 4-го понтона. Кроме того, при близком разрыве одной из бомб был поврежден и дал течь корпус 200-тонного плавучего крана, принадлежавшего Адмиралтейскому заводу.

Хотя расчеты РЛС из 72-го отдельного батальона ВНОС своевременно засекли приближавшиеся самолеты противника, командование 7-го ИАК ПВО и ВВС КБФ не сумело организовать их перехват. Истребители из 3-го и 4-го гв. ИАП, 26-го и 71-го ИАП начали взлетать лишь в 19:15, то есть через 23 минуты после начала налета. Они смогли атаковать лишь уже отбомбившиеся и повернувшие назад бомбардировщики.

В районе Урицка И-16 из 26-го ИАП атаковали группу Ju-87 и, согласно советским данным, сбили три «Штуки», отличились летчики Д. Оскаленко, Аполлонин и Беликов. Но при этом в бою с «Мессершмиттами» из JG54 полк потерял четыре истребителя и еще несколько «крыс» получили повреждения. Так, И-16 командира эскадрильи капитана В.А. Мациевича с поврежденным двигателем и разбитым козырьком кабины совершил вынужденную посадку на лед Финского залива. Пилот не пострадал, а самолет позднее удалось вытащить на берег и отремонтировать. Среди погибших летчиков был лейтенант Михаил Максимов, на чьем счету к этому моменту, по советским данным, числились три победы. По сведениям люфтваффе, по одному самолету сбили унтер-офицер Петер Зиглер и оберфельдфебель Карл Фухс из 2-й эскадрильи и унтер-офицеры Зигфрид Мюллер и Альфред Блекк из 9-й эскадрильи JG54[125].

Официальная сводка ПВО за 4 апреля гласила: «Для отражения налета было поднято 22 наших истребителя, которые вели бои вне зоны огня зенитной артиллерии, главным образом над Финским заливом и на юго-западных подступах к городу. В результате воздушных боев истребители сбили шесть и подбили один самолет противника, потеряв при этом один свой самолет. Огнем зенитной артиллерии уничтожено 19 и подбито девять вражеских самолетов».

Таким образом, в общей сложности части советской противовоздушной обороны заявили о 25 сбитых и 10 поврежденных бомбардировщиках и истребителях.

По данным же люфтваффе, 4 апреля над Ленинградом вообще не был потерян ни один самолет. Правда, несколько бомбардировщиков получили различные повреждения в результате плотного заградительного зенитного огня, но все они благополучно вернулись на свои базы или же совершили вынужденную посадку в своем тылу. Так, например, прямое попадание в левый двигатель получил He-111H-6 «1G+EN» из 5-й эскадрильи KG27 «Бёльке». На оставшемся правом моторе он дотянул до расположения немецких войск и затем приземлился около Нарвы.

После того как в 20:10 в Ленинграде был дан отбой воздушной тревоги, генерал-майору Зашихину позвонил Жданов, в первую очередь спросивший: «Можно ли считать налет оконченным?» Лишь получив заверения, что уже дан отбой и небо над городом чисто, первый секретарь обкома решился лично приехать на КП армии ПВО. Жданов явился туда в сопровождении председателя Ленгорисполкома и по совместительству члена Военного совета армии П.С. Попкова и командующего ПВО Ленинградского фронта Ф.Я. Крюкова (вскоре освобожденного от должности за систематическое пьянство). На командном пункте Жданову был представлен командный состав армии ПВО и даны подробные объяснения по успешным действиям зенитной артиллерии при отражении налета.

Тем временем немецкие самолеты уже в сумерках вернулись на свои базы. Экипажи видели, что многие сброшенные ими бомбы рвались прямо у бортов русских кораблей, однако было ясно, что выполнить поставленную задачу не удалось. Противодействие ПВО оказалось неожиданно и неприятно мощным. Однако отказываться от продолжения операции не стали.

Согласно плану, в ночь на 5 июня 31 He-111H из KG4 «Генерал Вефер» совершили повторный налет на устье Невы. Около 2:00 лидирующие «Хейнкели» сбросили над стоянками кораблей осветительные бомбы, освещавшие все вокруг мертвенно-белым светом[126]. Пулеметные расчеты из 2-го зенитно-пулеметного полка и батареи 20-мм и 37-мм зенитных пушек немедленно открыли огонь по медленно опускающимся на парашютах «люстрам», а вскоре послышался ужасающий свист бомб, сбрасываемых с высоты 1000 метров.

Удар снова наносился по линкору «Октябрьская революция», но его зенитчики молчали. Они имели приказ огня не открывать, чтобы в темноте не демаскировать корабль. По меньшей мере девять бронебойных бомб РС1000 упали поблизости от линкора, причем одна на расстоянии 20 метров. Однако и на этот раз ни он, ни другие стоявшие поблизости корабли не пострадали, так как бомбы, имевшие взрыватели с замедлением, рвались уже на дне Невы.

Несмотря на осветительные бомбы, штурманы не всех «Хейнкелей» смогли отыскать назначенную цель. Сброшенные ими тяжелые бомбы падали уже на городские кварталы, сея новые жертвы среди ленинградцев. Так, одна бомба попала во 2-ю городскую психиатрическую больницу, а другая разрушила госпиталь на 3-й линии Васильевского острова. По крайне общим советским данным, было убито около 50 человек и ранено около 100.

Во время налета в воздух поднялись несколько летчиков из 26-го ИАП, прошедших подготовку для действий ночью. И по возвращении один из них – Дмитрий Оскаленко – доложил о том, что уничтожил бомбардировщик. Но, по немецким данным, все «Хейнкели» благополучно вернулись на аэродром Рига-Спливе.

Утром 5 апреля, едва рассеялась мгла, устье Невы подверглось новому массированному артобстрелу. В это же время высоко в небе прошел самолет-разведчик, зафиксировавший результаты авианалета. Днем был произведен повторный налет на Ленинград, правда меньший по мощи, чем накануне днем.

Фридрих Берч, служивший в 5-й эскадрилье KG27 «Бёльке», затем вспоминал: «Мы выполнили 4 и 5 апреля 1942 г. две атаки на Ленинград. Было известно, что несколько кораблей стояли, еще скованные льдом, и мы должны были атаковать их. В первом вылете мы столкнулись с невероятным зенитным огнем, и этот вылет не имел желаемого успеха. После второго вылета направление полетов поменялось, и мы выполняли вылеты на снабжение боевой группы Шерера в Холме»[127].

На следующий день – 6 апреля – немецкий самолет-разведчик произвел аэрофотосъемку дельты Невы. На полученных снимках штабисты 1-го авиакорпуса люфтваффе увидели неприятную для себя картину. На набережных около кораблей было много воронок и разрушенных зданий, во льду на реке зияли проруби большого диаметра. Но на линкоре, крейсерах и эсминцах никаких видимых повреждений не наблюдалось.

Стало ясно, что операция «Битье льда» не достигла своих целей и в самом прямом смысле стала простым битьем льда. Можно было, конечно, попробовать повторить налеты. Однако, как уже говорилось раньше, командир 1-го авиакорпуса генерал Фёрстер особо не рвался бомбить корабли, стоявшие на Неве. Да и к тому же в дело вмешался командующий группой армий «Норд» генерал-оберст Георг фон Кюхлер, в середине января сменивший на этом посту фельдмаршала фон Лееба. Он в целом справедливо полагал, что гораздо важнее воздушная поддержка окруженных в районе Демянска и Холма частей 2-го армейского корпуса и пробивавшейся к ним ударной группы генерал-лейтенанта Вальтера фон Зейдлиц-Канцбаха.

Позиция фон Кюхлера получила поддержку на самом верху, и бомбардировочные авиагруппы 1-го воздушного флота продолжили боевые вылеты в район Демянска и Холма. А через десять дней – 16 апреля – уже Гитлер лично распорядился прекратить операцию «Битье льда».

Подводя итоги операции, можно сказать, что задача, поставленная 1-му авиакорпусу люфтваффе фактически лично фюрером, не была выполнена. Это произошло по ряду причин. Во-первых, штаб корпуса допустил просчеты при планировании операции. Как ни странно, излишняя тщательность, как правило, шла немцам во вред. Опыт показывал, что, наоборот, самыми успешными операциями люфтваффе были как раз именно те, которые проводились поспешно, в духе импровизации.

Во-вторых, первый удар 4 апреля вместо одного внезапного и молниеносного рейда превратился в длинную, растянутую по времени цепочку мероприятий, в результате чего обычно беспечное командование русской противовоздушной обороны смогло привести в боевую готовность все свои средства ПВО. Удары наносились со слишком большими интервалами, что позволяло зенитчикам вовремя переносить огонь с одной группы бомбардировщиков на другую.

В-третьих, после тяжелой зимней кампании 1941/42 года сказывалась нехватка самолетов и опытных экипажей. Так, например, тот же известный ас обер-лейтенант Ханс Ульрих Рудель в марте был назначен в эскадрилью в учебно-боевой группе StG2, базировавшейся в австрийском городе Грац и занимавшейся вводом в строй прибывающего из авиашкол пополнения. Большинство летчиков еще ни разу не атаковали такие сложные цели, как боевые корабли, тем более при сильном противодействии сил ПВО.

В-четвертых, командование 1-го авиакорпуса недооценило возможности противовоздушной обороны Ленинграда. В результате вероятность поражения точечных целей оказалась значительно ниже расчетной[128].

«Гётц фон Берлихинген» над Ленинградом

Тем временем самолеты-разведчики люфтваффе продолжали регулярно появляться над Ленинградом, а дальнобойная артиллерия 18-й армии по-прежнему обстреливала город и корабли. Все это давало советскому командованию повод думать, что в налетах наступил лишь кратковременный перерыв и что немцы лишь проводят разведку целей и копят силы. Поэтому 12 апреля Военный совет Ленинградского фронта принял решение нанести силами 7-го ИАК ПВО и ВВС КБФ упреждающие удары по аэродромам противника.

В отличие от люфтваффе, чьи дальние разведчики летали на расстояние до 1600 километров, советские самолеты не могли далеко проникать в воздушное пространство за линией фронта. Основные базы ударных сил 1-го воздушного флота находились на аэродромах Дно, Плескау (Псков), Коровье Село и Рига-Спливе, то есть как минимум в 240 километрах от Ленинграда, где их не могли достать никакие самолеты из 7-го ИАК ПВО и ВВС КБФ. Однако надо было претворять принятое решение в жизнь, и посему «скопления бомбардировщиков» обнаружились на ближайших к городу аэродромах, в частности в Пушкине и Красногвардейске. Фактически же там были одни «Мессершмитты». Хотя действительно на этих аэродромах время от времени приземлялись отдельные самолеты-разведчики и бомбардировщики, использовавшие при необходимости их для дозаправки и для вынужденных посадок.

В ночь на 15 апреля эти два аэродрома атаковали летающие лодки МБР-2 из ВВС КБФ. Затем днем 36 истребителей – И-153, И-16, МиГ-3 и Як-1 и И-16 – из 26-го ИАП и 123-го ИАП нанесли штурмовой удар по аэродрому Красногвардейск. При этом еще на подходе к цели они натолкнулись на плотный зенитный огонь. В итоге был сбит ведущий МиГ, который, врезавшись в землю недалеко от Красногвардейска, взорвался. Его пилот – командир 26-го ИАП подполковник Б. Н. Романов – погиб.

С аэродрома успели взлететь два «Мессершмитта» из 3-й эскадрильи JG54. Они попытались атаковать советские истребители, но капитан Георгий Жидов подбил один из них. По данным люфтваффе, это был Bf-109F-2 W.Nr.5694, который, получив попадание в двигатель, все же благополучно приземлился. Однако оставшийся в живых немецкий летчик уже вскоре вернул «долг». Атаковав сверху на большой скорости уже повернувшего назад противника, он подбил МиГ-3 лейтенанта Николая Щербины из 26-го ИАП, который, дотянув до линии фронта, совершил вынужденную посадку «на живот».

По возвращении летчики 7-го ИАК ПВО и ВВС КБФ заявили об уничтожении 12 самолетов на земле, в том числе «Юнкерсов», и еще двух в воздухе. Фактически же в Красногвардейске легкие повреждения получил лишь один «Мессершмитт».

Утром 18 апреля – в период между 9:45 и 10:46–12 И-153 из 71-го ИАП ВВС КБФ вновь атаковали все тот же Красногвардейск. Их снова встретил интенсивный огонь 20-мм зениток, и две «Чайки», принадлежавшие старшему лейтенанту Александру Шитову и лейтенанту Юрию Спитцыну, были сбиты. Затем в сводке штаба флота говорилось: «Обнаружены 20–25 самолетов, находившихся на бетонированных стоянках. Подожжены или уничтожены 15 Ju-88 и Ju-87». Далее утверждалось, что лейтенант Спитцын направил свою подбитую машину прямо в группу припаркованных германских самолетов.

Фактически же протаранил стоящие на земле самолеты старший лейтенант Шитов. Проявив самопожертвование, он тяжело повредил один и уничтожил второй Ju-88D из 5-й эскадрильи дальней авиаразведки Aufkl. Gr.122[129]. Также в результате этого авиаудара были сильно повреждены (60–80 процентов) и два Ju-88D-1 из 3-й эскадрильи Aufkl.Gr.Ob.d.L[130]. Кстати, для немцев это был вопиющий случай, когда стратегические разведчики базировались в непосредственной близости от линии фронта, прямо под носом у противника.

19 апреля германская дальнобойная артиллерия начала обстрел Кронштадта из 280-мм железнодорожных орудий. В результате первого удара в городе было разрушено множество зданий, сильно пострадал Морской судоремонтный завод. Стрельба велась с помощью самолетов-корректировщиков, но истребители ВВС КБФ бездействовали, так как «флотские аэродромы растаяли». На следующий день немецкие артиллеристы добились серьезного успеха, повредив минный заградитель «Ока».

Тем временем над кораблями Балтфлота, стоявшими на Неве в Ленинграде, снова нависла угроза. Несмотря на официальное «закрытие» операции «Битье льда», высшее руководство люфтваффе, прежде всего в лице рейхсмаршала Геринга, не собиралось отказываться от идеи их уничтожения. Кроме того, благодаря эффективным действиям авиации произошло и общее положительное изменение ситуации в полосе группы армий «Норд». 21 апреля ударная группа генерал-лейтенанта фон Зейдлиц-Канцбаха смогла прорваться и соединиться около поселка Рамушево, приблизительно в 20 километрах юго-восточнее Старой Руссы, с частями 2-го армейского корпуса, ранее окруженными в районе Демянска. В целом успешно шли дела и в части деблокирования частей, окруженных в районе города Холм.

Все это способствовало тому, что командование 1-го авиакорпуса решило нанести новые удары по кораблям Балтийского флота. При этом, учитывая неудачный опыт налетов 4–5 апреля, на этот раз планировалось провести не один-два массированных налета с привлечением всех имевшихся сил, а серию налетов небольшими группами самолетов, в первую очередь Ju-87. Это также позволяло параллельно продолжать интенсивную поддержку сухопутных войск. В целом это было возвращение к тактике, полностью оправдавшей себя во время налетов на Кронштадт еще в сентябре 41-го.

С подачи кого-то из штабистов новая операция получила кодовое наименование «Гётц фон Берлихинген». Это было имя главного героя исторической драмы знаменитого немецкого поэта и ученого Йоханна Гёте и одновременно реально существовавшего немецкого рыцаря, жившего в конце XIV – начале XV века. Фон Берлихинген прославился тем, что во время Великой крестьянской войны 1524–1526 годов был главнокомандующим всеми силами восставших крестьян, которые вели борьбу с властью князей.

К 23 апреля из-за быстрого потепления Нева уже полностью очистилась ото льда. На следующий день командование Балтийского флота в ожидании новых налетов собиралось перевести все крупные корабли на новые места стоянок. Но неожиданно оказалось, что топлива для этого на буксирах нет, и о передислокации пришлось на время позабыть.

С утра 24 апреля над Ленинградом висела низкая облачность. Она затрудняла визуальное обнаружение самолетов и прицельный огонь зениток. В штабе 1-го авиакорпуса решили, что пришло время для решающего удара по кораблям. Самолеты должны были пикировать на них, используя разрывы в облаках, а затем сразу же снова уходить наверх, под защиту облаков.

В 12:58 по московскому времени дальнобойная артиллерия немецкой 18-й армии открыла огонь по позициям зенитной артиллерии и местам стоянок кораблей. Согласно данным штаба Ленинградского фронта, в районе батарей, расположенных в Кировском районе города, разорвались 226 снарядов, а в районе батарей в Торговом порту – 154 снаряда. В минный заградитель «Марти» попали три 203-мм снаряда, один из которых, к счастью, не взорвался. Однако хватило и двух оставшихся, и корабль получил тяжелые повреждения. Также серьезно пострадала подводная лодка К-51.

Вскоре РЛС «Редут» и посты ВНОС начали сообщать о небольших группах немецких самолетов, которые заходили со стороны Финского залива по маршруту Стрельна – Угольная гавань – Торговый порт. Это были 44 Ju-87D и 18 Ju-88A, которых сопровождали 28 Bf-109F из I. и III./JG54 во главе с оберст-лейтенантом Траутлофтом.

В 13:10 с КП Ленинградской армии ПВО был дан сигнал «воздушная тревога». В воздух срочно поднялись 25 истребителей ВВС КБФ и 29 – из 7-го ИАК ПВО. Однако им практически сразу же пришлось вступить в бой, поскольку аэродромы уже были блокированы «Мессершмиттами». По советским данным, летчики ПВО сбили 10 немецких самолетов, а флотские летчики из 11-го ИАП во главе со старшим лейтенантом А. Батуриным – 5, потеряв при этом 3 собственных истребителя.

Фактически же во время атаки ЛаГГ-3 из 11-го гв. ИАП была незначительно повреждена только одна «Штука» из 3-й эскадрильи StG2. Ее пилот – лейтенант Герберт Бауэр – получил ранение, но все же смог благополучно приземлиться на аэродроме Красное Село. А вот JG54 «Грюнхерц» в тот день вообще не имела потерь[131].

В 13:50 идущие над облаками самолеты заметили зенитчики 169-го ЗенАП, которые тотчас открыли заградительный огонь. Но, несмотря на это, Ju-87D один за другим вываливались из облаков либо в просветы между ними и пикировали на корабли.

Вблизи «Октябрьской революции» на сей раз упали 25 бомб, чьими осколками на линкоре были выведены из строя два зенитных пулемета ДШК, убит один и ранены восемь матросов. Вокруг легкого крейсера «Максим Горький» разорвались 15 бомб и около 100 тяжелых снарядов. В результате корпус и надстройки были буквально изрешечены и получили около 300 пробоин! Погибли четыре человека, еще восемь были ранены. Повреждения от осколков бомб и снарядов также получили эсминцы «Сильный» и «Грозящий», два тральщика, пять сторожевых катеров и грузовой пароход «Вахур»[132].

Но больше всех пострадал легкий крейсер «Киров». Приблизительно около 14:00 пилотам «Штук» удалось добиться трех подряд прямых попаданий в него. Бомбы легли кучно, в район кормовой трубы. После взрывов начался пожар в отделении вспомогательных котлов и в помещениях в средней надстройке. Но самым страшным было то, что огонь охватил сложенный там боезапас. Снаряды начали выбрасывать за борт, причем некоторые из них взрывались прямо в руках у моряков. Как потом подсчитали, всего взорвалось, сгорело или было выброшено в воду 198 100-мм гранат и 376 37-мм трассирующих снарядов. Кроме того, когда пламя начало распространяться вниз по элеваторам подачи боеприпасов, в панике по ошибке затопили и непострадавший артиллерийский погреб № 8, где в итоге оказались подмоченными еще 134 100-мм гранаты, 79 100-мм фугасных и 840 37-мм трассирующих снарядов.

Пожар удалось полностью ликвидировать лишь к 14:46. К этому времени «Киров» уже имел крен 2° на левый борт. Крейсер получил тяжелые повреждения. Были разрушены запасной командный пункт, кормовые ходовая рубка, ходовой и сигнальный мостики; вся средняя надстройка от 140-го до 180-го шпангоута на верхней палубе и помещения под ней на нижней (броневой) палубе; кормовая труба с дымоходами, опоры грот-мачты, кормовая часть катапульты, кормовая стрела, шлюпбалки, камбуз, шахты турбовентиляторов № 9, 10 и 12; фундаменты шести 100-мм орудий и двух 37-мм зенитных автоматов; подволок и носовая переборка, а также все вспомогательные механизмы в отделении вспомогательных котлов.

Замены требовали пять 100-мм орудий Б-34 и два 37-мм автомата 70-К, был поврежден дальномер КДП и выведен из строя 1,5-м дальномер на кормовом мостике. Из зенитных средств на крейсере осталось только по три 45-мм и 37-мм орудия и пулеметы. Все приборы торпедной стрельбы оказались разбиты, а трубы правого торпедного аппарата повреждены. Общие потери экипажа «Кирова» от трех бомб, одного попадания 152-мм снаряда и начавшего затем взрываться боезапаса составили 86 человек убитыми и 46 ранеными. Кроме того, на набережной рядом с крейсером была уничтожена батарея 85-мм зениток[133].

На позициях батарей № 822 и 278 из 9-го ЗенАП разорвались 20 фугасных и осколочных бомб. Шесть фугасных бомб попали в здание Военно-морской академии, где располагался штаб Балтийского флота. Погибло девять и было ранено 47 человек. Во дворе академии сгорели практически все служебные автомашины. Как и в прошлые налеты, пострадали и жилые кварталы города. Взрывами бомб и снарядов были разрушены здание штаба Ленинградского порта и 39 жилых домов между 8-й и 141-й линиями Васильевского острова. Число жертв среди мирного населения составило 117 человек убитыми и 340 ранеными. Значительный ущерб получили цеха Балтийского и Адмиралтейского заводов.

После завершения налета части Ленинградской армии ПВО заявили о том, что они уничтожили 20 и повредили 14 бомбардировщиков. Только одни батареи 169-го ЗенАП, расстреляв 683 снаряда, «скромно» претендовали на 11 сбитых самолетов. Получалось, что их расчеты продемонстрировали просто феноменальную эффективность, потратив по 62 снаряда на один сбитый самолет. Еще об одной победе заявили моряки эсминца «Сильный», которые огнем из 37-мм зенитного автомата сбили один самолет, якобы затем рухнувший на территорию Адмиралтейского завода.

По данным же люфтваффе, в ходе этого налета зенитным огнем были повреждены три «Штуки», одна из которых – StG1 из 9-й эскадрильи – затем упала на землю уже в расположении своих войск. Пилот погиб, а бортрадист-стрелок успел выпрыгнуть на парашюте.

Прошедший налет показал, что немецкие летчики, в отличие от ударов в начале месяца, сбрасывают бомбы гораздо точнее, и если так пойдет и дальше, то дело может принять крайне серьезный оборот. Надо было срочно менять места стоянок кораблей. Буксиры в спешном порядке обеспечили необходимым топливом, и в ночь на 25 апреля они перевели сильно поврежденный крейсер «Киров» за мост имени лейтенанта Шмидта, к набережной Красного Флота. Одновременно были рассредоточены и эсминцы, а некоторые выведены в Малую и Большую Невки.

Параллельно с передислокацией были проведены и кое-какие маскировочные работы. На месте прежней стоянки «Кирова» под его маскировочную сеть поставили сопоставимый с ним по размерам недостроенный учебный корабль «Свирь», а на минном заградителе «Марти» срочно срезали фок-мачту. Затем в течение нескольких дней все крупные корабли были окрашены в серый защитный цвет.

25 апреля люфтваффе повторили налет на корабли. В 11:53 группа из сорока Ju-87D на высоте 5–6 тысяч метров прошла по прежнему маршруту через Стрельну и Васильевский остров. Несмотря на шаблонность действий немцев, командование ПВО оказалось не готовым к эффективным действиям. Навстречу бомбардировщикам по приказу с КП Ленинградской армии ПВО были подняты в общей сложности около 60 истребителей. Но большинство из них в условиях сильной облачности и отсутствия всякого наведения с земли попросту не смогли обнаружить противника. Кроме того, ошибочные и несогласованные действия частей ПВО привели к тому, что перехватчики оказались в зоне зенитного заградительного огня, и потому стрелять могли лишь несколько батарей.

Вскоре 12 «Штук» начали один за другим пикировать на линкор «Октябрьская революция» и на блокшив «Ворошилов», который немецкие пилоты благодаря его размерам, вероятно, приняли за крупный боевой корабль. И если линкор снова отделался легким испугом, то «Ворошилов» был тяжело поврежден. Вокруг него на дистанции от 2 до 15 метров разорвались десять бомб. В корпусе блокшива образовалось несколько подводных пробоин, и в них хлынула вода, которую не успевали откачивать. И в конце концов через пятнадцать часов «Ворошилов» сел на грунт.

Кроме того, два прямых попадания получил пароход «Вахур» тоннажем 900 брт, уже легко поврежденный накануне. В результате взрывов на нем был сильно разрушен полубак, повреждены носовая палуба и трюм. Несмотря на борьбу за живучесть, удержать судно на плаву так и не удалось, и оно затонуло.

Огонь по атакующим самолетам вели батареи № 2 и 3 из 169-го ЗенАП, которым тоже досталось. На их позиции упали несколько 50-кг фугасных бомб, в результате чего были разбиты одно 85-мм орудие и дальномер, погибли несколько бойцов.

На этот раз зенитчики претендовали на восемь сбитых самолетов, а летчики – на семь. Собственные потери составили два истребителя. Газета «Красная Звезда» в номере за 26 апреля 1942 год писала: «Вражеские самолеты, поодиночке проникшие в город, беспорядочно сбросили бомбы на жилые дома. Имеются жертвы… Всего за 24 и 25 апреля уничтожено 35 немецких самолетов». И опять сведения противоположной стороны не подтверждают этих цифр.

26 апреля над Ленинградом появлялись лишь немецкие самолеты-разведчики. Они производили аэрофотосъемку, чтобы уточнить результаты последних двух налетов и определить места новых стоянок кораблей.

Вечером 27 апреля, незадолго до 19:00, немецкая дальнобойная артиллерия снова открыла огонь, причем кружившие над окраинами города самолеты-корректировщики Hs-126 по радио сообщали результаты попаданий. «Прямая трансляция» была обнаружена радистами легкого крейсера «Максим Горький», которые попытались ее заглушить. По некоторым данным, корректировка огня велась и германскими агентами непосредственно из самого города. Многие снаряды ложились весьма точно. В частности, на батарее старшего лейтенанта Смолина, располагавшейся возле Академии художеств, прогремело несколько мощных взрывов, уничтоживших два орудия и выкосивших 14 человек личного состава. На территории порта в течение 24 минут разорвалось более 80 снарядов. Разлетавшимися осколками были пробиты цистерны с мазутом, и вытекавшее через пробоины топливо загорелось. 169-й ЗенАП, чьи батареи располагались в порту, понес серьезные потери.

Почти сразу же с началом обстрела на главный пост ВНОС Ленинградской армии ПВО с имевшихся РЛС «Редут» начали поступать сообщения о приближении нескольких групп самолетов.

Тут надо сказать, что командующий армией генерал-майор Зашихин и командир 7-й ИАК ПВО генерал-майор Ерлыкин уже нередко высказывали претензии по поводу того, что операторы «Редутов» неправильно сообщают количество самолетов, чем дезориентируют их пилотов. Дело дошло до того, что в апреле на заседание Военного совета Ленинградского фронта был приглашен командир 72-го отдельного радиобатальона Б.К. Бланк. Его объяснения, что станции РУС-2 просто не могут точно определять количество целей, не убедили «авиаторов», не страдавших излишком технического образования. Тогда Военный совет принял решение ознакомить представителей авиации с техническими возможностями РЛС, как говорится, на месте.

Вскоре аппаратную станции РУС-2 посетил лично командующий Ленинградским фронтом генерал-полковник Л.А. Говоров в сопровождении Зашихина и Ерлыкина. Бланк давал пояснения генералам, указывая на экран, где периодически появились и исчезали отметки целей. Он рассказал, что опытные операторы довольно точно определяют группу из шести самолетов. При определении численности группы из 12–15 самолетов погрешность составляла 8—13 процентов, то есть одну-две машины, а при численности группы в 25–30 самолетов – уже 12–20 процентов, то есть от трех до шести машин. Однако речь шла об опытных операторах и о погрешностях, заложенных в самой конструкции РЛС. На практике же погрешность могла быть значительно больше, и порой численность приближавшихся вражеских групп, определенная операторами «Редутов», в несколько раз превышала действительное количество самолетов. Кроме того, Бланк сообщил генералу, что его РЛС пока не могут определять высоту полета целей.

27 апреля уже в который раз сказался один из главных недостатков советской системы ПВО – полное отсутствие радиосвязи. Все линии связи между КП всех уровней и батареями были проводными, причем нередко использовались и обычные городские телефонные линии. Неудивительно, что их надежность в условиях бомбардировок и артобстрелов была крайне низкой и связь попросту нарушалась. Да и для того чтобы обзвонить все подразделения, требовалось немало времени. В результате истребители 7-го ИАК ПВО взлетели с большим опозданием и уже никак не могли помешать противнику.

Вскоре над Ленинградом появились 40 Ju-87D, которых сопровождали 15 Bf-109F. «Штуки» вываливались из облаков и, завывая сиренами, пикировали на корабли. В ответ им летели трассирующие очереди 37-мм зениток, на фоне облаков множились черные точки разрывов дистанционных гранат. Вскоре снова загрохотали взрывы. Бомбы опять падали около кораблей, на берегу и в городских кварталах. В воздух взлетали куски гранита, обломки зданий.

Вот какие записи в тот день были сделаны в бортовом журнале легкого крейсера «Максим Горький»:

«18.41 противник начал обстрел. Была обнаружена работа корректировщика, который приказано заглушить.

19.01. Атака Ю-87, один из которых сбит в 19.03, упал в порту.

19.06. Сбит еще один Ю-87, упал за кормой корабля.

19.21. Пролет трех Ме-109.

19.30. По правому борту пять Ме-109.

19.44. С самолетов противника сброшено 15 бомб»[134].

Часть Ju-87D атаковала бывшее место стоянки легкого крейсера «Киров» у завода «Судомех», где теперь под той же маскировочной сетью стоял недостроенный учебный корабль «Свирь». Это говорит о том, что или же немецкие самолеты-разведчики не смогли зафиксировать тот факт, что «Киров» уже перевели на другое место, или же из штаба 1-го авиакорпуса просто не довели новую информацию до пилотов «Штук».

Как бы там ни было, но «Свирь» получила прямое попадание. В ее корпус хлынула вода, и корабль быстро сел на грунт. Осколками разрывавшихся бомб был поврежден и стоявший поблизости эсминец «Грозящий». Также легкие осколочные повреждения получил и легкий крейсер «Максим Горький».

Наибольшие же повреждения имели более мелкие вспомогательные корабли, получившие десятки осколочных пробоин. Снова досталось и зенитчикам. Так, в районе все той же батареи старшего лейтенанта Смолина упали сразу десять фугасок. К счастью для бойцов, большая часть бомб взорвалась в Неве, а одна – во дворе Академии художеств.

Налет завершился около 20:00. По его итогам зенитчики записали на свой счет 10 сбитых самолетов, утверждая, что некоторые из них падали «прямо в Неву и на город». При этом на шесть «Штук» претендовали батареи 9-го ЗенАП. Еще о трех воздушных победах заявили летчики ПВО старшие лейтенанты И. Шишкань, Н. Цисаренко и В. Малышев, якобы поразившие по одному «Мессершмитту».

По данным же люфтваффе, вечером 27 апреля в ходе вылета на атаку кораблей на Неве был потерян лишь один штурмовик – Ju-87D-1 WNr.2033 из 1-й эскадрильи StG2. Оба члена его экипажа – пилот обер-фельдфебель Барч и бортрадист-стрелок унтер-офицер Штемачер – погибли. Единственной же «потерей» JG54 в тот день стал Bf-109F-4/R1 W.Nr.13042 из 7-й эскадрильи. Во время взлета с аэродрома Сиверская его пилот – ефрейтор Эдуард Ленгвенингс – в силу своей неопытности допустил ошибку, и самолет на большой скорости перевернулся. «Мессершмитт» был полностью разрушен, но получивший травмы летчик остался жив[135].

Хотя в ходе налета боевые корабли Балтфлота и не получили никаких серьезных повреждений, прямое попадание в «Свирь», находившуюся на месте бывшей стоянки легкого крейсера «Киров», говорило о том, что немецкие летчики, «пристрелявшись», в следующий раз могут поразить и «Максим Горький». Поэтому командование флота приняло решение срочно перевести его на новое место. В ночь на 28 апреля крейсер при помощи буксиров отвели к заводу «Судомех», почти к тому же самому месту, где ранее стоял «Киров» и где ныне на грунте сидела «Свирь». Крейсер попытались замаскировать, но самолеты-разведчики без особого труда обнаружили его.

30 апреля самолеты люфтваффе совершили новый и, как оказалось, последний налет на корабли Балтийского флота, стоявшие в Ленинграде. Воздушная тревога в городе была объявлена в 13:20. Сильная облачность затрудняла ведение заградительного огня, и, возможно, поэтому зенитчики в тот день не заявили ни об одном сбитом самолете. Однако те же самые облака, видимо, помешали и пилотам «Штук», поскольку они не смогли добиться ни одного прямого попадания. Незначительные осколочные повреждения получили линкор «Октябрьская революция», легкие крейсера «Киров» и «Максим Горький», эсминец «Сильный» и подводная лодка М-90, стоявшая у стенки завода «Северная верфь».

Всего, по советским данным, в апреле – мае 1942 года на Ленинград упали 615 фугасных бомб всех калибров общей массой в 500 тонн, в том числе не менее 93 массой выше 1000 килограммов. В результате бомбежек в городе погибли 233 человека и еще 661 получили ранения[136].

Части Ленинградской армии ПВО бодро рапортовали об уничтожении 71 немецкого самолета, а кое-кто вроде командующего Балтфлотом вице-адмирала Трибуца прибавил к ним еще двадцать, чего уж мелочиться. Неудивительно, что действия противовоздушной обороны получили высокую оценку на самом верху, в том числе у самого Сталина. И вскоре командующий Ленинградской армией ПВО генерал-майор Г.С. Зашихин был награжден орденом Ленина.

Если подвести итоги операции «Гётц фон Берлихинген», то можно сказать следующее. В ходе четырех налетов – 24, 25, 27 и 30 апреля, – проведенных относительно небольшими группами Ju-87D, удалось потопить блокшив «Ворошилов», недостроенный учебный корабль «Свирь» и грузовой пароход «Вахур». Был серьезно поврежден легкий крейсер «Киров», ремонт которого затем занял несколько месяцев. Различные легкие повреждения получили линкор «Октябрьская революция», крейсер «Максим Горький», эсминцы «Сильный» и «Грозящий», подводная лодка М-90, два тральщика и пять сторожевых катеров. И это при том, что фактически потери люфтваффе в ходе этих налетов составили всего два Ju-87D.

Однако окончательно вывести из строя оставшиеся крупные корабли Балтийского флота немцам не удалось. А это было важнейшее условие для штурма Ленинграда, который Гитлер планировал провести в течение 1942 года. Впрочем, в тот момент приоритет был отдан другой «большевистской твердыне» – Севастополю. Как раз в это время фюрер приказал перебросить в Крым 8-й авиакорпус В. фон Рихтхофена, поставив тому задачу парализовать советские перевозки по Черному морю, а потом всеми силами поддерживать наступление на Керчь и Севастополь. 1-му же воздушному флоту приходилось довольствоваться гораздо меньшими силами, которые позволяли решать лишь ограниченные задачи.

Битва над озером

Тем временем к концу зимы 1941/42 года советскому руководству стало ясно, что прорвать блокаду Ленинграда в ближайшее время явно не удастся. Таким образом, пришлось считаться с реальностью, что, возможно, весь будущий год город придется снабжать через Ладожское озеро. Если предыдущей осенью эта коммуникация носила скорее импровизационный характер, то теперь пришлось подумать о ее капитальном обустройстве. 3 марта Военный совет Ленинградского фронта принял постановление о строительстве нескольких портов и перевалочных баз на берегах озера.

Работы начались немедленно и велись авральными темпами, продолжаясь уже и во время самой навигации. Размах их был колоссальным. В порту Кобона практически с нуля выросли уходящие в озеро пирсы длиной 270 метров. К ним вела специально построенная 30-километровая железнодорожная ветка, идущая от станции Войбокало. На западном берегу, помимо поселка Осиновец, во всех бухточках буквально на голом месте выросли причалы и пирсы. Из-за мелководья некоторые из них уходили от берега на полкилометра. Было установлено 20 кранов грузоподъемностью от 3 до 75 тонн. На берегу построили склады, нефтеямы, железнодорожные тупики, узкоколейки, – словом, для немецких самолетов-разведчиков появилось много нового. В общей сложности к началу навигации ладожские порты могли одновременно принять под погрузку и разгрузку сразу 22 судна.

Сухопутные коммуникации обслуживали четыре автомобильных батальона, а также Московская и Ярославская автоколонны, имевшие в общей сложности 1110 грузовиков. Для тушения возможных пожаров были выделены шесть пожарных команд – по одной на каждый порт[137].

К весне 1942 года удалось создать в районе Ладоги и кое-какую противовоздушную оборону. Порт Осиновец теперь прикрывали батареи 20, 25, 432-го ОЗАД, а также 1, 2 и 3-я железнодорожные батареи. Эти части имели 48 зенитных орудий среднего калибра, 3 пушки малого калибра и 15 пулеметов. Там же располагались 6 станций-искателей «Прожзвук» и 15 зенитных прожекторов. На восточном берегу озера, в районе Кобоны и расположенного в 6 километрах к северу от нее поселка Леднево, находились 225, 251 и 434-й ОЗАД и одна зенитно-пулеметная рота, в которых насчитывалось 30 орудий среднего и 6 малого калибра, 19 пулеметов, 7 станций «Прожзвук» и 12 прожекторов.

Зенитки стояли также на железнодорожных станциях Новая Ладога, Волховстрой, Гостинополье, Войбокало, Жихарево и Тихвин. Всего для обороны Ладожской коммуникации командование Ленинградской армии ПВО выделило 190 разнотипных зенитных орудий, около 70 пулеметов, 25 станций «Прожзвук» и 65 прожекторов. Учитывая низкую эффективность заградительного огня, являвшегося практически единственным отработанным способом стрельбы в советской зенитной артиллерии, можно констатировать, что перечисленных сил для столь обширного района было явно недостаточно.

Имелась и кое-какая авиация. 7-й ИАК ПВО выделил для Дороги жизни 123-й ИАП, которому поручили прикрыть склады и пристани на западном берегу озера. Истребители ВВС КБФ – 3-й и 4-й гв. ИАП – должны были защищать суда и корабли на переходах по озеру, а также склады и пристани в районах Леднево, Кобоны, Новой Ладоги, Сясьстроя и Колчаново. А железнодорожные станции Лаврово, Жихарево, Войбокало, Пупышево, Волховстрой и Гостинополье входили в зону ответственности истребителей ВВС Ленинградского фронта[138].

На вооружение полков, защищавших Ладожскую трассу, в 1942 году поступили английские «Харрикейны» и американские Р-40 «Томагавк» и «Киттихаук». Лишь 4-й гв. ИАП продолжал воевать на стареньких И-16. И надо отметить, что этот полк заметно отличался приписками. Достаточно сказать, что только за период с 12 марта по 13 апреля его пилоты записали на свой счет 54 (!) самолета, сбитые в районе Ладоги. При этом собственные потери за месяц составили только два «ишака».

Одновременно принимались меры и по вооружению самих судов. 9 апреля Госкомитет обороны СССР обязал командующего Балтийским флотом вице-адмирала Трибуца по возможности обеспечить орудиями и пулеметами речные корабли, предназначенные для перевозки грузов в навигацию 1942 года. Далее по распоряжению наркома ВМФ адмирала Н. Г. Кузнецова на эти цели были внеочередным порядком выделены девять 45-мм пушек и 109 12-мм пулеметов ДШК. Весь этот арсенал пошел на 4 буксира и 51 баржу. На буксиры ставили по одной пушке и одному пулемету, на баржи – по два пулемета. В итоге к 28 мая удалось вооружить 25 барж и 5 буксирных пароходов: «Морской лев», «Орел», «Никулясы», «Буй» и «Гидротехник».

19 апреля Северо-Западное речное пароходство подчинили командующему Ладожской военной флотилией капитану 1-го ранга Черокову. И к началу навигации 1942 года в распоряжении последнего насчитывалось 116 судов самоходного и несамоходного грузо-пассажирского флота, в том числе 5 озерных и 63 речных буксира, 10 тральщиков, 6 канонерских лодок, 15 пароходов, а также 26 мотоботов, паровых шхун и шаланд, 58 речных и 11 озерных барж.

Вся эта армада получила приказ ежедневно перевозить на западный берег озера как минимум 4200 тонн грузов, в том числе 2500 тонн продовольствия.

22 мая буксирный пароход «Гидротехник» открыл навигацию на Ладоге. Выйдя из Кобоны, он доставил в Осиновец 40 тонн муки. После этого между Осиновцем и Кобоной начались регулярные перевозки. Уже 23 мая транспорты «Совет», «Чапаев», тральщики № 81, 175, 176 и тот же «Гидротехник» выполнили рейс через Шлиссельбургскую бухту, перевезя еще 37 тонн муки и 85 тонн боеприпасов. Движение судов по большой трассе началось позже, так как в Волховской губе лед продержался дольше. Первому конвою в составе двух канонерских лодок «Лахта» и «Шексна», транспортов «Ханси» и «Стенсо», паровой шаланды «Лигово», буксирного парохода «Никулясы» с двумя баржами и тральщика № 65 с одной баржей удалось выйти из Новой Ладоги в Осиновец только 28 мая[139].

Немецкие и финские самолеты-разведчики регулярно летали над Ладожским озером и его окрестностями. Поэтому о начале навигации и появлении новых портов стало быстро известно командующему 1-м воздушным флотом люфтваффе генералу Келлеру. Сразу же было принято решение нанести серию авиаударов по складам, пунктам погрузки и стоянкам кораблей с целью сорвать начало навигации и помешать перевозкам.

Ранним утром 28 мая несколько самолетов-разведчиков на большой высоте прошли над Кобоной и Осиновцем, уточнив расположение советских судов. И вскоре с нескольких аэродромов взлетели в общей сложности 80 штурмовиков и пикирующих бомбардировщиков, в том числе 54 Ju-88A. На подходе к линии фронта их для дальнейшего сопровождения встретили 24 Bf-109F из JG54 во главе с командиром эскадры оберст-лейтенантом Траутлофтом. «Юнкерсы» выходили к Кобоне и Леднево с разных направлений с интервалами между группами в 2–3 минуты на высоте 2000–2500 метров. Вслед за ними с превышением в 200–500 метров шли «Штуки» и «Хейнкели», а еще выше – истребители.

В 9:40 на КП Ладожского бригадного района ПВО с радиолокационных станций поступило сообщение о том, что южнее станции Мга обнаружено несколько групп вражеских самолетов, следующих в направлении озера. Оно было немедленно продублировано в штаб 4-го гв. ИАП на полевом аэродроме Выстав, в 8 километрах юго-восточнее Кобоны, и старенькие И-16 по тревоге начали выруливать на старт. В 9:46 в воздух поднялась шестерка И-16 из 2-й эскадрильи старшего лейтенанта Г. Д. Цоколаева, через минуту – восьмерка из 3-й эскадрильи старшего лейтенанта В.Ф. Голубева, а в 9:55 – восьмерка из 1-й эскадрильи старшего лейтенанта М.Я. Васильева. Таким образом, навстречу бомбардировщикам вылетели 22 флотских истребителя.

Голубев впоследствии вспоминал:

«9 часов 45 минут – 9 часов 47 минут. Взлетела первая группа из шести И-16. Ведущий Цоколаев, летчики: Суворкин, Дмитриев, Рочев, Стрельников и Бедукадзе. За ней вторая группа И-16 под моим руководством. Летчики: Кожанов, Байсултанов, Кузнецов, Петров, Кравцов, Куликов, Захаров.

Предполагая возможность звездного налета, то есть с разных направлений и высот, группа Цоколаева начала патрулирование над Кобоной на высоте 2500 метров, моя – на трех тысячах.

Командир полка, получив данные о приближении большого количества фашистских самолетов, поднял в воздух и последнюю эскадрилью. Ведущий Васильев, летчики: Лагуткин, Филатов, Творогов, В. Дмитриев, Кириллов, Литвиненко и Пушкин.

С подходом третьей группы, в которой не оказалось никого из руководства полка, я, занимая верхний эшелон, принял командование всеми истребителями.

Вскоре мы увидели бомбардировщиков и истребителей. Они подходили к Кобоне с юга, юго-запада, запада и с севера на больших высотах группами по 6, 8, 10, 12 самолетов»[140].

Помимо «ишаков» из 4-го гв. ИАП, для отражения налета поднялись истребители ВВС Ленинградского фронта – МиГ-3 из 159-го ИАП и И-16 из 286-го ИАП. Они-то как раз первыми и атаковали приближавшиеся немецкие самолеты. Пять МиГов во главе со старшим лейтенантом П. Я. Лихолетовым столкнулись нос к носу с лидирующей «девяткой» Ju-88A из III./KG1 «Гинденбург», одновременно другую группу бомбардировщиков, тоже в лоб, атаковали шесть «ишаков».

Согласно советским данным, в ходе последующих атак летчики 159-го ИАП сбили пять самолетов: три Ju-88 и два He-111H, а летчики 286-го ИАП – три бомбардировщика, а остальных заставили сбросить бомбы и повернуть обратно. При этом ответным огнем бортстрелков был тяжело поврежден один И-16. Его пилот – сержант Сергей Котельников – получил три пулевых ранения, но все же смог дотянуть до своего аэродрома и благополучно сесть. Затем механики насчитали в его истребителе 46 пулевых пробоин.

Тем временем подтянулись и флотские И-16. Затем в официальном отчете говорилось, что «шестерка» Цоколаева с ходу атаковала группу из 15 «Юнкерсов» и, дав залп реактивными снарядами РС-82, расстроила ее боевой порядок и заставила немцев сбросить бомбы до подхода к цели. Группа Голубева, отразив атаку «Мессершмиттов», также залпами «эрэсов» разбила боевой порядок еще одной группы бомбардировщиков, вынудив ее рассыпаться и хаотично сбросить бомбы, не доходя до объекта удара. С подходом группы Васильева боевой порядок вражеских ударных групп был полностью нарушен. Всего в воздушном бою «балтийцы уничтожили семь Ю-88, два Хе-111 и два Ме-109».

Немецкая версия этого боя выглядит несколько по-иному. Залпами реактивных снарядов И-16 действительно смогли расстроить боевые порядки двух групп бомбардировщиков. Пилоты «Юнкерсов», уходя от поражения, энергично маневрировали, и несколько самолетов едва избежали столкновения друг с другом. Позицию над бомбардировщиками занимали 24 Bf-109F из JG54. Увидев атакующие «крысы», оберст-лейтенант Траутлофт немедленно отдал приказ отсечь русские истребители, и пилоты «Грюнхерц» спикировали на них.

По данным люфтваффе, обер-фельдфебели Эуген Людвиг Цвайгерт и Вильгельм Шиллинг из 9-й эскадрильи JG54 сбили по одному И-16. При этом все «Мессершмитты» затем благополучно вернулись на аэродромы Красногвардейск и Сиверская[141]. Немцы почти не завысили своих требований, поскольку фактически 4-й гв. ИАП потерял один самолет и еще восемь получили повреждения, из них два – тяжелые. Погиб сержант В.Н. Захаров, бывший, кстати, ведомым командира 3-й эскадрильи старшего лейтенанта Голубева. Были ранены три летчика, в том числе один из лучших асов 4-го гв. ИАП командир эскадрильи 25-летний старший лейтенант Геннадий Цоколаев.

Затем Голубев в своих мемуарах, красочно описав этот воздушный бой, в котором летчики 4-го гв. ИАП под его руководством якобы сбили 11 самолетов, вот так изложил обстоятельства гибели своего ведомого:

«Добить бы стервятников, но чем? Я дал команду Захарову:

– Вася, вперед! Атакуй, прикрою.

Я рассчитывал, что у него еще есть боезапас, но Захаров, не отвечая, продолжал лететь в левом пеленге. В этот момент нас атаковали сверху два Ме-109Ф. Я положил самолет на крыло в глубокое скольжение, и очереди первого «мессера», задев правую плоскость, прошли мимо. Уходить из-под огня второго «мессера» было поздно. Он решительно шел на сближение, рассчитывая завершить атаку с полусотни метров. Вася оказался правее и чуть ниже его, отсечь огнем не успевал, да и патронов, наверное, уже не было. И тогда он принял единственно верное решение: рванул своего «ишачка» вверх влево, и огненный шар на месте двух истребителей, как взрыв большого фугаса, сверкнул в голубом небе над Ладогой.

Так, спасая командира, отдал свою жизнь бесстрашный летчик Василий Никанорович Захаров. Не стало юного боевого друга, с которым два месяца летали мы крыло в крыло»[142].

Голубев описывает произошедшее так, словно видел все это со стороны. А ведь он был ведущим, то есть находился впереди Захарова, да и к тому же под атакой «Мессершмитта». Вряд ли у него было много времени смотреть назад, чтобы подробно следить за действиями ведомого. А радиосвязи между ними не было, о чем пишет и сам Голубев.

И снова взгляд с другой стороны дает совсем иную картину событий. Как уже говорилось выше, JG54 не имела тогда потерь, то есть Захаров не протаранил никакого немецкого истребителя. Откуда же тогда взялся взрыв, упоминавшийся Голубевым? Вот что затем вспоминал об этом бое Ханнес Траутлофт: «Я атаковал три И-16, которые преследовали Ju-88. Я поймал одну «крысу» в свой прицел, но она исхитрилась уйти из-под моего огня резким разворотом, а я из-за своей высокой скорости не смог последовать за ней. Неожиданно я увидел трассеры, промелькнувшие мимо моей кабины»[143]. Это, вероятно, была очередь, выпущенная сержантом Захаровым. Но последний уже через секунду сам стал мишенью для ведомого командира JG54. Получив практически в упор несколько прямых попаданий 20-мм снарядов, И-16 взорвался в воздухе. Вот этот взрыв, возможно, и имел в виду Голубев.

Однако пора вернуться к собственно налету. Около 10:00 первые группы бомбардировщиков достигли порта Кобоны, где никаких мер по рассредоточению кораблей принять не успели. За их приближением наблюдали командующий Ладожской флотилией капитан 1-го ранга Чероков и приехавший с инспекцией сам командующий Балтфлотом вице-адмирал Трибуц. Потом Чероков вспоминал: «Вскоре мы увидели бомбардировщики и истребители. Они подходили к Кобоне с юга, юго-запада и запада группами от 12 до 24 самолетов. Навстречу им взлетели наши «ястребки». Но их было мало. Открыли огонь зенитчики»[144].

В порту и на рейде начали с грохотом рваться первые бомбы. Основной удар пришелся по стоянке канонерских лодок. Немцы добились прямого попадания в канонерку «Бира». Мощный взрыв разрушил всю ее носовую часть вместе с ходовой рубкой. Погибли 14 моряков, еще 37 членов экипажа получили ранения, в том числе командир канонерки капитан-лейтенант А.И. Дудник. Вскоре корабль уткнулся кормой в мель и полузатонул на мелководье.

«28 мая 1942 г. Ночью пришли в Кобону, – писал в дневнике командир дивизиона канонерских лодок капитан 1-го ранга Н.Ю. Озаровский. – Около 9 часов 30 минут канонерские лодки «Нора» и «Бира», входившие в соединение, которым я командовал, встали по обе стороны одного из пирсов в ожидании продовольственных грузов и войск для переброски на западный берег. «Селемджа» и «Бурея» дымили на рейде… Неожиданно налетели вражеские самолеты и начали бомбить порт. Корабли открыли огонь. Первые бомбы упали правее канонерской лодки «Нора». Одна бомба упала на пирс. «Нора» дала задний ход и быстро отошла на рейд. Ее окружали столбы всплесков и дымов разрывов… Завыли стабилизаторы очередной серии бомб. Что-то ударило меня по ноге. Путь преградил взрыв, разворотивший пристань… В это время бомба попала в левый шкафут «Биры» впереди мостика… На полубаке стреляли зенитные орудия. Командир зенитной батареи лейтенант Попов с окровавленным лицом громко и энергично командовал… Фашистские самолеты Ю-88 делали новый заход на корабли, пирсы и склады на берегу. Они сбрасывали бомбы с пикирования или с горизонтального полета на высоте 200–300 метров…»[145]

На канонерскую лодку «Нора» один за другим спикировали 13 бомбардировщиков. В результате многочисленных взрывов вблизи от корабля в его корпусе и надстройках образовалось около 170 пробоин, были повреждены орудия и механизмы, в котельном отделении возник пожар. 30 членов экипажа получили ранения. Немедленно началась борьба за живучесть. Матросы заделывали пластырями пробоины, помпами откачивали воду. Группа машинистов во главе с механиком корабля инженер-капитаном В.Г. Пыряловым сумели потушить огонь. Пострадала и канонерка «Селемджа» – на ней осколками ранило двух матросов.

Надо отметить, что потопить канонерки, переоборудованные из германских грунтовозных шаланд, было делом нелегким, даже добившись прямых попаданий. Дело в том, что сами немцы, не догадываясь о будущем предназначении судов, сделали их почти непотопляемыми, с огромным запасом прочности. По бортам вокруг саморазгружающегося трюма находились воздушные отсеки, разделенные водонепроницаемыми переборками. Для обеспечения жесткости трюм и отсеки соединялись продольными и поперечными балками, причем как цельнолитыми, так и пустотелыми. Для уничтожения подобной цели нужно было попасть в нее хотя бы тремя 250-кг или 500-кг фугасными бомбами либо одной бомбой более крупного калибра.

В общей сложности в ходе налета утром 28 мая немецкие самолеты сбросили на порт Кобоны около 300 фугасных бомб всех калибров. Взрывами были разрушены два пирса, склады и линии связи. Помимо канонерок, сильные повреждения получили еще несколько буксиров и барж. На железнодорожных путях сгорели семь вагонов с продовольствием и восемь вагонов с боеприпасами, были разбиты два штабеля мешков с мукой и крупой.

В момент начала налета в порту Кобоны как раз закончилась выгрузка большой партии эвакуированных из Ленинграда. Одновременно шла погрузка продовольствия, готовились к посадке солдаты. И все это сосредоточилось на небольшом пятачке – прибрежной косе и причалах. Места было так мало, что временами возникала давка и неразбериха, никакой организации людскими потоками не было. Когда началась стрельба зениток, а в небе послышался гул самолетов, на косе началась жуткая паника. Люди, буквально затаптывая друг друга, начали пробираться дальше на берег, многие падали, оттеснялись в воду. Вскоре появились первые самолеты. Жительница Кобоны Антонина Горбачева вспоминала: «И снова они что хотели, то и делали: бреющим полетом бомбили, обстреливали… Наши зенитки сопротивлялись, но их было очень мало. Ничего не могли поделать… погибли тысячи людей»[146].

Бомбы взрывались на берегу, в воде, прямо в толпе, разрывая людей в клочья и подбрасывая их останки на десятки метров. В воздухе проносились оторванные руки и ноги, бревна от пирсов, куски берегового гранита. Обезумевшие от страха люди с дикими криками метались в разные стороны, наталкиваясь друг на друга, но укрыться все равно было негде. Некоторые самолеты, сбросив бомбы, проносились над портом на небольшой высоте, так что можно было отчетливо видеть лица летчиков, и расстреливали толпу из пулеметов, делая по нескольку заходов.

После налета картина была ужасной. Весь берег был изрыт воронками, завален обломками причалов, обгоревшими остатками различного продовольствия, смешанного с кровью и кусками человеческих тел. Из горящих неподалеку нефтехранилищ в небо поднимались огромные столбы черного дыма. В воде, прибитые волнами к прибрежным камням, плавали разорванные мешки, обломки судов и трупы. Раненых десятками отправляли в эвакогоспиталь. Но он быстро переполнился, и людей укладывали прямо на улице. Многие, не дождавшись помощи, прямо здесь и умирали. Трупы и останки погибших складывали неподалеку в огромную кучу.

После завершения налета зенитчики и летчики-истребители ВВС КБФ и Ленинградского фронта заявили в общей сложности о том, что сбили 31 вражеский самолет. Но вопрос, куда они затем почти все подевались, так и остался открытым.

Фактические же потери люфтваффе составили всего две машины: Ju-88A из KG1 и Ju-87R из III./StG1. При этом первый был сбит зенитчиками прямо над Кобоной и, не выходя из пике, врезался в прибрежную отмель, причем его хвост так и остался эффектно торчать над водой невдалеке от причалов.

Вечером того же 28 мая советские радиолокационные станции снова засекли группы немецких самолетов, опять направлявшихся к Ладожскому озеру. Советские летчики, не успев отметить утренние «победы», снова побежали к своим машинам. Всего в воздух по тревоге были подняты 26 истребителей из 4-го гв. ИАП, 158-го и 159-го ИАП, которые пытались обнаружить противника над восточным берегом озера. Однако целями для 90 бомбардировщиков, которых прикрывал уже 61 Bf-109F из JG54, на этот раз были порт Осиновец и железнодорожная станция Ладожское Озеро, находившиеся на западном берегу.

В итоге истребители, бесцельно барражировавшие на подступах к Кобоне, уже ничем не могли помешать налету. И лишь семь И-16 из 123-го ИАП во главе со старшим лейтенантом Василием Харитоновым встретились с большой группой бомбардировщиков. Выполнив несколько безуспешных атак, они вернулись на аэродром. Капитан рейда Осиновецкого порта Л.А. Иванов вспоминал:

«В небе показалась армада «Юнкерсов». Мы побежали к землянкам. Там были дети, которых за ночь не успели перевезти на другой берег Ладожского озера. Что потом началось, трудно рассказать… Бомбардировщики волна за волной появлялись над нами, с ревом и воем пикировали на узенькую полоску земли и разбрасывали свой смертоносный груз. Земля ходила ходуном. Мы оглохли от грохота взрывов, задыхались от пыли и гари. Но самое страшное было даже не это. В наших землянках к нам прижимались дети, изведавшие много горя за свой короткий век. Они не плакали и не кричали. Только прижимались плотнее да вздрагивали своими почти бесплотными тельцами.

Бомбежка длилась несколько часов подряд. Выйдя из землянок, мы увидели разрушенные постройки, искореженные рельсы»[147].

В результате налета порт Осиновец получил сильные повреждения, и многие героически проделанные работы пошли прахом. Сгорели пакгаузы и склады с продовольствием. Командир JG54 «Грюнхерц» Ханнес Траутлофт записал в своем дневнике: «Гигантское пламя, поднимавшееся в темное, облачное небо, являло собой ужасающую картину»[148]. На станции было уничтожено восемь вагонов, а в открытом озере немцы повредили транспорт «Вилсанди». И опять зенитчики и летчики-истребители не поскупились, сообщив о 19 уничтоженных вражеских самолетах.

Эти два авиаудара люфтваффе в течение одного дня привели к резкому снижению на четверть общего объема грузов, доставляемых через Ладогу для осажденного Ленинграда. Если 27 мая через порт Осиновец прошло 1743 тонны, то 29 мая только 1309 тонн.

Утром 29 мая операторы советских РЛС РУС-2 снова засекли приближение с юго-запада нескольких групп самолетов. На сей раз германские бомбардировщики совершили массированные налеты на железнодорожные станции Войбокало и Волховстрой-2, а также атаковали корабли в открытом озере. Им наперехват были подняты в общей сложности 35 истребителей Р-40 из 158-го и 159-го ИАП ВВС Ленинградского фронта.

Пять «Киттихауков» во главе с капитаном А.Н. Любимовым попытались атаковать группу из 15 Ju-88A, но при выходе на дистанцию огня на них самих «откуда ни возьмись» спикировали 8 Bf-109. После боя капитаны Любимов и Сенкевич заявили об уничтожении двух «Мессершмиттов», но в действительности JG54 не имела потерь. Летчики 159-го ИАП сообщили о четырех сбитых Ju-87, но при этом обратно не вернулся один из Р-40 и еще один был поврежден. По немецким данным, воздушная победа была на счету лейтенанта Фридриха Руппа из 7-й эскадрильи JG54[149].

Затем вечером самолеты 1-го авиакорпуса нанесли четвертый подряд удар по главным узловым точкам Ладожской магистрали. Советские РЛС РУС-2 снова вовремя засекли противника. Как следовало из полученных данных, одна большая группа южнее Ленинграда разделилась на две. Так оно в общем-то и было. Ju-87D из штабного звена и III./StG1 направлялись к Кобоне, а Ju-88A из KG1 «Гинденбург» – к Осиновцу. Обе группы прикрывали истребители JG54.

С аэродрома Выстав взлетели 19 И-16 из 4-го гв. ИАП, но уже быстро сгущались сумерки, и потому вскоре часть неопытных пилотов пришлось отправить обратно. Оставшиеся «ишаки» атаковали в лоб «Штуки», которые пересекли линию фронта около Шлиссельбурга и с юго-запада подходили к Кобоне. Затем флотские летчики заявили о семи сбитых пикировщиках, но данные люфтваффе говорят о потере лишь одного штурмовика.

Тем временем 11 ЛаГГ-3 из 11-го гв. ИАП перехватили «Юнкерсы», приближавшиеся к Осиновцу. По возвращении их пилоты сообщили о четырех уничтоженных самолетах, что никак не подтверждается сведениями противоположной стороны. В то же время оберст-лейтенант Траутлофт записал в своем дневнике, что видел четыре советских истребителя, которые упали в Ладожское озеро «словно горящие факелы». Тем вечером пилоты 3-й эскадрильи JG54 – обер-фельдфебель Рудольф Радемахер и унтер-офицер Герхард Бётин – сбили по одному самолету, которые они, правда, идентифицировали как Як-1.

Подводя итоги ударов 1-го авиакорпуса, нанесенных 28–29 мая по ладожским портам и судам, можно сказать следующее. Их можно считать своеобразным ладожским вариантом операции «Айсштосс». Во-первых, численность участвовавших в них самолетах была приблизительно такой же. Во-вторых, были схожими сроки проведения операции – серия массированных ударов за два дня. В-третьих, тактика этих налетов в целом была повторением тактики, использованной 1-м авиакорпусом в ходе апрельских налетов.

Однако налеты на объекты в районе Ладожского озера оказались более успешными. Были серьезно повреждены причалы и склады в портах Осиновец и Кобона, подъездные пути на железнодорожных станциях Ладожское Озеро, Войбокало и Волховстрой-2. Удалось вывести из строя канонерскую лодку «Бира», потопить несколько барж, повредить канонерку «Нора» и некоторое количество судов.

После осмотра тяжело поврежденной «Биры» выяснилось, что на ней были затоплены четыре кормовых отсека, в том числе артиллерийский погреб, перебиты трубопроводы и разрушен рулевой привод с мостика. Потребовалось привлечь сразу три тральщика и два буксира, чтобы сорвать ее с мели и вывести в открытое озеро. Вечером 29 мая канонерку оттащили в небольшую бухту на южном берегу озера и поставили на якорь.

Отремонтировать «Биру» можно было, только поставив ее в док. Каким-то чудом в низовьях реки Волхов оказался один-единственный деревянный док, ранее использовавшийся для транспортировки кораблей по Беломорско-Балтийскому каналу. Однако из-за большой осадки канонерка не могла войти в устье реки. Тогда не оставалось ничего другого, как, наоборот, вывести док в озеро. Когда буксиры дотащили прогнившее сооружение, оказалось, что бывшая грузовая шаланда слишком короткая, и для балластировки дока в него пришлось загнать еще одно судно! Для этого использовали баржу, нагруженную собранными на берегу камнями. Только после этого с огромным трудом удалось доставить канонерку на Волхов и там приступить к ремонту.

Все это отняло много сил, рабочей силы, отвлекло буксиры от их основной работы. Да и сама «Бира» вступила в строй лишь через четыре месяца – в конце сентября 1942 года. Следовательно, Ленинград недополучил сотни тонн продовольствия.

Однако, с другой стороны, майские удары по Осиновцу и Кобоне, хотя, без сомнения, и осложнили начало навигации на Ладоге, остановить или серьезно затруднить ее все же не смогли. Таким образом, основная цель, ради которой они и затевались, так и не была достигнута. Например, уже 30 мая общий объем грузов, перевезенных судами через озеро по малой трассе, составил 4079 тонн, а на следующий день превысил 5 тысяч тонн. Правда, это все равно было меньше установленного планом минимального уровня в 6 тысяч тонн грузов в день.

И в налетах на корабли Балтфлота на Неве и на Ладогу немцы неожиданно для себя столкнулись с сильным противодействием сил ПВО, которые заранее получали уведомления о приближении противника с радиолокационных станций. Но здесь картина была двойственной. С одной стороны, пилоты бомбардировщиков люфтваффе в один голос сообщали о мощном зенитном огне и об интенсивных атаках истребителей. Им «вторили» советские зенитчики и летчики-истребители, утверждавшие, что «фашисты за два дня потеряли 76 самолетов». Но, с другой стороны, фактические потери 1-го авиакорпуса в ходе налетов 28–29 мая составили всего лишь три самолета. И это говорило о том, что в действительности ПВО ладожских портов, несмотря на всю пальбу зениток и вылеты перехватчиков, оказалась неэффективной.

Как бы там ни было, но советское командование сделало практические выводы из майских ударов по ладожским портам. Учитывая крайнюю важность сохранения и поддержания судоходства, 4 июня на базе Ладожского и Свирьского бригадных районов ПВО был создан единый Ладожский дивизионный район ПВО. Его командиром был назначен генерал-майор артиллерии С.Е. Прохоров, а военкомом – полковой комиссар И.М. Телятников. Командующий так называемой группой истребительной авиации генерал-майор Жданов был по сложившейся практике подчинен Прохорову на правах заместителя командующего диврайоном по истребительной авиации[150].

Глава 2. «Лягушачья икра»