Примерно в то же время подразделения I./JG1, JG3 и III./JG53 вели «свободную охоту» в районах Амьена и Абвиля, где завалили сразу 4 разведчика «Потэ-63», а также 13 истребителей противника. В этих столкновениях немцы потеряли 2 мессера из 8-й эскадрильи JG3, оба летчика попали в плен.
На 5 июня пришелся и пик всех вылетов французских бомбардировщиков, были задействованы все 77 боеспособных машин. Это были самолеты различных авиагрупп, которые наносили удары по танковым и моторизованным колоннам на северном отрезке фронта.
Около 11.00 восточнее Амьена группа «Брега» Br-691 из GBA 51 и GBA 54 были перехвачены 1-й эскадрильей JG1, летчики которой сбили 7 французских бомбардировщиков. Три победы в этом бою записал на свой счет командир эскадрильи гауптман Бальтазар.
Далее до наступления сумерек воздушные бои происходили в основном между истребителями, в которых немецкие летчики на Bf-109Е одержали 35 побед и потеряли 7 своих машин.
В одной из таких схваток, проходившей над Компьеном, был сбит мессер самого Мёльдерса! Он воспользовался парашютом и, приземлившись, был взят в плен солдатом-артиллеристом неподалеку от его же батареи. Немецкий ас сразу же захотел познакомиться с тем, кто сбил его. Но это было, к сожалению, уже невозможно. Пока Мёльдерс спускался на парашюте, победивший его французский летчик Промье-Лераг уже вел бой с четырьмя другими Bf-109. Ему удалось сбить еще одну машину до того, как он сам был сбит и погиб вместе со своим истребителем.
После подписания перемирия Мёльдерс вернулся в свою часть, и вскоре его рассказ об этом эпизоде был опубликован в журнале люфтваффе «Адлер»: «Вылет в 17.15, и опять с 8-й эскадрильей. Мы летим до Амьена, времени почти нет. Над нами самолеты, но мы не можем их достать. Поднимаемся до 7000 м. Есть! Теперь потихоньку снижаться – и домой. Но здесь неожиданно появляются 6 «Моранов». Для атаки я захожу снизу и немного со стороны. Где-то в середине маневра я заметил два неизвестных мне звена 109-х, которые атаковали наших противников сзади сверху. Они успели раньше, и поэтому мне пришлось немного посторониться и наблюдать за их боем. Самолеты делали обычные в таких случаях маневры, а некоторые машины противника уже были готовы к бою. Внезапно один из 109-х загорелся и стал падать вниз. Его пилот сумел выпрыгнуть с парашютом. Я еще немного посмотрел на эту картину и принял решение самому атаковать француза, который постоянно уходил от трех наших 109-х. Я очень быстро поймал противника в перекрестие прицела, но он тут же ушел в сторону, но это было еще не все. Внезапно он вынырнул из-под меня, а затем опять ушел вниз в сторону. Затем он начал стрелять, но сначала это было издалека. Я сделал резкий поворот, чтобы уйти вверх к солнцу. Мой противник меня потерял, так как повернул в другую сторону и исчез в южном направ лении.
Внизу подо мной два наших 109-х еще дрались с последним «Мораном». Я наблюдал за ними сверху, так как бой шел на низкой высоте, и «Моран» из-за затянувшегося маневра потерял возможность эффективной стрельбы. Позади меня внизу выполняли свои маневры «Мессершмитты». Я был примерно на 800-метровой высоте. Вдруг что-то затрещало и зашумело у меня в кабине, и мгновенно все погрузилось в темноту. Дроссельный рычаг оказался разбитым, рычаг поворота вывороченным вперед, а сама машина резко пошла вправо вниз. Теперь быстро из самолета, иначе крышка!
Я дернул за рычаг сбрасывания, он сработал, и моя боевая «птичка» дала мне последний шанс. Я расстегнул пояса, поднялся с места и прыгнул. Теперь я свободен! Затем дернул за фал вытяжного кольца и с ужасом обнаружил, что оторвал его. И, только взглянув наверх, пришел в себя: парашют раскрылся!..
После этого стало очень тихо. Я еще раз увидел, как падает мой неуправляемый самолет с сильно поврежденной левой плоскостью крыла, которая полностью оторвалась и сгорела уже за мгновение до удара о землю, словно сопротивлялась судьбе, помня, что за фюзеляжем этой машины 25 побед. В полной тишине я спускался вниз, никем не тревожимый. Подо мной была французская территория, примерно в 60 км за линией фронта западнее Компьена.
Еще в воздухе я достал свой пистолет, снял его с предохранителя и засунул в карман брюк. Сверху было видно, как два крестьянина что-то грузили на свои телеги. После короткой ориентации мне стало ясно, что вокруг меня, кроме небольшого лесного участка, сплошные поля. Земля стремительно приближалась, и я удачно приземлился на ее мягкую поверхность. Быстро освободившись от парашюта, я стремительно побежал в сторону лесочка. Но французы увидели меня и со всех сторон сбегались к месту моего приземления.
Почти у самого края леса до меня донесся звук выстрела. Я сбросил свою меховую куртку и что есть силы побежал через лес. Оставаться в этом лесочке не было никакого смысла, так как его наверняка начали бы тщательно прочесывать. На противоположной окраине леса я увидел солдат и крестьян, сбегающихся туда. Передо мной же расстилалось большое поле, заросшее травой, по которому я пополз на локтях и коленях, стараясь как можно дальше уйти от места своего приземления. Время от времени я осторожно выглядывал из травы, чтобы сориентироваться. Так продолжалось примерно с час, пока я не увидел, что люди, прочесывающие поле, идут прямо на меня. Я буквально распластался на поле – примерно в 10 м от меня прошел один крестьянин, и я уже думал, что все самое страшное позади, как меня кто-то окликнул сзади.
Абсолютно спокойный, я поднялся и увидел, что вокруг меня полно солдат и крестьян, обыскивающих поле. Еще поднимаясь, я почувствовал, что кто-то выстрелил в мою сторону, но не попал. Итак, руки вверх! Плен».
Следующие 10 дней прошли без каких-либо значительных сражений в небе. Между тем 14 июня пал Париж, а 17 июня французское правительство отклонило странное предложение Черчилля «о вхождении Франции в состав Британской империи на правах доминиона». 22 июня в Компьенском лесу, в том же вагоне, в котором было подписано перемирие 1918 г., на встрече Гитлера и генерала Шарля Хюнтцигера был подписан акт о капитуляции. Официально военные действия во Франции закончились 25 июня.
Легкая прогулка?
За время Французской кампании немецкие истребители одержали в общей сложности 1525 побед. При этом с 10 мая по 23 июня 1940 г., согласно немецким архивным данным, было выведено из строя (уничтожено или серьезно повреждено) 244 Bf-109.
Наиболее успешной эскадрой стала JG27, которая записала на свой счет 218 сбитых самолетов, потеряв при этом 45 своих самолетов. Самым же успешным летчиком в кампании стал командир 1-й эскадрильи JG1 гауптман Вильгельм Бальтазар, одержавший 23 победы. 15 сбитых самолетов было на счету Вернера Мёльдерса, 14 – Адольфа Галланда, 12 на счету легендарного Вика.
Никогда – ни до и ни после боев на Западе в мае – июне 1940 г. – немцы не использовали такую сильную и многочисленную группировку своей авиации, которая по состоянию на 10 мая насчитывала 4050 самолетов всех типов и различного назначения[139]. Для сравнения, через два года – против СССР, к 22 июня 1941 г. люфтваффе имело в своем составе 3509 самолетов всех типов[140].
Версия о выводе из строя французской авиации, в основном на земле, в первые часы или дни войны, была использована нацистской пропагандой еще до завершения воздушной кампании во Франции. Затем она появилась в первых послевоенных трудах немецких историков[141], которые советская историческая наука практически полностью заимствовала! Эта версия существует до сих пор и никем, за исключением А. Степанова[142], не была пересмотрена, хотя впрямую связана с объяснением причин неудач ВВС РККА в начале Великой Отечественной войны.
При подробном рассмотрении основных положений данного тезиса вырисовывается, однако, совершенно иная картина. Одними из первых, кто усомнился в соответствии реальности объявленных немцами астрономических потерь французской авиации, были офицеры высшего комсостава ВВС Красной армии, получившие боевой опыт в Испании. Это очень четко проявилось, в частности, на совещании высшего руководящего состава РККА 23–31 декабря 1940 г., на котором обсуждались важнейшие вопросы развития Красной армии всего лишь за полгода до начала Великой Отечественной войны. В докладе начальника Главного управления ВВС генерал-лейтенан та П.В. Рычагова «Военно-воз душные силы в наступательной операции и в борьбе за господство в воздухе» было прямо заявлено, что задача уничтожения авиации противника на аэродромах является «наиболее сложной» и «представляет большую трудность. Большинство таких налетов будет постигать не удача»[143]. «Основным является воздушный бой. Я не верю тем данным, которые мы имеем в печати и которые говорят о большом количестве потерь самолетов на аэродромах. Это, безусловно, неправильно. Неправильно, когда пишут, что французы на своих аэродромах теряли по 500—1000 самолетов», – заявил генерал-лейтенант Г.П. Кравченко – командовавший ВВС Прибалтийского особого военного округа – при обсуждении доклада П.В. Рычагова[144].
Советские авиационные командиры были правы, хотя их выводы и подверглись обструкции, например, в работах «Воздушная мощь Родины» (Шумихин В.С., Пинчук В.М. и др.); «Грозовой июнь» (Хорьков А.Г.).
Реальные цифры потерь французской авиации с 10 мая по конец июня 1940 года составили 795 самолетов, из них в воздухе было потеряно 320 машин, а в авариях – 235 и лишь 240 – в результате налетов на аэродромы[145]. Эти данные полностью опровергают тезис об уничтожении французской авиации первым же ударом.