От хребта, на котором стоял Джоди, взгляд его последовал за проселочной дорогой вниз, потерял ее за холмом и снова нашел по другую его сторону. И вот на этом дальнем отрезке дороги он увидел: ломовая лошадь медленно тащит повозку. Скоро она исчезла за холмом. Джоди уселся на землю и вперился взглядом в точку, где повозка должна была вынырнуть. Ветер пел на вершинах холмов, дымчатые клубочки облаков быстро неслись на восток.
Наконец повозка появилась в поле зрения и остановилась. Одетый в черное мужчина слез с сиденья и подошел к голове лошади. Хотя расстояние было очень большое, Джоди понял: человек отстегнул упряжь, потому что голова лошади качнулась вниз. Лошадь пошла вперед, вверх по холму, а человек медленно двинулся за ней. Испустив радостный клич, Джоди сверху побежал им навстречу. Вдоль дороги скакали белки, калифорнийская кукушка крутнула хвостом, взмыла над краем холма и поплыла по воздуху, словно планер.
Шагая, Джоди старался угодить в середину собственной тени. Под ногу ему попался кругляш, Джоди поскользнулся на нем и упал. Вскочил, добежал до поворота – и там, немного впереди, был дедушка со своей повозкой. Джоди тотчас сбавил скорость – вроде бежать сейчас неловко – и приблизился к дедушке солидной походкой.
Лошадь едва тащилась вверх по холму, старик шел рядом. Солнце уже садилось, и их гигантские тени мелькали за ними. На дедушке был черный костюм из плотной блестящей ткани, высокие ботинки с эластичными вставками по бокам, к короткому, жесткому воротничку прицеплен черный галстук. В руке он держал черную шляпу с широкими загнутыми вниз полями. Седая борода его была коротко подстрижена, а седые брови нависали над глазами, будто усы. В голубых глазах застыло строгое веселье. Все лицо и фигура были словно высечены из гранита – само достоинство, каждое движение казалось чем-то сверхъестественным. Стоит дедушке остановиться, подумал Джоди, и он превратится в камень, никогда уже не стронется с места. Ступал он медленно, но твердо. Если шаг делался, он делался окончательно: если направление было выбрано, тропа уже никуда не сворачивала, а шаг не убыстрялся и не замедлялся.
Когда Джоди появился из-за поворота, дедушка медленно помахал шляпой в знак приветствия и воскликнул:
– Это же Джоди! Вышел меня встретить, да?
Джоди бочком приблизился, повернулся и зашагал рядом со стариком, стараясь не спешить, сам весь напрягся и чуть приволакивал ноги, скребя каблуками дорогу.
– Да, сэр, – ответил он. – Ваше письмо пришло только сегодня.
– А должно было вчера, – заметил дедушка. – Конечно, вчера. Ну, как там наши?
– Все хорошо, сэр. – Джоди задумался, потом робко добавил: – Не хотите завтра пойти поохотиться на мышей, сэр?
– Поохотиться на мышей? – Дедушка хмыкнул. – Неужто ваше поколение докатилось до того, что охотится на мышей? Понятно, вы новая поросль, народ хлипковатый, но охотиться на мышей – это уж слишком.
– Нет, сэр. Это просто игра. Убрали скирду сена. Я буду выгонять из-под земли мышей, собакам на забаву. А вы можете посмотреть или немножко сено покидать.
Строгие веселые глаза глянули вниз на Джоди.
– Понятно. Значит, есть их ты не собираешься. До этого дело еще не дошло.
– Их съедят собаки, сэр, – объяснил Джоди. – Наверное, это не то, что охота на индейцев.
– Пожалуй, хотя потом, когда охотиться на индейцев взялись войска, принялись убивать детей и поджигать вигвамы, это уже мало отличалось от твоей мышиной охоты.
Они выбрались на перевал и зашагали в лощину, к ранчо, и солнце перестало светить им в спины.
– Ты вырос, – сказал дедушка. – По-моему, почти на целый дюйм.
– Больше, – похвастался Джоди. – Мой рост на двери отмечают, я больше чем на дюйм вырос только со Дня благодарения.
Густым горловым голосом дедушка сказал:
– Должно быть, пьешь воду без меры, вот все и идет в стебель. Начнешь цвести, тогда и поглядим.
Джоди быстро взглянул на старика – обижаться или нет? – но в голубых проницательных глазах не было намерения обидеть, как-то уколоть, поставить на место.
– Можно забить свинью, – предложил Джоди.
– Э, нет! Этого я тебе не позволю. Ты просто хочешь меня потешить. Сейчас не время колоть свиней, сам знаешь.
– Вы помните Райли, сэр, здорового кабана?
– Да, Райли я помню очень хорошо.
– Так вот, Райли проел дыру в этой самой скирде, она на него рухнула, и он задохнулся.
– Со свиньями такое бывает, – заметил дедушка.
– Райли был хороший, сэр, для кабана. Я иногда на нем катался, он мне позволял.
Они уже были почти прямо над домом и услышали, как хлопнула дверь. На крылечке появилась мать Джоди и приветственно замахала фартуком. А потом они увидели Карла Тифлина, он шел к дому из конюшни, чтобы встретить гостя.
Солнце уже не освещало горы. Голубой дымок из трубы их дома плоскими слоями стлался над лощиной, которая постепенно окрашивалась багряным цветом. Клубочки облаков, оставленные в покое стихающим ветром, безмятежно висели в небе.
Из сарая вышел Билли Бак и выплеснул на землю мыльную воду из таза. Он только что побрился – хотя была середина недели, – потому что относился к дедушке с огромным почтением, а дедушка говорил: у Билли есть стержень, а среди нового поколения таких совсем мало. Билли уже изрядно пожил на свете, но дедушка все считал его молодым парнем. Билли тоже торопился к дому.
Когда Джоди и дедушка спустились, все трое встречали их перед воротами двора.
– Здравствуйте, сэр, – сказал Карл. – Мы вас заждались.
Миссис Тифлин поцеловала отца в заросшую щеку и позволила огромной ручище похлопать себя по плечу. Билли торжественно пожал руку старику, ухмыляясь под пшеничными усами.
– Я привяжу вашу лошадь, – сказал Билли и увел конягу за собой.
Дедушка посмотрел ему вслед, потом повернулся к остальным и сказал то, что говорил уже сотню раз:
– Вот это парень так парень! Я знал его отца, старого Бака – Хвостатого Мула. Уж не знаю, почему его звали Хвостатый Мул, разве оттого, что он был погонщиком мулов.
Миссис Тифлин пригласила отца в дом.
– Ты надолго? В письме не сказано.
– Не знаю, думал, побуду у вас пару недель. Но у меня никогда не выходит пробыть столько, сколько задумал.
Вскоре все сидели за покрытым белой клеенкой столом и ужинали. Над столом висела лампа с жестяным отражателем. За окнами столовой в стекло негромко стукались большие мотыльки.
Дедушка разрезал кусок мяса на маленькие кусочки и стал тщательно их жевать.
– Проголодался, – сказал он, – нагулял аппетит в дальней дороге. Как в старые времена, когда мы ехали на запад. К вечеру от голода желудки сводило, едва могли дождаться, когда изжарится мясо. Бывало, вечером я съедал фунтов пять буйволятины.
– В дороге так всегда, – вступил в разговор Билли. – Мой отец был погонщиком. Мальчонкой я помогал ему. Так мы вдвоем могли смести олений окорок.
– Я знал твоего отца, Билли, – сказал дедушка. – Такого человека еще поискать. Его звали Бак – Хвостатый Мул. Уж не знаю, почему, разве оттого, что он был погонщиком мулов.
– Точно, – согласился Билли. – Было такое дело.
Дедушка отложил нож с вилкой и оглядел стол.
– Помню, однажды у нас кончилось мясо… – голос вдруг стал чудной, низко-напевный, будто покатился по особому желобку, какой проточил для него не единожды рассказанный рассказ. – Ни буйвола тебе, ни антилопы, ни даже кроликов. Даже койота не могли подстрелить наши охотники. В такое время вожак должен быть начеку. Вожаком был я, вот я и давай смотреть в оба, знаете, почему? Потому что едва начинается голод, люди готовы резать быков, которые их же и везут. Представляете? Да, были случаи, когда люди съедали свой тягловый скот. Начинали с середины каравана и постепенно подбирались к обоим концам. Напоследок съедали ведущую пару и коренных лошадей. Вот вожак и должен был их сдерживать.
Каким-то образом большому мотыльку удалось прорваться в комнату, он принялся кружить вокруг висячей керосиновой лампы. Билли встал и попробовал прихлопнуть его двумя руками. Карл, сложив ладонь чашечкой, поймал мотылька и раздавил. Подошел к окну и выбросил.
– Так вот я и говорю, – продолжил было дедушка, но Карл перебил его:
– Вы бы еще мяса поели. Мы-то уж готовы взяться за пудинг.
Джоди увидел, как в глазах матери сверкнул гнев. Дедушка поднял нож и вилку.
– Я и вправду здорово проголодался, – согласился он. – Доскажу попозже.
После ужина все уселись возле камина в соседней комнате, и Джоди не сводил глаз с дедушки. Вот они, знакомые признаки. Бородатое лицо склонилось вперед; из глаз исчезла строгость, они задумчиво смотрели в огонь; большие костистые пальцы сплелись на черных коленях.
– Уж не помню, – заговорил он, – уж не помню, рассказывал я вам или нет, как эти ворюги-паюты угнали у нас тридцать пять лошадей.
– Кажется, рассказывали, – перебил его отец. – Это было перед тем, как вы поднялись к озеру Тахо?
Дедушка быстро повернулся к зятю.
– Верно. Выходит, вы уже про это слышали.
– И не однажды, – безжалостно подтвердил Карл, избегая глаз жены. Однако ее гневный взгляд он все равно почувствовал и потому добавил: – Но можно и еще раз послушать.
Дедушка снова посмотрел в огонь. Расплел и сплел пальцы. Джоди знал, каково ему сейчас, как внутри у него все оборвалось, заволокло пустотой. Разве не сегодня Джоди назвали шишкой на ровном месте? Что ж, придется проявить героизм и оправдать эту кличку.
– Расскажите про индейцев, – негромко попросил он.
Глаза дедушки снова построжали.
– Мальчишки любят слушать про индейцев. Индейцы… это была работа для мужчин, а слушать любят мальчишки. Сейчас что-нибудь вспомню. Я вам не рассказывал, как я хотел, чтобы в каждой повозке была длинная железная плита?
Все промолчали, кроме Джоди. Он ответил:
– Нет, не рассказывали.
– В общем, когда на нас нападали индейцы, мы всегда ставили повозки кругом, а сами отстреливались из-под колес. Вот я и придумал: если в каждой повозке держать длинную плиту с отверстиями для винтовок, люди выставят эти плиты за колеса – когда повозки станут кругом, – и будет надежная защита. Конечно, таскать за собой такую плиту радости мало, как-никак лишняя тяжесть, но ведь она тебе может жизнь спасти. Короче, никто из моего каравана на это не согласился. Другие как-то обходились, вот народ и решил, что им такое мученье тоже ни к чему. Потом пришлось здорово об этом пожалеть.