— А мне нравится, — весело ответил Валька, разбирая свой рюкзак. — Можно совершенно безнаказанно ходить с ножом по лесу. Ну, это у меня батя так шутил. Вот в огороде копаться ненавижу, а по грибы ходить — с удовольствием, хоть я и городской парень. Отличная возможность побыть наедине с природой и подумать о том, о сем… По Томке только скучать в буду, а так в целом все очень классно!
Я вдруг с тоской вспомнил свою уютную большую кровать с ортопедическим матрасом и дорогим невесомым и очень теплым одеялом и вздохнул. Да уж, видимо, слишком сильно я ностальгировал по своему путешествию в восьмидесятые. Поэтому, видимо судьба и решила дать попаданцу еще один шанс испытать все прелести жизни в то время. В ближайшие три недели мне придется стирать всю свою одежду в тазике собственноручно, разводя в нем стиральный порошок, спать в комнате с пауками и довольствоваться киселем с запеканкой на обед.
— Пошли белье получим, — оторвал меня от размышлений голос Вальки.
— Угу, сейчас.
Я случайно кинул взгляд на Вальку, копошащегося в своих вещах, и вспомнил вдруг, что совсем не знаю, что находится у меня в рюкзаке. А вдруг там какой-то ключ к разгадке? Ладно, гляну потом.
— Вход в столовую с торца здания, нам надо на улицу выйти и обойти.
— А ты откуда знаешь? — удивился я.
— Так я же тут уже третье лето вожатым! Ты не знал? — удивился Валька.
— Нет, откуда? — спросил я, шагая вслед за приятелем по направлению к столовой.
— Все время забываю, сколько мы с тобой не виделись… — Валька вдруг тормознул у деревянного стенда. — Вот, читай. Наш с тобой распорядок на ближайшие две недели.
На небольшом деревянном щите, который поставили у дороги в столовую, было написано следующее:
-подъем в 7:30;
— зарядка 7:35 — 7:50;
— уборка постелей, туалет 7:50 — 8:10;
— построение, линейка, планёрка 8:10 — 8:20;
— завтрак 8:20 — 9:00;
— участие в трудовых делах лагеря 9:00 — 11:00;
— оздоровительные процедуры 11:00 — 12:30;
— свободное время 12:30 — 13:00;
— обед 13:00 — 14:00;
— послеобеденный отдых 14:00 — 15:30;
— уборка постелей, туалет 15:30 — 16:00;
— полдник 16:00 — 16:30;
— занятия спортивных секций и кружков 16:30 — 18:00;
— индивидуальное чтение 18:00 — 19:00;
— ужин 19:00 — 20:00;
— отрядные мероприятия 20:00 — 21:30;
— линейка с подведением итогов дня 21:30 — 21:45;
— приготовление ко сну 21:45 — 20:00;
— сон 20:00.
Ну ничего себе! Почти каждая минута расписана! Наверное, у моего двойника в армии и то было больше свободного времени. Может, это сделали специально для того, чтобы у пионеров было меньше времени и желания заниматься всякой ерундой. Не зря же говорят, что от безделья всякая дурь в голову лезет. А дури у подростков в голове хоть отбавляй (по себе знаю).
— Так ты говоришь, что уже ездил вожатым? — рассеянно спросил я Вальку, пытаясь запомнить все, что написано на стенде.
— Ага, кивнул Валька. — Воспоминаний — масса. Ребятня была шебутная, конечно, но очень забавная. Ты, например, про вызов духов что-то слышал?
— Нет, — удивился.
— Ты что, в лагерь ни разу не ездил?
Да как сказать… Ездил, конечно. В Англию на две недели, потом еще как-то — в Испанию. Но не рассказывать же Вальке, как нас вместе с группой школьников, изучающих английский язык, на выходные вывозили в Оксфорд погулять? Из всего, что касается пионерских лагерей времен СССР, я знал только то, что там мальчики мазали девочек пастой по ночам, а девочки — мальчиков. Вот, собственно, и все… Но этих знаний явно недостаточно, поэтому в ближайшее время мне надо активно слушать, смотреть и запоминать все вокруг, чтобы ликбез был качественным.
— Не ездил, — поспешил соврать я. — У бабушки на даче все лето проводил, вплоть до десятого класса. А потом — институт, армия… Сам знаешь.
— Ну, брат, ты много потерял! — воскликнул Валька. — Лагерные приключения — это же вообще бомба! Вот слушай… — и он пустился в увлекательные воспоминания.
В общем, когда мой товарищ поехал в лагерь вожатым в первый раз, ему дали отряд мальчиков и девочек лет тринадцати — самое начало подросткового возраста, когда детские увлечения уже не интересны, а до взрослых ты еще не дорос. Вот и лезет в голову всякая ерунда. В то лето все девчонки в лагере повально увлекались спиритизмом. Никакой мистики там на самом деле не было, так, баловство одно. Вызывали духов умерших писателей, гномиков, бабки, ворующей пионеров и прочих интересных персонажей. Почти каждую ночь, когда Валька дежурил и делал обход, он слышал тоненькие девичьи голоса, которые призывали то одного, то другого. Однажды во время обхода приятель проходил по улице мимо комнаты девочек, он уже по обыкновению услышал завывания:
— Дух Александра Сергеевича Пушкина, приди! Дух Александра Сергеевича Пушкина, приди!
Так, это что-то новенькое. Пока приятелю удавалось услышать только вызывания красного гномика. Высокий Валька, притаившись, сумел тайком заглянуть в окно и едва не расхохотался от увиденного. Приготовления к мистическому обряду, совершаемому школьницами, были проведены на высшем уровне — завешанные одеялами окна с небольшой щелкой, через которую товарищу удалось заглянуть, сдвинутые вплотную три койки, стащенное у кого-то зеркало, на столе — горящие свечки (жесткое нарушение правил противопожарной безопасности, которое строго каралось выговором), блюдца, затертый до дыр и потрепанный томик стихов классика, и вокруг всего этого — пятеро колдуний в ночных рубашках, которые завывали над всем этим делом, подняв руки. Валька, который уже покраснел от распираемого его дикого хохота, отчаянно зажимал себе рот ладонью, и ждал, что же будет дальше.
Доморощенные колдуньи предполагали, что если все шаги обряда сделать правильно, то после очередного повторения фразы дух вызываемого персонажа даст о себе знать: постучит, поскрипит или издаст какой-нибудь шорох. Голоса звучали все громче и волнительнее. И тут из-за угла вырулила стайка ребят постарше, лет шестнадцати — ребята-боксеры из спортивного лагеря, стоящего неподалеку. Валька спрятался за угол, чтобы его не было видно, и из последних сил зажимал себе рот ладонью. Услышав повторяющиеся завывания, парни сначала в недоумении остановились, а потом самый находчивый из них громко постучал по стеклу.
Голоса внезапно стихли, раздался звон разбитого блюдца, упавшего на пол, а потом неуверенный вопрос: «Кто там?»
— Кто-кто, Александр Сергеевич Пушкин! — басом ответил находчивый парень, после чего компания ребят, дико хохоча бросилась наутек. Вместе с ними, согнувшись в три погибели от хохота, смеялся и Валька. Надо сказать, что после этого случая спиритические сеансы не повторялись до самого конца смены. То ли девчонки испугались пришедшего «духа», то ли боялись еще одного выговора из-за жжения свечек: устроили проверку, в результате которой изъяли несколько пачек свечей и коробков спичек. Видимо, аксессуарами для вызова духов готовились еще перед сменой и везли из дома все необходимое.
Я вдоволь посмеялся над Валькиным рассказом и вдруг вспомнил, что духов вызывали не только дурашливые школьницы в пионерских лагерях. Этим не брезговали баловаться и многие взрослые. В середине восьмидесятых годов в СССР началось повальное увлечение астрологией, экстрасенсорикой и парапсихологией. Занимались этим и две бабушкиных подруги, имевшие, между прочим, степени кандидатов наук. Как двум вполне образованным и имеющим критическое мышление дамам пришло в голову заниматься подобной ерундой, я ума не приложу.
Однажды, когда я, уже будучи школьником старших классов, зашел в гости к бабушке, она поведала мне одну историю. Бабушкины рассказы я любил: они всегда были очень юмористичные и забавные. Не стеснялась бабушка и острого словца, будучи при этом очень интеллигентной женщиной.
— Я в ту пору в институте работала, — говорила бабушка, когда я сидел на кухне, уплетая четвертый кусок моего любимого пирога с капустой. — В один из вечеров задержалась я на кафедре — надо было кое-какие бумаги заполнить. Захожу вечером в преподавательскую, а там…
— Фто там, ба? — спросил я в предвкушении с набитым ртом, чавкая пирогом.
— А там сидят наши Клавдия Ивановна и Елена Михайловна. Ну, ты их помнишь.
Я кивнул. Бабушкиных подруг я хорошо помнил: высоченная, несгибаемая, как палка, Клавдия Ивановна и низенькая, полноватая, Елена Михайловна тоже преподавали в институте. Клавдия Ивановна была даже заведующей кафедрой.
— В общем, — продолжала бабушка, — захожу я к ним, а у них свет выключен, на столе блюдце стоит, свечки горят, томик Лермонтова старенький, в обложке. Окна завешаны. Склонились над свечкой и бормочут чего-то вдвоем.
— А вы чего тут? — обалдело спросила бабушка, включая свет.
— Да подожди ты! — театральным шепотом недовольно сказала Клавдия Ивановна. — Быстро выключи! мы тут дух Лермонтова вызываем. Он уже приходил и два часа с нами говорил!
Бабушка, которая совершенно не верила в подобную чушь, не стала подыгрывать двум спиритуалисткам. Она просто молча затушила свечи, включила свет и сказала:
— Ступайте-ка домой, пока коменданта не позвала. Я со скрипом, может быть, и смогу поверить, если выпью пару-тройку чарочек беленькой, что вы можете вызвать дух Лермонтова, Чехова или Пушкина, но чтобы они с вами, дурами, по два часа разговаривали, я в это никогда не поверю!
Я рассказал про это Вальке, и он с удовольствием посмеялся. Мне как-то стало сразу хорошо и спокойно. Нервозность и мрачное настроение как рукой сняло. Ну и что, что придется пожить недели три в стесненных условиях? Зато впереди масса новых впечатлений, а рядом — настоящий, надежный, проверенный друг, по которому я скучал. Скоро я разберусь, с чего вдруг судьба решила сделать такой крутой вираж и вернуть меня в восьмидесятые, а пока можно просто наслаждаться новыми обстоятельствами и кайфовать от всего происходящего. Когда еще мне удастся поработать вожатым настоящем пионерском лагере восьмидесятых?