— Ну вот, наконец-то повеселел, — Валька обрадовался и хлопнул меня по плечу. — А то все тебе не нравилось. Да ты не переживай, что с детьми трудно будет. Ну по первости, может быть, и тяжело, потом втянешься, привыкнешь. Я в первую неделю тоже чуть не плакал, хотел уже было прийти к начальнику лагеря и сказать: «Все, не могу больше с этими обалдуями, отправляйте меня домой. То друг друга пастой зубной измажут, то пиковую даму вызывают». А потом привык — и нормально стало. Когда последний костер был, даже уезжать не хотел. И пацаны с девчонками душевные, добрые оказались — галстук мне весь исписали хорошими пожеланиями. Фотки где-то дома есть, я потом тебе покажу. Встречались, конечно, и малость отмороженные…
— Это какие? — настороженно поинтересовался я. Надо бы заранее выяснить, с чем, может быть, придется столкнуться. Предупрежден — значит, вооружен.
— У нас в прошлом году пионервожатая была, Леночка, студентка педагогического, — начал с воодушевлением рассказывать Валька. Видимо, соскучился по романтике лагерной жизни. Воспоминания из него лились фонтаном. — Старалась очень, к ребятам прямо со всей душой относилась. Зря не наказывала, не рявкала ни на кого. Иду я, в общем, как-то мимо хозкомнаты, а оттуда рыдания. Я поначалу внимания не особо обратил. Такое часто бывало: в первые несколько дней даже некоторые пацаны ревели белугой, те, которые к родителям привязаны были сильно. Даже домой просились. А потом привыкали, и ничего. Наоборот, плакали уже, когда автобусы обратно уезжали. Но я прислушался: кажется, взрослый человек плачет. Захожу, а она там сидит, рыдает прямо навзрыд, горько так, безутешно. Уверена была, что ее никто не слышит, вот и дала волю чувствам. Я ее допросил с пристрастием, ну она и поведала мне, что есть в отряде один пацан хулиганистый. Слушать никого не желает, дисциплину постоянно нарушает, младших задирает. В общем, подорвал он в Леночке веру в педагогические способности. Она даже сказала, что после смены в институт поедет и документы заберет.
Я ее утешил, как мог, а на ужине попросил показать мне пацана. Думал, бугай какой с меня ростом, а оказалось — обычный пацаненок, щупленький, задохлик прямо, но злой очень.
Я удивился, Ленку спрашиваю:
— Ты, что, не могла рявкнуть пару раз, и на место его поставить?
Она так грустно посмотрела на меня и говорит:
— Да не могу я, он все время отцом своим грозится. Говорит, пожалуешься, выгонят тебя из института с волчьим билетом. Ума не приложу, откуда он про «волчий билет услышал».
— Чееегооо?
— Того! Он мне свою фамилию назвал. У него и дед, и отец в правительстве работают. Целая династия. И он чуть что — сразу же грозит пожаловаться отцу. Мне оно надо?
Тут я призадумался. Сын правительственного работника отдыхает в обычном пионерском лагере в Московской области, а не в каком-нибудь «Артеке»? Что-то тут не то.
Я это пацана после ужина в сторону отозвал, завел за корпус и спрашиваю:
— Ну рассказывай, почему вожатую доводишь?
— Я никого не довожу!
— Не ври, она мне все рассказала. Как ты детей дразнишь, ее не слушаешь.
— Если вы меня хоть пальцем тронете, я сразу все отцу расскажу!
Тут-то я ему и говорю:
— Конечно расскажешь! Пойдем в административный корпус, и ты прямо при мне ему позвонишь. Не пойдешь, я сам все сделаю.
И тут гроза лагеря расплакалась и сказала, что никаких родственников в правительстве у него нет. Типичный сын лейтенанта Шмидта. Отец — слесарь на заводе, мать — продавец на рынке. Он просто однофамилец, прочитал передовицу в газете, взятой у кого-то из хозработников, вот и придумал легенду о высокопоставленном папе. В общем, мы с ним заключили договор: я ничего никому об этом не рассказываю, а он слушается и меня, и Леночку, и всех остальных вожатых, и ребят не задирает. Закончилось все благополучно. Водились за ним мелкие косячки, но особо до конца смены он никого не трогал. Так-то!
За разговором я и не заметил, как мы с Валькой дошагали до хозкомнаты, взяли белье у кастелянши, и вернулись домой. Прежней грусти — как не бывало. Я застелил постельным бельем старую скрипучую кровать, напевая себе под нос, и с воодушевлением стал ждать новых впечатлений.
Глава 5
Проснувшись на следующий день, я привычно протянул руку к тумбочке, на которой должен был лежать смартфон. Надо бы глянуть почту: на днях я отправил Максу несколько вопросов по сценарию для придуманной мною игры о попаданце в СССР. Может, он уже вернулся из Тайланда, куда летал в отпуск? В феврале у меня тоже будут мои законные две недели отдыха, может, и я туда соберусь, на дивный остров Самуи. Мне там еще не довелось побывать, но Макс прислал в мессенджере фотографии с отдыха, и я, едва взглянув на них, понял, что я не я буду, если туда не попаду. Надо не забыть заранее погуглить хороший отель и взять билеты. А сколько сейчас времени? В десять рабочий созвон. Может, еще успею спуститься на первый этаж дома, в фитнес-центр и поплавать… Надо бы заказать себе что-то на завтрак. В пекарне недалеко от нашего дома делают изумительные панкейки со сгущенкой и черничным вареньем. Сейчас возьму смартфон, сделаю заказ в приложении с помощью всего пары кликов, и вуаля — всего через полчаса свежие, ароматные, дымящиеся блинчики у меня на столе!
Игра, которую я написал, получилась изумительной и очень реалистичной. Надо отдать должное нашим девочкам-художницам — они потрудились на славу, отрисовали все мельчайшие подробности, которые мне удалось восстановить в памяти. Вчера я даже попробовал поиграть. Надел виртуальные очки — и пошел гулять по улицам старой Москвы, испытывая невероятную, щемящую душу ностальгию. Было прямо-таки реальное ощущение того, что я гуляю не холодным зимним днем, а жарким летом — с меня прямо градом катился пот. И одет я был как-то странно… Что, надеюсь, Максу мои правки понравятся, и он, может быть, даже премию выпишет. Будет на что хорошенько гульнуть во время отпуска. А летом мы снова всей командой собираемся на выезд в Шерегеш, только теперь уже не кататься, а опробовать что-нибудь другое. Погуляем по эко-тропе, покупаемся, зайдем на Око Шории… Свежий ветерок, запах тайги, потрясающие виды с гор… Как же все-таки хороша и интересна жизнь!
Однако вместе приятного кожаного чехла с моими инициалами, сделанного вручную для моего смартфона на заказ мастером-кожевенником, пальцы нащупали только стеклянный графин с водой, стоящий на старой деревянной тумбочке. Рядом с тумбочкой стоял брошенный на пол рюкзак, который я вчера еле допер, перекидывая с плеча на плечо. Я так не удосужился вчера посмотреть, что там такое. Неужели в армии я постоянно таскал на себе такие тяжести? Может, поэтому я и раздался слегка в плечах? Или просто повзрослел?
Я окончательно все вспомнил. Вчера я, решив попробовать поиграть в придуманную мною же игру, основанную на воспоминания от моего прошлого путешествия в восьмидесятые, каким-то чудом снова попал в эту атмосферу. Сейчас на дворе — жаркий август 1988 года, мне уже чуть-чуть за двадцать, я успел повзрослеть и отслужить в армии, только почему-то неполных два года, и сейчас я, неожиданно для самого себя, приехал работать вожатым в подмосковный лагерь «Юность».
В комнате было душно и очень жарко. Перед сном я так и не проветрил помещение, нарушив санитарные нормы. На второй кровати спал кто-то взлохмаченный и очень знакомый. Из-под одеяла высовывалась волосатая нога.
— Валька? — неуверенно позвал я.
Приятель открыл глаза, потянулся и спросил хриплым ото сна голосом:
— Вставать, что ли? Чего ты на меня уставился, впервые видишь?
Я быстро кинул взгляд на настенные часы.
— Да не, десятый час только.
Валька подскочил на кровати, как ужаленный, надел шлепанцы и забегал по комнате.
— Десятый час! Вот же…! Проспали! Ну все, сейчас Галька нам нотации начнет читать. Ты будильник не завел, что ли?
— Да я… — начал я оправдываться. Я же так и не успел разобрать рюкзак и не знаю, есть ли у меня вообще этот будильник. — Забыл.
— А я свой вообще не взял, — сокрушенно признался Валька, натягивая штаны.
— Томкину-то фотографию ты не забыл, — не упустил я возможности поддеть приятеля. На его тумбочке красовалась в рамке фотография, на которой он стоял в обнимку с высокой ухоженной красивой девушкой, которая крепко держала его за руку. Я узнал это фото: я сфотографировал их, когда они вдвоем приходили на мой вымышленный юбилей. Хорошо мы тогда погудели. Впрочем, хватит предаваться воспоминаниям. Пора на завтрак. Если нам, конечно, что-то оставили.
— Она всегда со мной, — не обиделся на подкол Валька. — Жена моя будущая все-таки. Я фотку напечатать успел всего за день до отъезда, пленка затерялась сначала где-то. Вторую такую же я ей подарил, у нее на столе дома.
Мы быстро умылись и побежали в столовую.
— Долго спите, — беззлобная попеняла нам повариха, пожилая женщина с добродушным лицом. Я узнал ее: она работала в столовой нашего университета и не стала сильно ругать меня, когда я уронил поднос с едой в очереди, разбив посуду. Тогда-то я впервые и увидел в университете своего отца, которому на тот момент было всего двадцать пять лет. — Да ладно, дело молодое. Это нам, старикам, не спится. Сегодня заезд, ребятки, день у нас у всех напряженный. Да ешьте, ешьте, жалко что ли… Будет мало — еще наделаю. Только поскорее, вот-вот пионеры приедут, мне на эту ораву еще готовить надо. Ты, Матвейка, после армии прямо заматерел! За двоих теперь ешь, наверно.
Мы с Валькой получили на двоих большую тарелку вкуснейших бутербродов с маслом, поблагодарили, взяли стаканы с чаем и заняли ближайший стол.
— Завтра заезд, — с набитым ртом проговорил Валька. Значит, сегодня у нас что-то вроде свободного дня. Инструктаж только будет.
Заезд? Интересно, а как это все будет? Я же никогда в жизни не был в пионерском лагере. Да и в обычном подмосковном лагере тоже не довелось побывать. В заграничных лагерях, куда меня отправляли родители, мы в основном учили английский, ходили на экскурсии и пили пиво, купленное в магазине втайне от начальства. Так я попробовал и лагер, и стаут, и всевозможные виды элей. Не обходилось, конечно, и без казусов. Так, однажды меня забрали в отделение — я пытался пройти в ночной клуб в одном из боро Лондона по поддельным правам. Хорошо, что обошлось без серьезных последствий.