Возлюбленные фараонов и императоров. Страсть, предательства, месть — страница 17 из 54

И теперь, став царицей, она решила весь свой ум, все свои иные таланты, осененные царской диадемой, поставить на службу собственному честолюбию. История Египта знала великих цариц, вершивших дела от лица безвольных мужей. Или вообще без них. Почему она не может повторить то, что уже хорошо получалось у других, в прошлом? В этих планах молодой царицы ее мужу отводилось совсем мало места, Потину не отводилось вовсе.

Умный евнух, мечтавший в течение, как ему хотелось верить, долгого царствования своего воспитанника, находившегося под его безграничным влиянием, всецело управлять Египтом, прекрасно понимал, что на пути его планов всегда будет стоять Клеопатра.


Встреча Антония и Клеопатры. Художник Л. Альма-Тадема


Поэтому он решил избавиться от нее, для чего ему требовалось собрать достаточное количество сторонников при дворе. Он начал сколачивать под себя придворную партию, обещая своим новым приверженцам участие в управлении Египтом, когда он, Потин, будет безраздельным господином покорного Птолемея.

Клеопатра же в противовес Потину решила действовать иначе. Уже в то время осознавая, что долгая кулуарная возня ей утомительна, не говоря о том, что еще и ненадежна, а великие дела делаются одним-двумя ошеломляющими неприятеля ударами, она решила пойти по стопам своего батюшки и опереться в борьбе за власть на мощь римских легионов.

Для реализации этого плана она решила воспользоваться влиянием сына Помпея – Гнея. Сын триумвира был уже также известен войскам, а будучи молодым человеком, он, как совершенно справедливо рассуждала Клеопатра, вряд ли сможет устоять перед ее чарами. Впрочем, она, скромно, но справедливо оценивая их силу, была уверена, что ни молодой, ни старый не сможет перед ними устоять. Справедливость этого мнения она докажет в дальнейшем.

Пока же она убедилась в безошибочности своих выкладок относительно Помпея-младшего. В 49 году до н. э., приехав в Александрию, Гней стал счастливым любовником Клеопатры, пообещав ей в восторге от этого поддержку римских легионов, которые он был готов лично привести в Египет, дабы бросить к ногам его божественной возлюбленной всю эту страну.

Однако на этот раз Клеопатре не повезло. Правильно построив линию поведения с точки зрения тактики, она по молодости и юношескому еще частично неразумению забыла о стратегии, за что и поплатилась. Ибо, если Помпей-младший и был готов выполнить свое обещание, данное подруге, то его отцу уже было не до обещаний сына – его борьба с Цезарем вступила в решающую, трагическую для Помпея фазу.

Клеопатра же и не думала, что борьба, как ей казалось, бесконечно далекая от нее, римских триумвираторов может так болезненно ударить по ней. Ведь она не только лишилась военной поддержки Рима, но и предусмотрительно – и весьма тайно – удалила собственно египетскую армию из Александрии (дабы объединить свои силы с римскими и одним махом подавить любую оппозицию). В этом, т. е. в удалении войска, ей активно и еще более тайно помогал Потин, обладавший хорошим чутьем на внешнеполитические хитросплетения и неплохой службой информации.

И в это же время по Александрии шли слухи о возможном вторжении в страну римлян. По приказу Клеопатры для устрашения ее противников слухи сии распускались ее клевретами. Но опять-таки им в этом деле помогали люди Потина, который в данной ситуации, надо признаться, обыграл Клеопатру по всем статьям.

Поэтому единственное, что достигла Клеопатра в результате своих интриг, было лишь то, что под водительством Потина консолидировалась наконец устрашенная слухами придворная партия, которая, воспользовавшись малочисленностью оставшегося столичного гарнизона, произвела тихий государственный переворот. Переворот этот затронул лишь царицу и ее приверженцев.

Клеопатра вместе с несколькими приближенными успела убежать из города. Судьба прочих ее сторонников была трагичнее. Царица бежала в Сирию, где недалеко от границы находилась ее армия. Теперь ей было труднее, чем раньше, говорить с военачальниками, ибо обещанные ей римляне, естественно, не подошли, но все же, пустив в ход все свое обаяние, напомнив многим прошлое, а некоторым, самым забывчивым, дав возможность обновить приятные минуты минувшего, она вновь подчинила их себе.

Подчинила в таком незначительном дельце, как вооруженное выступление против законного монарха. Этим людям было ясно, что отныне их жизнь и благополучие зависят лишь от победы. Поражение равнозначно смерти. И еще они зависят от этой яркой, обжигающей женщины, ибо идут в бой они ее именем, веря, что в дальнейшем она не предаст их каждого по одиночке, как они не выдали ее сейчас.

Войско Клеопатры приближалось к Пелузию, а навстречу ему двигалась армия, набранная Потином, которую он вручил своему владыке Птолемею ХIII, поручив его в свою очередь оставшимся преданным ему военачальникам.

Но не успела произойти малая египетская война, как грянула знаменитая Фарсальская битва (48 год до н. э.), которая поставила точку в давнем споре, кто будет управлять Римом и миром: Гней Помпей-старший или Цезарь. Как известно, победную точку здесь начертал Гай Юлий Цезарь.

Спасаясь от преследования легионов Цезаря, Помпей непредусмотрительно решил искать спасения в Египте. Казалось бы, чего ему опасаться: друг и душеприказчик прежнего царя, покровитель нынешнего, притязания Клеопатры он не поддержал – так что он чувствовал себя комфортно, когда думал, что едет в Египет к друзьям и союзникам.

Но здесь решили иначе. Вновь Потин проявил свои недюженные дипломатические способности и просчитал, что Помпей – это уже вышедшая в тираж фигура. Цезарь же по всем законам обыденной политики должен быть благодарен людям, которые раз и навсегда избавят его от долголетнего конкурента, дав возможность самому не замарать рук.

Так что был отдан тайный приказ, и не успел Помпей сойти на берег, как был заколот. Его голову Потин забальзамировал и с приятной улыбкой преподнес прибывшему вскорости в Александрию Цезарю. Но тут же улыбка у евнуха заледенела и поползла – Цезарь с ужасом и омерзением отвернулся от зловещего дара. Первая черная кошка пробежала между этими людьми. Вскоре ей было суждено достигнуть весьма приличных размеров.


Цезарю преподносят голову Помпея. Художник Дж.-Б. Тьеполло


Цезарь, всегда хорошо помнивший все, что могло быть им обращено в свою пользу (это касается дел внутренних) или пользу Рима (что касается дел внешних), вспомнил о долге Птолемея ХII и о том, что сей монарх наказал Риму быть гарантом его воли в вопросах престолонаследия. Поэтому он потребовал долг и предложил себя в качестве третейского судьи в споре Клеопатры и ее царственного супруга. Потин отверг и то и другое, говоря, что по первому пункту ему, собственно, и сказать-то нечего – денег нет. Причем намекал, что долг выплачен сполна. Головой Помпея. Что же до второго вопроса – то в этом мы, мол, разберемся сами.

Тогда Цезарь, искренне изумленный подобным нахальством, просто перестал вслушиваться в аргументы Потина и вместо предложений начал отдавать приказы. Он велел обоим царственным противникам распустить свои армии и явиться для мирного решения вопроса в Александрию на его суд. В противном случае обещая, что египтяне получат настоящий урок взаимоотношения с победителями полумира.

Потин внешне смутился, но решил немного откорректировать указание Цезаря. Каждой из противодействующих сторон он передал лишь половину приказа римлянина. Поэтому Птолемей, сохранив армию, направился на свидание с Цезарем, а его сестра, распустив армию, осталась на месте, ибо Потин, опасаясь, что Клеопатра при личном свидании сможет убедить пятидесятилетнего с лишним Цезаря в чем угодно, приказа приехать ей не передал. Одновременно он, подзуживая Цезаря, постоянно напоминая тому, что вот-де Клеопатра какова – приказы самого Цезаря ей не указ!

Однако Цезарь, не менее Потина наигравшийся в политические игры, понимал, что Клеопатра не так глупа, как ее хочет выставить евнух. Ведь если бы она хотела бороться или опасалась его – зачем ей тогда распускать свое войско? Поэтому он по своим каналам направил тайное предписание Клеопатре явиться в Александрию. Получив его, царица поняла, какую шутку с ней сыграл неугомонный Потин, равно как и то, что евнух примет все меры, дабы не допустить ее к Цезарю. Ибо в этом случае на ее стороне будут не только ее чары, но и информация о фактически прямом саботаже Потина. Но тем не менее ехать было необходимо. Это было ясно. Оставалось уяснить – как?

Если бы она поехала сухим путем, то там ее ждали передовые части армии Птолемея. Если же следовать морем, то ее царская трирема может стать легкой добычей кораблей брата, держащихся невдалеке от порта. Если же все-таки она прибудет в Александрию, то там ее легко может подстеречь смертельная ярость черни, которую такому умелому человеку, как Потин, ничего не стоит довести до точки кипения. Ее бесило, что она не может найти выхода из этой ситуации, а в этот момент ее брат и муж, окруженный клевретами, вовсю обливает ее грязью.

Наконец, после тягостных раздумий она поняла, что надежды въехать в Александрию в обличье царицы нет. Царице путь закрыт, но кто обратит внимание на беглянку-простолюдинку, тайком пробирающуюся в город? Итак, решено – она въедет в Александрию, в город, столько раз рукоплескавший пышности ее царских выездов, тайно.

Она взяла в провожатые лишь одного человека, которому можно было доверять и который, она знала, достаточно умен, осторожен и храбр, дабы не спасовать в нужную минуту. Им был сицилиец Апполлодор. Вместе с ним на палубной барке она проплыла мимо постов Птолемея и ночью достигла Александрии. Здесь они причалили перед одними из малых дворцовых ворот. Клеопатра завернулась в один из больших мешков из грубой, пестро раскрашенной ткани, что служили путешественникам матрасами и одеялами. Сицилиец ремнем связал мешок, водрузил его к себе на плечи и двинулся прямо в комнаты, где располагался Цезарь.

Клеопатра рассчитала все верно, и даже свою слабость сумела обратить в силу – римлянин был очарован не только самой царицей, но и оригинальностью ее появления. Сам человек свободного взгляда на мир, не любитель этикетов, он не мог не оценить смелость молодой царицы Египта, наследственной, в отличие от него, царицы, весело расправляющейся со всеми условностями.