случае им казалось, что даже похабщина облагораживается, произнесенная подобным божественным голосом. Ей прощалось даже то, что часто по знаку Антония они выходили из залы, а, вернувшись через несколько минут, Клеопатра как ни в чем не бывало опять занимала место на праздничном ложе и продолжала безоблачно веселиться. Такой же невинный эпатаж, как ночные гулянья с Антонием по Александрии: она в костюме служанки из портового кабака, он, одетый под носильщика или матроса, вызывал лишь добрую улыбку. Прогулки эти зачастую оканчивались драками, в которых Антонию, чрезвычайно ловкому и сильному человеку, иногда все же весьма солидно перепадало. Клеопатру же частенько забрызгивали грязью.
Но грязь не могла пристать к рожденной для пурпура, римлянин же был солдатом. Что такому синяки и шишки?
Пока Александрия жила подобной жизнью, дела, как когда-то Цезаря, властно требовали присутствия Антония и в Италии, и на Востоке, где парфяне начинали захватывать римские провинции. В Италии же жена Антония Фульвия, та самая, о которой Плутарх довольно меланхолично сказал, что она «…замечательно выучила Антония повиноваться женской воле и была бы вправе потребовать плату за эти уроки с Клеопатры, которая получила из ее рук Антония уже совсем смирным и привыкшим слушаться женщин», вела войну против недавнего соратника Антония в войне против республиканцев – Октавиана Цезаря, будущего императора Августа.
В конце концов осенью 40 года до н. э. Антоний сумел вырваться из сладких объятий Клеопатры, отринув ее нежность, ее развязность, ее собутыльничество, безудержное и циничное, сопровождающееся обильными возлияниями, чему она предалась с Антонием сначала по необходимости, а затем по привычке и выработавшейся любви. Владыка Азии двинулся против парфян. Но из Италии донеслись отчаянные слухи о разгроме Фульвии и ее бегстве, и Марк Антоний развернул свой флот на запад. Но он опоздал – его жена умерла в изгнании, что примиряло ее с Октавианом, т. к. не Антоний был инициатором этой войны.
В Риме – для скрепления мира – возник план выдать за Антония овдовевшую сестру Октавиана Октавию, что вскоре и произошло. В это же время полководец Антония Вентидий разгромил парфян. Удалось бы это самому Антонию – еще неизвестно. Так что опять Клеопатра оказала благодеяние – на этот раз Риму: оттянула начало гражданской войны и способствовала отражению парфянской опасности. И опять это никто не оценил.
С горя окруженная сонмом раболепных поклонников царица продолжала предаваться остроутонченным наслаждениям, о которых и упоминал А.С. Пушкин. Она понимала, что Антоний женился по чисто политическому расчету, как это привыкла всегда делать она сама. Но это – она! А тут мужчина посмел забыть ее ласки и поменять ее на какую-то сверхдобродетельную римлянку!
До лета 36 года Клеопатра не видела своего любовника, своего повелителя и раба. Но вот вновь подступающая война с Парфией потребовала присутствия Антония на Востоке, и, как опять безо всякого энтузиазма отмечает Плутарх, «…любовь к Клеопатре, – эта страшная напасть, так долго дремавшая и, казалось, окончательно усыпленная и успокоенная здравыми рассуждениями, – вспыхнула вновь и разгоралась все жарче, по мере того, как Антоний приближался к Сирии». Отсюда, из Сирии, он послал людей за Клеопатрой, та приехала, и он тут же подарил ей Финикию, Келесидию, Кипр, значительную часть Киликии, рождающую бальзам область Иудеи и половину Набатойской Аравии. Он открыто признал своими детьми близнецов, которых ему родила Клеопатра: Александра и Клеопатру. Плутарх пишет, что «…прекрасно умея находить благовидные поводы для самых неблаговидных поступков, он говорил, что величие римской державы обнаруживает себя не в стяжаниях, но в дарениях и что многочисленное потомство и появление на свет будущих царей умножает знать».
Вслед за этим вскоре царица вернулась в Александрию, а Антоний двинулся в поход на парфян. Клеопатра, заехав по пути в свои новые владения, обогатила свою коллекцию любовников. Ее новым приобретением стал красавец Ирод, царь Иудейский. Антонию же повезло меньше – его войско было разгромлено.
Римляне вернулись в Сирию, на берегу которой Антоний ждал египтянку, часами глядя в море. Она приехала. На этот раз навсегда.
Клеопатра увезла Антония в Александрию, для чего ей пришлось долго разыгрывать отчаяние, ибо она опасалась, что новый поход Антония в Мидию, который субсидировала его жена Октавия, может разлучить ее с римлянином навеки. А без римских мечей она не могла видеть процветание ее государства – да и ее самой в нем – даже в самых прекрасных мечтах.
Все же в начале 34 года он ненадолго расстался с Клеопатрой, разгромил Армению и устроил – впервые в истории – триумф не в Риме, а в Александрии, ибо хотел сделать свою любимую участницей в получении почестей.
После триумфа по приказу Антония на серебряном возвышении было поставлено два золотых трона – для него и для Клеопатры. Отсюда римлянин провозгласил свою любовницу царицей царей, а сына Юлия Цезаря – царем царей. Клеопатра в соправительстве с Цезарионом провозглашалась владычицей Египта, Кипра, Африки и Келесирии (Южной Сирии). Их старший сын Александр становился царем Армении, Мидии и Парфии (как только эта страна будет завоевана); дочери Клеопатре он отдавал царство Ливийское; своему младшему сыну от Клеопатры – Птолемею – вручал он Финикию, Сирию и Киликию.
Здесь впервые Клеопатра появилась в узком, плотно облегающем тело платье богини Изиды. Она звала себя теперь Изидой и добилась разрешения Антония изображать его на картинах и в скульптурных группах рядом с ней в облике Бахуса и Осириса – египетского бога, мужа богини Изиды. Антоний же в свою очередь потребовал, дабы изображения царицы помещали на обратной стороне государственных монет, чтобы его легионеры вырезали ее имя на своих щитах. Он следовал за Клеопатрой, которую несли по улицам Александрии на курульном кресле, пешком, в толпе царедворцев в пурпурном платье. И был счастлив.
Так продолжалось до 32 года до н. э. Антоний продолжал безумствовать в Александрии, Октавиан же в Риме каждое лыко ставил ему в строку. Наконец римляне, напуганные александрийскими слухами, решились сбросить с себя оцепенение и предпринять решительные действия против поработительницы Антония – Нильского чудовища – и ее возлюбленного, которому она также внушила мечты о падении Капитолия.
Рим начал вооружаться, и Антоний, как опытный стратег, решил упредить противника. Для чего объявил мобилизацию союзников. Первой прибыла Клеопатра, приведшая 60 кораблей и привезшая двадцать тысяч талантов. В ожидании подхода всех сил, как пишет Плутарх, «…Антоний и Клеопатра отплыли на остров Самос (в Эгейском море) и там проводили время в развлечениях и удовольствиях… Чуть ли не целая вселенная гудела от стонов и рыданий, а в это самое время один-единственный остров много дней подряд оглашался звуками флейт и кифар, театры были полны зрителей, и хоры усердно боролись за первенство… В народе с недоумением говорили: каковы же будут у них победные празднества, если они с таким великолепием празднуют приготовления к войне?»
Этого-то и опасались военачальники Антония. Они раньше, также как и он, с обожанием относились к царице, ловили с восхищением каждый ее взгляд, состязались во всем, лишь бы ублажить и развеселить Клеопатру (так, однажды консул Планк танцевал перед ней танец глокосов – с тростниковым венком на голове, с рыбьими хвостами, привязанными на бедрах, выкрашенный голубой краской). И спокойно воспринимали выходки Антония, который, например, как-то раз, проиграв египтянке спор, на глазах у многолюдного пира поднялся с места и растирал ей ноги.
Но теперь, когда ставкой в предстоящей битве должна была служить их жизнь или владычество над миром, они потребовали от Антония, чтобы он отправил Клеопатру обратно в Египет. Тот согласился, но, к несчастию для всех, египтянка прознала об этом.
И снова она, показав себя хорошим тактиком, забыла о стратегии. Клеопатра, опасаясь влияния Октавии, которая по-прежнему в Риме помогала Антонию, убедила римлянина не отсылать ее. После чего повела настоящую войну против тех полководцев (включая и Планка), которые требовали ее отъезда. Насмешки, оскорбления, небрежное обращение, которому Антоний не противодействовал, вынудили их вернуться в Рим, где они помогли Октавиану обнародовать завещание своего покинутого патрона. В завещании Антоний желал, чтобы его тело было захоронено в Египте, что в Риме уязвило многих. А кроме того, Клеопатра вскоре добилась и большего – Антоний потребовал, чтобы Октавия покинула его дом в Риме. Окончательно порвав с нею, он официально объявил египтянку своей женой.
Октавиан же в это время добился, что сенат лишил Антония звания консула и объявил Египту войну. Октавиан надеялся, что Антоний не покинет Клеопатру, тем самым взяв на себя бремя ответственности за гражданскую войну. У Антония было 100 тысяч войска и 500 кораблей, у его противника – 80 тысяч и 250 судов.
Но друзья Антония как в воду глядели. Он, связанный любовью, на этот раз действовал нерешительно и опасался дать бой на суше. Когда же у мыса Акций, что на западном побережье Греции, он решился на морской бой, то в самый ответственный момент – когда юркие корабли Октавиана беспрерывно атаковали громады судов Антония, но тем не менее Антоний медленно начинал сжимать их в кольцо – Клеопатра, доселе видевшая сражения только с безопасного места, испугалась и ринулась на своем корабле прочь.
За ней пошел и весь ее флот. А следом бросился и Антоний, оставив все на произвол судьбы. Его армия, лишившись военачальника, сдалась Октавиану.
Антоний догнал Клеопатру, взошел на ее корабль, молча посмотрел на нее и ушел на нос судна, где долго сидел один, обхватив голову руками. Три дня он не подпускал к себе царицу, но на четвертые сутки, любя, простил.
Они вернулись в Александрию. Здесь Антоний пытался покончить с собой, но друзья помешали ему это сделать. Он потерял всю свою энергию и занялся возведением на морской дамбе башни, куда он решил уединиться в ожидании конца.