Ответ Нерона поистине ужасен. И молниеносен – на ближайшем пиру, в присутствии Агриппины, Британик отравлен. Его мачеха в ужасе, впервые ясно представив себе, что может ее ожидать, если она не смирится.
И она смиряется, уже не пытаясь противодействовать с помощью материнского авторитета усилению новой пассии императора – Поппеи Сабины.
Поппея была внучкой по материнской линии знаменитого консула и триумфатора Сабина. Ее мать по праву считалась первой красавицей Рима и вместе со своей красотой передала дочери и славу рода. Она была богата, умна, наружно ласкова и скромна – редко показываясь на людях и при этом часто закрывала часть лица. Но тем не менее Тацит пишет – и знает что пишет: «у этой женщины было все остальное, кроме честного образа мыслей». Она была развратна и не заботилась о доброй или худой своей славе, не делая различия между мужьями и любовниками.
Поппея Сабина. Древнеримская скульптура
Ее восхождение к вершинам мирской власти и славы имеет первой своей ступенью римского всадника Руфия Криспина, первого мужа Поппеи. От него у нее был сын. Однако Сабину, которой по наследству перешел титул красивейшей женщины империи, подобное удовлетворить явно не могло.
И здесь на сцене появляется Нерон. К этому времени его уже не могла удовлетворить идиллическая связь с покорной и влюбленной отпущенницей. Ему хотелось самого-самого. Сенека приучил его к мужеложеству, но император, обладая нередкой в то время бисексуальностью, не хотел себя лишать и привычно-рутинных радостей жизни. Так что слух о Поппее, ее красоте и отзывчивости на любовь донесся до него как раз кстати.
Нерон отнял ее у мужа – с властью не поспоришь, да и конкурировать, честно говоря, трудно – и попросил своего товарища и собутыльника Оттона, также впоследствии ставшего императором, а пока молодого, бесшабашного патриция принять Поппею на правах жены, но без прав, даваемых супружеством. Оттон легко согласился для друга на фиктивный брак, который к тому же был и весьма лестным – все же первая красотка!
Первое время все хорошо играли свои роли. Нерон посещал Поппею, особенно этого не афишируя. Оттон же, наоборот, часто уходил с императорского пира, громогласно объявляя, что идет к жене, в которой соединены благородство, красота и вообще все, чего только можно желать для полного наслаждения счастьем. В ответ на подобные филлипики Нерон лишь улыбался доброй, мудрой и чуть усталой улыбкой правителя, прощающего невинные чудачества и слабости любезных его сердцу подданных.
Но идиллия довольно скоро начала давать трещину: Поппеи стало мало быть любовницей, она понемногу доходила до мысли о желательности быть женой августа. Оттон всерьез влюбился в собственную жену. Агриппина же, видя неудачи своих слов и денег, решила пойти на крайние меры – и попыталась противодействовать новой опасности чисто по-женски, исходя из прежнего своего жизненного опыта. Она попыталась собой заслонить новую соперницу по влиянию на сына, т. е. предложила Нерону в любовницы себя.
Несколько раз на пиршествах, когда Нерон был уже разгорячен вином, она, разукрасясь, предлагала ему себя. И хотя вроде бы Акте успевала предотвратить это прилюдное действо, занимая место Агриппины, это все же произошло. Недаром же, когда в дальнейшем его носили на носилках вместе с матерью, на его платье появлялись пятна, доказывающие весьма недвусмысленно характер их взаимоотношений. В дальнейшем же после смерти Агриппины он жил с любовницей, чрезвычайно на нее похожей. Так сказать, постоянство чувства потомка Эдипова.
Но в подобной связи было, конечно, больше ненависти и извращенной мстительности, даже некоего подспудного страха, чем любви. Любовь у него была к Поппее, к которой он чувствовал все более и более усиливающееся влечение. Однако Поппея, окончательно решившая для себя свою судьбу, была отнюдь не намерена поощрять подобные телячьи нежности.
Верная мысли, что чем тяжелее любовная победа, тем она ценнее, она решила немного отдалить Нерона. Для чего и ответила взаимностью на домогательства Оттона. Муж в данном случае играл роль хорошего буфера. По уши влюбленный в Сабину, он начал ее ревновать к другу и сопернику, так что теперь Нерон часто вынужден был стоять под дверью его дома и требовать, чтобы его впустили, перемешивая просьбы с угрозами. Но идти на крайние меры не хотел, ибо Оттон здесь находил поддержку в позиции жены. Поппея же стала прямо заявлять императору:
– Я замужем, брак с Оттоном значителен, я не хочу утратить его. Я люблю роскошную жизнь, которой наслаждаюсь при муже. У Оттона все пышно, широко и по богатству и по привычке сердца. Ты же, Нерон, – пока лишь только мальчик, который, вполне завися от чужих приказаний, уже не во власти только, но и в самой свободе имеешь нужду. Зачем ты отлагаешь брак со мной? Быть может, тебе не нравится моя наружность и ряд предков, увенчанных триумфом? Или мое неплодородие и неискренность чувств? Или ты опасаешься, что жена откроет тебе глаза на обиды сенаторов и раздражение народа против надменности и корыстолюбия твоей матери? Если же Агриппина может сносить только невестку, неприязненную сыну, что ж – я целиком посвящу себя браку с Оттоном. К тому же ты, по-видимому, в своей низкой связи с этой рабой Акте приобрел дурные наклонности. Я лучше удалюсь в какой-нибудь уголок земли, где лучше буду слушать порицания на императора, чем быть свидетельницей всего и делить с ним опасности.
Как видно из предыдущего, Нерон весьма вольно относился к самой скромной и непритязательной морали, поэтому те смутные мысли, что посещали его о дальнейших их отношениях с матерью, нашли хорошо унавоженную почву, когда их прямо и ясно начала высказывать Поппея: матери Нерона, являющейся одним из основных камней преткновения на пути счастья любимого сына и его богоравной подруги, не было места на этом свете.
К этому времени Агриппина в последних попытках удержать хоть какую-то власть стала любовницей Сенеки, бывшего воспитателя Нерона, которого она сама пристроила когда-то к сыну. Ныне философ был фактическим правителем всех внутренних вопросов империи. У него была власть – ее тенью он должен был тайно поделиться с Агриппиной. Сам же, как человек умный, он понимал, что Агриппина поможет ему приобрести богатство, столь необходимое в этом суетном и продажном мире. Да и льстила мысль проверить, каков был вкус у трех императоров. Не говоря уже о прочих весьма достойных людях. Хотя отдадим должное уму философа – чувствуя, что в данном случае он ходит по весьма тонкому льду, он не уставал – вместе с Попнеей и Бурром – внушать мысль о потенциальной опасности Агриппины. И наконец Нерон решился – Агриппина Младшая, вдова и мать императора, должна была умереть.
Пока же – и еще до этого – от нее были удалены военные караулы, которые были при ней ранее как при жене, а потом матери императора. Удалены были и германцы, представлявшие собой почетную дополнительную стражу, наконец, Нерон фактически выставляет ее из императорского дворца. Император изредка навещает ее здесь – но всегда окруженный телохранителями и поспешно удаляется, ограничиваясь коротким сыновьим поцелуем.
Агриппина еще пытается сопротивляться – подчеркнуто нежна с Октавией, женой сына, ласково принимает военачальников различного ранга, быстро копит богатства, как бы готовя средства, приветлива со знатью, как бы сколачивая партию. Но все это – одна эфемерность, и дом ее начинает стремительно пустеть, ибо, ходя к лишенному власти, можно заразиться этой, по сути, смертельно опасной болезнью.
Агриппина начинает чаще выезжать из Рима – Нерон громогласно хвалит ее за поиски спокойствия. Но спокойствия-то и нет: вскоре одна из ее последних подруг обвиняет Агриппину в заговоре с целью свержения императора. Напуганный Нерон еще сильнее почувствовал желание разделаться с матерью, но Бурр уговорил его поручить ему выслушать Агриппину, и если она виновна – умертвить ее. Однако та оправдалась и так успешно, что судьи почувствовали стыд и раскаянье и даже организовали свидание матери с сыном, на котором та, верная своему характеру, ни слова не сказала в свою защиту, зато добилась наказания доносчиков.
Временное замирение, однако, быстро кончилось – ночная кукушка дневную всегда перекукует; Попнея же была неутомима в своей ненависти к Агриппине. Равно как остальные в своем страхе: Агриппине – смерть!
Промедление в убийстве было вызвано лишь выбором рода смерти. Сначала решили отравить: но Агриппина уже давно принимала противоядие, ее слуги были особо выбраны госпожой и подкупить их весьма сложно. К тому же смерть то Британика, то теперь его мачехи будет сложно списать на случайность. Смерть от оружия – но как скрыть тогда насильственный характер умерщвления и где найти исполнителя, не боящегося поднять руку на священную особу? Наконец, решили ее утопить, специально приспособив для этого особый корабль.
Приближался праздник, который Нерон собирался справить близ Неаполя в Байях. Он начал везде говорить, что надлежит терпеливо сносить гнев родителей, в надежде, что слух о его примирительных намерениях дойдет до Агриппины, которая поверит в это с легкостью, которой отличаются женщины, да, наверное, и мужчины, когда дело идет о желанном для них.
Прощальная встреча – как думал Нерон – затянулась почти до ночи. Нерон прощался с матерью очень нежно, со слезами на глазах. Корабль отплыл, но ночь была тихая, лунная. И хотя свинцовый потолок в комнате императрицы обрушился на нее, но спасли стенки ложа. Не распался и корабль, ибо при начавшемся смятении посвященные в тайну наткнулись на естественное противодействие непосвященных. Тогда решили перевернуть корабль – Агриппина вместе со своей служанкой оказались в воде. Служанку, начавшую кричать, что она Агриппина в надежде на скорейшее спасение, забили баграми. Тогда как подлинная Агриппина, сразу понявшая, что к чему, молча доплыла до берега и была доставлена на свою виллу.
Нерон в ужасе – он ждет, что мать, вооружив рабов, возбудив воинов и воззвав к сенату, отомстит за покушение. Он немедля зовет к себе Сенеку, Бурра и Аникета, в прошлом воспитателя Нерона, ныне – инициатора операции с распадающимся кораблем