У него, начальника дворцовой гвардии, сенатора, консула, в скором времени нобилиссимуса (что равносильно званию императорского высочества и дает право считаться наследником престола) были для этого возможности. Он осыпал Феодору подарками и драгоценностями, поместьями и золотом. И даже добился того, что дядя-император дал ей звание патриции, что было всего лишь на одну ступень ниже нобилиссимуса.
Он мог себе это позволить, он мог позволить себе все, кроме женитьбы на Феодоре, ибо против этого резко возражала его тетка, супруга императора Юстина. Императрица Евфиния была такой же простой женщиной, как и ее супруг, и не хотела разрешить племяннику жениться на бывшей актерке-проститутке. В этом она была тверда, как не напоминали ей, что и многие порфироносные ныне особы вышли из самых низов. Она делала вид, что ничего не понимает, хотя и понимала все прекрасно.
Изображение императора Юстиниана с мозаики в Сан-Витале, Равенна
Ибо ее муж, император Юстин, начинал свою ослепительную карьеру простым иллирийским мужиком, кого жестокая нужда загнала в Константинополь и принудила записаться в солдаты. И всю свою жизнь он и оставался солдатом. Сначала рядовым, затем – поскольку был храбр, распорядителен, ловок, предан императору и силен – все на более и более ответственных командных постах. И, наконец, император Анастасий сделал его начальником своих телохранителей, т. е. доверил ему важнейший военный пост в стране, традиционно один из самых выигрышных, когда начинается борьба за власть.
Эта борьба началась в 518 году, когда умер император, не имевший прямых наследников, а только трех племянников, один из которых, Ипатий, рассматривался как наиболее вероятный кандидат на вакантный трон. Но главный евнух Аманций, ненавидевший Ипатия, выставил свою кандидатуру и для подкупа сторонников в ее пользу выдал гигантскую сумму Юстину. Он никак не мог представить, что абсолютно безграмотный славянин таит в душе какие-то честолюбивые замыслы. К тому же ему было уже шестьдесят лет.
Но Юстин, приобретший за годы жизни при дворе умение опытного интригана, любимец солдат, в котором они видели свою ровню, только более удачливую, поборник строгого православия, без всякой примеси интеллектуальных ересей, что давало ему поддержку массы ортодоксов из клира, подобные мысли в душе уже давно таил. Ему не хватало лишь денег, чтобы начать собственную партию. И тут весьма кстати появился евнух.
Старый солдат спокойно и достойно принял деньги от скопца и поклялся использовать их наилучшим образом. И клятву сдержал – внезапно гвардейцы и многие влиятельные патриции стали его сторонниками. Напуганный Аманций снял свою кандидатуру, об Ипатии даже никто и не вспомнил, и Юстин стал императором.
И, кстати, весьма неплохим. Как человек малообразованный, но обладающий живым природным умом, он был консерватором. Зная, что от перемен зачастую ничего хорошего не бывает и лишенный реформаторского честолюбия, Юстин прежде всего позаботился, чтобы государственная машина империи при нем не сползла с накатанной колеи, справедливо полагая, что государственный организм, веками существования доказавший свою прочность, особо трясти не стоит. Казна, накопленная Анастасием, собственная полководческая сметка, отсутствие фанатизма и здравый ум варвара без мистического привкуса позволили ему стать одним из лучших императоров в истории Византии.
Чувствуя недостаток собственного образования и не имея своих детей, он позаботился племянника Юстиниана воспитать как вельможу и методично давал ему опыт государственного управления, готовя на свое место. Также трезво он относился и к увлечению Юстиниана Феодорой, справедливо считая, что если мужчина, зная прошлое женщины, все же хочет жениться на ней, то и все последствия расхлебывать ему самому. И поэтому, когда в 523 году его жена умерла, он разрешил племяннику жениться на его любимой.
1 апреля 527 года император почувствовал приближение смерти, вызвал к себе Юстиниана и Феодору и в присутствии депутации от сената дал им титул Августов. Через несколько дней патриарх Епифан в соборе Святой Софии короновал царственную чету, а еще через несколько дней умер император Юстин, зная, что ему наследует его племянник, которого жители империи приняли спокойно, без ропота. Рядом с новым императором была императрица Феодора, которой все начальники провинций и городов, командующие войсками и епископы присягнули по формуле: «Клянусь во имя Всемогущего Бога, и Господа нашего Иисуса Христа, и Бога Духа Святого, во имя Пренепорочной Девы и Матери Господа нашего, во имя четырех Евангелистов и святых и честных архангелов Гавриила и Михаила, что я буду честно и неизменно служить государю нашему Юстиниану и Супруге его, государыне Феодоре».
Юстиниан и Феодора стали владыками одной из крупнейших и богатейших держав мира, раскинувшейся от Альп до Евфрата и от Дона до африканских пустынь. В период расцвета могущества императора Юстиниана империя состояла из шестидесяти четырех различных епархий, самой маленькой из которых была Сицилия. Четкая иерархия и строгая централизация управления имели следствием то, что держава была покорным телом головы – Константинополя, и повеления, отданные здесь тихим голосом Юстиниана, торопились исполнить в девятистах тридцати пяти городах. В этих городах были устроены школы, суды в работе своей ориентировались на единые законы, которые до сих пор лежат в основе законодательства многих стран мира. Империя соединялась множеством отличных дорог, по которым почта доставлялась за несколько дней в отдаленнейшие районы. Границы защищались армиями, крепостями и единой линией фортификационных укреплений. Множились больницы и дома призрения. Промышленность, торговля, культура, искусство процветали. Константинополь по праву считался жемчужиной мира, имея в подкрепление этого титула тысячи и тысячи храмов, дворцов, статуй и барельефов, десятка из которых хватило бы, дабы прославить любой другой из городов. Константинопольская библиотека насчитывала сто двадцать тысяч манускриптов.
На улицах города можно было встретить, казалось, представителя любого из земных племен и народов, и это как нельзя лучше отвечало константинопольскому духу империи, лишенному господствующей народности и не связывающему идеи национальности и государства. Здесь господствовала иная идея – идея имперского патриотизма, провозглашавшая империю вечной и неизменной формой своего политического бытия. Эта идея сочеталась с идеей религиозной, базировавшейся на строгом фундаменте догм и обрядов. И тут же – раболепие по отношению к светской власти, тяга к пустым словам и мишурным титулам.
Чтобы управлять подобной страной и подобным народом, нужно было быть весьма незаурядным человеком, ибо закон о престолонаследии отсутствовал, и престол империи каждый раз занимали заново. Плюс сдерживающие произвол факторы в лице бюрократии, церкви, армии и партии цирка, из которых главными были «зеленые» и «голубые» и которые насчитывали десятки тысяч люмпенизированных столичных жителей, готовых в иные периоды на все. Именно таким человеком и был Юстиниан. Но от него не отставала и его супруга, императрица Феодора.
Она была решительным и энергичным человеком, легко подчинявшая окружающих своей воле. Одаренная проницательным умом, она обладала и несокрушимой твердостью духа. Когда через пять лет после ее воцарения вспыхнуло восстание и город был захвачен мятежниками, то во дворце царило уныние и паника. Все думали лишь о бегстве, и тогда гордо и непреклонно встала Феодора:
– Если бы не оставалось иного спасения, кроме бегства, я не пожелала бы бежать. Те, кто носил корону, никогда не должны переживать ее потери. Никогда я не увижу того дня, когда меня перестанут приветствовать титулом императрицы. Если ты, цезарь, – обратилась она к Юстиниану, – хочешь бежать – это твое дело: у тебя есть деньги, корабли готовы, море открыто; что до меня – я остаюсь. Я люблю старинное изречение, что порфира – великолепный саван.
Император, до безумия любивший жену, остался вместе с ней в столице. Мятеж был скоро подавлен.
Кажется по этому эпизоду, что за плечами императрицы поколения и поколения предков-властителей. Какое величие духа, какая отвага и великолепная уверенность в праве быть самодержицей. А ведь эта женщина, которой чуть за тридцать, десять лет назад торговала собой на восточных базарах. Воистину, владыками не рождаются. Ими становятся. И если судьба отметила тебя своим знаком, ты будешь править, родись ты хоть под забором.
Главное – воспользоваться шансом, понять, что это именно твой, единственный и неповторимый. А, уцепившись за фалды судьбы, обладать и характером, без которого властитель лишь кукла на троне. Или – что даже вероятней – потенциальный мертвец. Надо было иметь такой же характер, какой имела Феодора, отличавшаяся железной волей, коварством, жестокостью, мстительностью, безжалостностью, деспотизмом, алчностью и злопамятностью. То есть нужно просто стоять по иную сторону от понятий добра и зла, твердо помнить, что цель оправдывает средство, и знать наверняка, что ты – именно тот человек, который только и нужен твоим подданным. Ибо только ты и знаешь, что нужно этим простым, грубым людям, которые любят тебя именно за то, что ты жесток с ними, так как они понимают, что ты караешь их, любя.
Обладая острым умом в государственном его преломлении, что случается чрезвычайно редко, она умудрилась даже недостатки своего характера обратить в достоинства средств укрепления императорских могущества и власти. Вспоминая прежние свои унижения и занятия ради куска хлеба, она теперь пристальное внимание обратила на этикет и личную жизнь высшего класса империи, как бы мстя этим за все с ней происходившее. Послушаем опять Прокопия Кесарийского, которого, как человека знатного происхождения, подобное затрагивало, можно сказать, до глубины души: «Из нововведений Юстиниана и Феодоры в придворной жизни надо отметить следующее. Издревле cенат, являясь к императору, обычно приветствовал его следующим образом. Кто был родом патриций, целовал его в правую часть груди, а император, отпуская его, целовал его в голову; все же остальные уходили, преклонив перед императором правое колено. Приветствовать и поклоняться императрице – такого обычая не было. При Юстиниане же и Феодоре все являвшиеся к ним на прием, не исключая и тех, которые носили высокое звание патриций, падали перед ними ниц, вытянувши во всю длину руки и ноги, затем облобызав и ту и другую ногу у обоих императоров, они поднимались. Таким образом, и Феодора не отказывалась от такого поклонения. Она считала вполне желательным для себя, чтобы к ней являлись послы персов и других варваров, и одаряла их ценными подарками, как будто бы она была носительницей власти в Римской империи, – дело, небывалое во все времена. В прежнее время те, кто являлся во дворец, приветствовали самого государя именем императора, а его супругу – императрицей, а из остальных высших магистратов каждого они приветствовали именем той должности, какую он в данное время занимал. Теперь же, если кто-нибудь в беседе с Юстинианом или Феодорой употреблял слово император или императрица, а не называл их владыкой и владычицей, магистратов же, какую бы высокую должность они ни занимали, не постарается назвать их рабами, то такого человека с