Императрица, несмотря на молодость, была сжигаема прежде всего самой сильной своей страстью – честолюбием. Достигнув вершины власти, она постаралась тут же здесь закрепиться и застраховать себя от всех и всяческих неожиданностей. По натуре лицемерная и вероломная она была готова на все, дабы сохранить свое высочайшее положение (что она и докажет в дальнейшем). Пока же, вступив на престол, она продолжала усиливать свое влияние на царственного супруга, действуя всем комплексом средств, который доступен молодой, красивой, властной женщине – женщине в полном смысле этого слова! – с сильным характером.
Роман, ослепленный любовью, даже и не пробовал сопротивляться, безусловно выполняя все повеления, желания и капризы жены. Именно согласно ее воле все родственники Романа были удалены от престола (начиная с удаления свекрови императрицы Елены и ее пяти дочерей – своих золовок) и заменен весь высший административный слой чиновников, державших в своих руках все нити управления империей.
Царица Елена через несколько месяцев умерла, а ее дочери – сестры Романа, одна из которых – Агафия – даже заменяла отцу секретаря – были отправлены в монастырь. Причем Феофано пожелала, чтобы они попали все в разные обители. А на все ключевые административные должности посажены были люди, лично зависимые от новой императрицы и лично ей благодарные. Наступила эпоха ее торжества и ее власти.
Она длилась до 15 марта 963 года – когда умер император Роман II, истощившись от страсти к удовольствиям и излишествам, включая и бешеные скачки верхом, что и послужило непосредственной причиной смерти. Феофано осталась вдовой с четырьмя детьми на руках, младшего из которых – дочь Анну (будущую жену киевского князя Владимира Святого) она родила буквально за два дня до смерти мужа.
Шесть с половиной лет брака она была счастлива, живя с молодым красавцем-императором, обожавшим ее и готовым удовлетворить все ее желания. Теперь все это в одночасье рухнуло. Надо было все фактически начинать сначала – ни минуты не медля, пока не опомнились потенциальные конкуренты на царьградский пурпур, она объявила себя регентшей от имени двух своих сыновей – пятилетнего Василия и двухлетнего Константина, хотя и сознавала, что за регентство еще придется бороться – ситуация в государстве была сложной, и непривычное регентство женщины ее только еще более усугубляло.
Ибо первым министром государства, которого она так и не смогла свалить, был паракимомен Иосиф Вринга, относившийся к императрице – мягко скажем – без особого одобрения и вполне могущий отстранить регентшу и самому управлять государством в период малолетия царевичей (т. к. он самостоятельно правил государством еще при царе Константине и обладал необходимым для этого опытом и прочными связями в провинциях).
Кроме Вринги, не меньшую – если не большую – опасность представлял полководец Никифор Фока, во главе своей мощной и победоносной армии стоявший сейчас в Азии. В принципе в Византии с поста командующего армией на императорский престол путь был самый привычный и накатанный, и такой честолюбивый человек, как Никифор, не мог не думать о подобной возможности.
К тому же он был чрезвычайно популярен не только среди войск, но и в народе, ибо с его именем связывался ряд громких побед. Не считая того, что происходил он из древнего келларокийского рода, насчитывавшего в своих рядах множество удачливых полководцев. Сам же он отвоевал у арабов Крит, сто пятьдесят лет находившийся под их владычеством, перешел через Тавр и прошелся огнем и мечом по Киликии, ущемил эмиров Сирии, захватив у них город Алеппо.
Эти победы принесли ему не только любовь войска и простого народа, но они также принесли ему и огромное, просто фантастическое богатство, ибо военная добыча была законным способом обогащения и задолго до этого, и спустя множество веков. Его богатства заключались в золоте и многочисленных земельных владениях, в которых проживали преданные ему вассалы. Он общепризнанно считался единственным полководцем, способным сладить с арабской волной, накатывающей с востока на империю, и Роман II, умирая проявил политическую мудрость, мало свойственную ему при жизни, оставив Никифора Фоку главным полководцем армии, хотя не мог не понимать, что это усложнит жизнь его вдове, которая всегда относилась к Никифору с легкой пренебрежительной насмешкой, ибо внешне полководец был крайне невзрачен, а императрица, сама красавица и обладающая красавцем-мужем, в немалой степени оценивала людей по их внешним данным (правда, скоро жизнь заставит ее круто пересмотреть свои взгляды и отказаться от подобного снобизма). Но тем не менее Фоке в 963 году было уже 51 год. Он был маленького роста, коротконогий, большеголовый, до черна обгоревший на солнце. Нос его был с излишней горбинкой, борода, хоть и черная, но уже, естественно, с проседью, глаза черные, как только что потухшие уголья, угрюмые. Под стать внешности у Никифора был и характер – суровый, черствый, меланхоличный. К тому же он был крайне молчалив, а, потеряв жену и единственного сына, он, кроме всего прочего, дал обет целомудрия и погрузился в мистицизм: он более не ел мяса, спал на жесткой постели и ходил, обряженный во власяницу своего дяди монаха Малеина, почитавшегося святым. Его духовником был будущий основатель Афонского монастыря, и Фока предпочитал его советы и общество, наряду с обществом и других монахов, всякому иному общению, мечтая в разговоре с ними о своем грядущем иночестве. Плюс он был жаден до денег. Словом, с какой стороны ни посмотри на роль героя романа и пылкого возлюбленного, он никак не годился. И все же императрице Феофано пришлось предложить ему эту роль и добиться, что он в общих чертах ее грамотно исполнил.
Ибо Феофано поняла, что в борьбе с Врингой, который недвусмысленно выражал свои честолюбивые притязания, ей должно опереться на полководца Фоку. При жизни она его не замечала, он ее также почти не знал. И даже после смерти Романа II Никифор не проявил никаких симпатий или антипатий ни к регентше, ни к самому престолу, хотя как командующий победоносной и преданной ему армии он мог многое сделать. Но он не сделал, хотя и знал о том, что Вринга его ненавидит, но и, зная это, он продолжал благонамеренно громить сарацин. И тут последовало приглашение императрицы.
Фока прибыл в столицу, и Феофано почти мгновенно склонила его на свою сторону: прелестная властительница произвела колдовское впечатление на закаленного солдата-полумонаха. Он почти сразу воспылал к ней безумной любовью и поклялся, что сделает все, дабы заслужить ее любовь.
Его безумная любовь имела под собой двойное основание – красоту Феофано и ненависть к Фоке Вринге. Полководец убеждал министра и всех желающих слушать (особенно выделяя тех, кто мог передать его слова тому же Вринге), что единственное желание – это принять схиму. Однако министр, опасаясь альянса Никифора и регентши, решил, что в данном случае единственный для него выход – это ослепление Фоки. С этой целью он пригласил его во дворец, однако Фока, заподозрив неладное, бежал в храм Софии под защиту патриарха Полиевкта. Патриарх, бросившись во дворец, настоял на созвании сената, произнес там речь и добился того, что Фока вновь был назначен командующим армией с неограниченными полномочиями.
Никифор Фока. Средневековая книжная миниатюра
Командующий тут же выехал в свою главную ставку – в Кесарию – оставив Врингу с носом. Вскоре Фока, поняв, что министр не успокоится на этом, позволил армии провозгласить себя императором. Это произошло в июле 963 года. В августе того же года он был уже у стен Константинополя, где при его приближении вспыхнуло восстание горожан против Вринги и его приспешников, что и позволило новому императору Никифору Фоке без применения силы войти в город.
Восстание внешне было почти стихийным, его руководители – Полиевкт и бывший министр Василий – были не на виду и почти незаметны. На самом же деле они руководили всем, умело направляя гнев толпы на неугодных им лиц. Сами же руководители направлялись Феофано (Полиевкта императрица еще раньше привлекла на свою сторону – именно с ее подачи он столь рьяно защищал Никифора в сенате).
Равно и Фока позволил провозгласить себя императором, лишь добившись согласия у Феофано и поклявшись ей быть во всем ей послушным (любовь вообще способна творить чудеса).
Все эти тайные ходы внешне имели следствием то, что 16 августа 963 года император Фока торжественно въехал в Константинополь через Золотые ворота. Народ приветствовал его как спасителя государства и христианства. Толпы приветствовали его криками:
– Отечество желает видеть Никифора царем! Дворец ждет Никифора, армия требует Никифора, весь мир желает иметь царем Никифора! Да здравствует Никифор!
В этот же день Фока был венчан на царство, как соправитель малолетних царей Василия и Константина, сыновей Романа II и Феофано, а через месяц с небольшим – 20 сентября 963 года – Никифор получил свою главную награду, ради и во имя которой он жил последнее время – произошло торжественное бракосочетание: отныне он и Феофано были мужем и женой.
Супруга относилась прохладно к этому столь волнующему в жизни каждой женщины событию, но женщина умная, она прекрасно понимала, что это для нее единственный способ сохранить власть. А ради власти совершалось зачастую и не такое. К тому же, затевая эту сложную интригу против Вринги, она понимала ее конечный ход, так что вдвойне было бы глупо отказываться из-за какой-то житейской неприязни от шага, тобой же подготовленного и который сулит тебе столько выгод.
Со стороны же Фоки главенствовала любовь, хотя и усиленная чуть-чуть мыслью, что подобный брак придаст видимость некоей законности его узурпаторским действиям.
Супруги блестяще разыграли последние ходы-штрихи совместной партии, ибо даже их союзники не ожидали подобного окончания дел. В то время как счастливый Фока, забыв весь свой мистицизм и аскетизм, наслаждался обладанием искусницы Феофано, которая изощренностью любовных игр пыталась скрыть свою холодность к мужу, он же, человек простой, принимал эту технику за проявление чувств, в столицу с Афона срочно выехал Афанасий.