— Ну уж скажешь. Сейчас не девяностые.
— Я тоже так думал. Оказалось, что все еще хуже, Игнат. Гораздо хуже.
— Не драматизируй, Игорь. Я помогу. У меня в органах большой начальник есть. Друг детства. Этот не подведет.
— Уверен? — спросил Каренин недоверчиво.
— На все сто, — сказал Корчак. — Куда тебя везти? Не помню твоего адреса, давненько не пересекались.
— Вот и пересеклись… Может, накатим?
— Сам пить не стану и тебе не советую. Поехали.
— Я на своей, — буркнул Каренин, делая попытку открыть дверь.
— Сиди, герой! Тебе сейчас не хватало только попасться за вождение в нетрезвом виде. Мало тебе приключений?
Высадив приятеля на улице Марата, Корчак уехал не сразу, а спросил, пуская пар в открытое окно:
— Ты же вроде где-то за городом обитал? Там еще съезд на Еленовку… или Аленовку был, вылетело из головы…
Каренин, качнувшись, повернулся к нему и пояснил:
— Не доезжая двух километров до Аленовки. Но теперь мои женщины тот дом видеть не могут. Слишком свежи воспоминания. Мы с Дашей квартиру снимаем. Рядом с Сашей и Вадиком. — Вернувшись и наклонившись к окну машины, он тихо добавил: — Если честно, то это была моя инициатива — переехать. Неспокойно мне за городом. Времена смутные настали. Сам знаешь, что может случиться.
Корчак поежился от холода, ворвавшегося в автомобиль.
— Что? — спросил он.
— Буквально все, — ответил Каренин таинственным полушепотом, развернулся и, слегка пошатываясь, побрел прочь.
Корчак посидел еще немного, барабаня пальцами по рулю.
— Бред, — произнес он наконец. — Да, здорово напугали беднягу. А ведь нормальный мужик был.
Дома он ни слова не сказал о произошедшем в клубе. Эльза за ужином несколько раз бросала на него испытующие взгляды, но промолчала, обошлась без лишних вопросов, за что он был благодарен ей. Ему не хотелось вносить в семью хотя бы тень тревоги. Это было что-то вроде суеверного или даже религиозного чувства. Дом для Корчака был не пресловутой крепостью, а скорее храмом, как бы высокопарно это ни звучало.
Дети, не замечая несколько напряженного состояния родителей, оживленно болтали о всякой всячине. Старший Иван посмотрел анимационный фильм «Душа» и желал знать, что отец думает по поводу потустороннего мира, существует он или нет? Иванна постоянно перебивала брата, потому что ей не терпелось рассказать какой-то английский стишок, который она выучила сегодня. Ей было семь, она училась в первом классе очень привилегированной и очень дорогой частной школы. Иван был на два года старше. У обоих были каникулы, они провели целый день дома, соскучились по папе и наперебой стремились единолично завладеть его вниманием.
Жили Корчаки не за городом, а в большой, прекрасно обставленной квартире на двадцать пятом этаже. У каждого имелась своя комната, а все вместе собирались в гостиной или кухне, с окнами от потолка до пола. Ощущение простора и свободы было сродни полету. Семья будто бы парила над житейской суетой.
Когда покончили с рагу из тушеного кролика, стали пить чай с датским печеньем. Оно было твердым — много не погрызешь. Иван, у которого продолжалась смена молочных зубов, макал печенье в чай. Остальные самозабвенно хрустели, продолжая болтать до десяти часов вечера. Потом младшее поколение было выдворено укладываться спать, а Корчак лег почитать на сон грядущий.
Через некоторое время к нему присоединилась Эльза в короткой рубашке, пахнущая зубной пастой и ночным кремом. Она была не просто блондинкой, а очень светлой блондинкой, что объяснялось ее скандинавским происхождением. Корчак до сих пор обожал любоваться ее волосами… ну, кто догадался, тот поймет. А Эльза по-прежнему краснела, как девочка, когда он просил не прятаться, а показать себя.
Десятиминутка любви принесла обоим желанную разрядку. Как всегда, после этого они просто лежали рядом, тихо переговариваясь.
— Ты сегодня чем-то расстроен, — заметила Эльза, водя пальцем по его мохнатой груди.
— Есть немного, — признался Корчак.
— Поделишься, Игнат?
— Игоря встретил случайно. Совершенно разбитого. Сломленного. Помнишь Игоря?
— С такой забавной фамилией? — спросила Эльза. — Достоевский? Толстой?
— Каренин.
— Точно! Каренин. И что с ним?
Выслушав рассказ супруга, Эльза вздохнула:
— Ужас. Даже не верится, что такое может быть в наше время.
— Как видишь, может, — вздохнул в свою очередь Корчак. — Но, возможно, Игорь сам виноват. Думаю, он чего-то недоговаривает. Или в долги влез, или еще что-нибудь. Сейчас беспредела никто не допускает, даже сами бандиты. Все решается культурно.
— По понятиям? — спросила Эльза, имевшая некоторое представление об особенностях бизнеса на постсоветском пространстве.
— Или по понятиям, или по закону. Иногда и так и так. Короче говоря, чтобы на семью наезжать… Уже и не помню, когда в последний раз слышал про такое.
— Ты ему поможешь?
— Обязательно!
Эльза приподнялась на локте и застыла, глядя на Корчака в темноте.
— Это не опасно?
— Это нужно сделать уже хотя бы в порядке самозащиты, — сказал он. — Нельзя допустить, чтобы в городе орудовали беспредельщики. Так нам всем спокойней будет.
— К Льву обратишься?
Эльза имела в виду друга их семьи Льва Левченко, который по совместительству был генерал-майором полиции и начальником местного Управления по борьбе с организованной преступностью. Левченко был на пару лет старше Корчака, что не мешало мужчинам испытывать взаимное доверие и быть на равных. Насколько знала Эльза, их связывало много детских и юношеских воспоминаний, но она не особенно вникала в подробности. Как женщина ни старалась, ей не удавалось избавиться от неприязни, которую она испытывала к Левченко. Должно быть, это объяснялось обычной женской ревностью к прошлому своего избранника, в котором ей не было места. Наличие друзей молодости у мужа всякий раз напоминало Эльзе, что он не всегда безраздельно принадлежал ей.
Корчак не догадывался об этом. Он привык считать жену сдержанной, рассудительной и уверенной в себе женщиной, которой неведомы ревность и зависть. Эльза его не разубеждала. Ревнивые чувства казались ей недостатком, а свои недостатки она привыкла скрывать. Еще более ревностно, чем некие интимные подробности своего тела.
Они поболтали еще немного о разных отвлеченных вещах, а утром Корчак, как и собирался, отправился на встречу с Левченко. Его старший друг предложил пообщаться не в здании УБОП, а на нейтральной территории. Это было небольшое уютное кафе, стены которого были украшены стилизованными городскими пейзажами. Левченко здесь знали и, несомненно, уважали, хотя он был в гражданской одежде и золотозвездными погонами не отсвечивал. У него было квадратное лицо и такая же квадратная фигура. Волосы абсолютно белые, но не жесткие, а, как это часто бывает с рано поседевшими людьми, сохранившие природную мягкость. Зачесанные назад, они лежали на голове красивыми волнами, поблескивая в электрическом свете. Было еще довольно рано. Город был пуст, потому что большинство предприятий все еще праздновали смену года.
— У меня всего пятнадцать минут, извини, — сказал Левченко, когда им принесли кофе и свежие пончики. — Криминалитет не отдыхает. Нам тоже не положено.
— Когда же вы его победите наконец, криминалитет этот? — поинтересовался Корчак полушутя и уже более серьезно добавил: — Боретесь, боретесь, а он процветает…
— Даже террором бандитизм полностью не искоренить. А дров при этом знаешь сколько наломать можно? Только щепки полетят во все стороны. Кровавые, Игнат. В этом проблема.
— Понятно.
На самом деле Корчак не вполне понял объяснение, но не стал настаивать на расширенном толковании. Он предпочитал маленькие конкретные цели любым рассуждениям на высокие темы.
— Слушай, Лев, — заговорил он, прихлебывая кофе с восхитительной густой пенкой. — Я к тебе с просьбой.
— Ну конечно, — усмехнулся друг, откинувшись на спинку стула. — Еще бы ты ко мне без дела. Вспоминаешь о моем существовании, только когда припечет.
— Не меня припекло. Знакомого одного.
Левченко нахмурился:
— Ты же знаешь, Игнат, я этого не люблю. Если есть проблемы, пусть подают заявление в установленном порядке. Рассмотрим. Разберемся. Управление не богадельня.
— Это особый случай, — настаивал на своем Корчак. — Помочь надо. В срочном порядке.
— Что за срочность такая?
— Хорошего человека бандюки прессуют. Жену избили. Дочку чуть при родителях не изнасиловали. Отморозки. Ворвались в дом с оружием на Новый год. Девочка беременна, теперь выкидыш может случиться.
— Выкидыш — это плохо. — Левченко крякнул. — У моей Оксанки, сам знаешь, сколько их было. Так и не родила нам наследника.
Когда у Корчака была цель, он не отвлекался на посторонние темы.
— Их найти надо, — сказал он. — Вор должен сидеть в тюрьме, а головорез так и подавно. Здесь данные пострадавшего. — Он протянул другу сложенный вдвое листок из блокнота. — Каренин фамилия. По официальным каналам нельзя, он за женщин своих боится.
— Задачка. — Левченко поскреб квадратный подбородок. — Не можешь ты, Игнат, без задачек.
— Тебе достаточно только позвонить, — настаивал Корчак. — Пусть опера осведомителей поспрашивают. Отморозки явно успели в городе наследить, даже если залетные. Сделаешь?
— Сделать-то сделаю. А что потом? По какой статье их привлекать? Каренин твой, небось, показания давать не станет, сдрейфит.
— Если возьмете сволочей, то все сделает как надо, чтобы за решетку их отправить. Я за него ручаюсь.
— Все сделает, говоришь? — переспросил Левченко, хмыкнув. — Ну тогда ладно. Ты прав, тут на корню рубить надо. Не то начнется передел собственности, город кровищей захлебнется. Будем работать.
Он твердо поставил чашку на блюдце и встал. Корчак последовал за ним. Он был доволен результатами разговора. Левченко принадлежал к числу людей, не привыкших бросаться словами. Сказал — сделает.