– Не возражаешь? – кивает он на стетоскоп.
– Что ты, – говорю я. – Конечно, нет.
Он приспускает ворот моей пижамы и кладет мне на грудь стетоскоп. Затем просит дышать в нормальном ритме.
Дина тоже прослушивала меня днем, но тогда я даже не обратила на это внимания. Мужское прикосновение кажется слишком интимным, если не сказать неуместным. Разумеется, это только мои фантазии, и все же я слегка краснею. А что бы вы почувствовали, коснись вашей груди молодой, красивый парень? Я вдруг со всей остротой понимаю, что на мне нет лифчика.
Наконец он убирает стетоскоп и снова заносит что-то в карточку.
– Давно ты тут работаешь? – спрашиваю я, чтобы отвлечься от собственных мыслей.
– Два года. С тех пор, как переехал в Лос-Анджелес. – Он продолжает черкать в моей карточке. – Вообще-то я из Техаса.
– А откуда именно?
– Локхарт, – поясняет он. – Небольшой городок возле Остина.
– Я жила одно время в Остине. Правда, недолго.
– Так ты тоже приезжая? – Он смотрит на меня с улыбкой.
Ну как тут объяснить, если голос тебя практически не слушается?
– Я выросла здесь, но потом уехала. А вернулась только на той неделе.
– На той неделе?
– В прошлую пятницу, – киваю я.
– Ну и ну, – качает он головой.
– Несправедливо, правда? Только вернулась, и тут…
Он задумчиво пощелкивает ручкой.
– Знаешь, лучше об этом не думать, – говорит он наконец. – По собственному опыту могу сказать, что все эти размышления по поводу справедливости и несправедливости жизни до добра не доведут. Это как кроличья нора, из которой очень трудно выбраться.
– Пожалуй, ты прав, – улыбаюсь я. И тут же закрываю глаза. Разговор отнимает слишком много сил.
– Тебе что-нибудь нужно? – спрашивает он перед тем, как уйти.
Я качаю головой.
– Разве что… резинка для волос.
Мои волосы в беспорядке рассыпались по подушке, а я ненавижу лежать на собственных волосах.
– Без проблем, – говорит он и достает из кармана черную резинку.
Я даже не пытаюсь скрыть своего изумления.
– Я нахожу их по всей больнице, – поясняет он и кладет резинку мне в руку.
– Спасибо.
Я наклоняюсь вперед, пытаясь собрать волосы в пучок, но это не так-то просто. Все мое тело болит, а руки отказываются подниматься вверх.
– Подожди-ка, – говорит парень. – Давай лучше я.
– Хорошо, но мне не нужен хвостик.
– Ну, с косой я вряд ли справлюсь.
– Просто пучок. На самой макушке. И неважно, как он будет выглядеть. Главное, убрать волосы повыше, чтобы они не мешались.
– Ладно. Наклонись вперед, насколько сможешь. – Он принимается собирать мои волосы в пучок. – Боюсь, результат будет плачевным.
Теперь руки его практически у меня перед глазами, но тату развернуто в другую сторону. Похоже на женское имя. Да и сам он похож на парня, который встретил на каком-нибудь острове экзотическую красотку и мгновенно в нее влюбился. Потом они поженились и обзавелись детишками. Теперь каждый вечер его ждет ужин в кругу семьи. Питаются они, я уверена, только здоровой и вкусной пищей, а на заднем дворе у них растут фруктовые деревья. Лимоны, апельсины, авокадо… Не слишком ли много морфия попало мне из этой капельницы?
– Ну вот, что вышло, то вышло. – Он слегка отклоняется, чтобы полюбоваться на дело своих рук. Судя по выражению его лица, пучок получился тот еще. Но мне нравится, как я себя чувствую. Впервые за день я ощущаю себя не кем-то, а собой. И это здорово.
– Как я выгляжу, очень глупо? – спрашиваю я.
– Боюсь, это не лучшая моя работа, но в целом сойдет.
– Спасибо.
– Да не за что. Захочешь поменять прическу, жми на эту кнопку. Я пробуду тут еще восемь часов.
– Конечно. Меня зовут Ханна.
– Я знаю, – улыбается он. – А я Генри.
Он поворачивается, чтобы уйти, и я наконец-то вижу его татуировку. Изабель.
Ну вот, пожалуйста. Эти Изабели успели расхватать всех хороших парней.
Я опускаюсь на подушку. Слава богу, под шеей у меня ни единой пряди!
В дверном проеме появляется голова Генри.
– Какой пудинг нравится тебе больше всего?
– Пожалуй, шоколадный, – говорю я. – Или фруктовый. Ванильный тоже неплох.
– Никак не определишься? – смеется он.
– Шоколадный. Шоколадный самый лучший.
– В два у меня перерыв. – Он бросает взгляд на часы. – Если к тому времени ты не уснешь, я принесу тебе шоколадный пудинг.
– Было бы здорово, – улыбаюсь я в ответ.
На этаже тихо и темно. Габби храпит так громко, что ни о каком сне и думать не приходится. Уж до двух-то ночи я точно долежу.
Я беру пульт от телевизора и начинаю бездумно пролистывать каналы…
И уже наутро просыпаюсь от голоса Габби:
– Откуда здесь взялся этот шоколадный пудинг?
Я лежу на диване и смотрю в потолок. Итан ушел на работу, а я все утро наводила порядок в его квартире. Убиралась не за ним, а за собой. Моя одежда валялась по всей комнате, а в раковине громоздилась гора грязной посуды… которую я туда и отправила. Квартира теперь сияет чистотой. А я вынуждена признать, что мне совсем нечем заняться. С уходом Итана жизнь вернулась в нормальное русло… Я вдруг осталась в полной пустоте.
В шесть за мной должна заехать Габби – ее родители пригласили нас на ужин. Но до тех пор мне надо хоть как-то потянуть время.
Я хватаю ручку и лист бумаги и начинаю набрасывать что-то вроде плана.
Вообще-то я из тех, кто привык плыть по течению и полагаться на авось. Но этот подход к жизни, похоже, не срабатывает. Благодаря ему я до сих пор зарабатываю на жизнь, обслуживая столики в ресторане, и сплю с женатыми мужчинами. Пора хоть как-то упорядочить свою жизнь.
И мне это по силам. Смогла же я привести в порядок эту квартиру! Все вокруг сияет чистотой. Нет и следа, что здесь побывал ураган «Ханна». Может, я просто не обязана быть ураганом?
Я хочу создать новую жизнь. Здесь, в Лос-Анджелесе. И начну я со списка дел.
Внезапно на меня накатывает приступ тошноты. Я хватаюсь за живот, но тут звонит телефон.
Это Габби.
– Привет! Представляешь, я пишу список. Настоящий план, который поможет мне организовать свою жизнь.
– Кто ты такая и что ты сделала с Ханной? – со смехом спрашивает Габби.
– Если хочешь увидеть ее живой, слушай внимательно. Я требую миллион долларов в мелких купюрах.
– Мне нужно время, чтобы собрать такую сумму.
– На все про все у тебя двенадцать часов.
– Этого мало. Убей ее, и дело с концом. Все равно жизнь слишком коротка.
– Вот оно что, – говорю я со смехом.
Габби тоже смеется.
– Ханна, так это ты! Ну кто бы мог подумать!
– Ладно, ладно. Только не бросайся ко мне с мольбой о помощи, когда похитят тебя.
Габби хихикает в трубку.
– Слушай, я позвонила, чтобы предупредить – я заеду за тобой пораньше. Часиков в пять, если ты не против. Сначала заглянем ко мне, а потом уже отправимся в Пасадену, к родителям.
– Прекрасно. Постараюсь не затягивать со списком, – говорю я и кладу трубку.
Передо мной лежит практически чистый лист бумаги, на котором выведена всего одна строчка: «Купить машину». Я быстро приписываю внизу: «Найти работу». Рука так и тянется дописать – «снять квартиру», – но я медлю. Думаю, ни Габби, ни Итан не откажут мне в жилье. Но к чему гадать? Я же составляю план. Надо быть практичной.
Машина.
Работа.
Квартира.
Выглядит просто, проще некуда. Но «просто» и «легко» – не одно и то же.
В пять часов я поджидаю Габби на тротуаре.
– Ну что, я была права? – с улыбкой замечает она, когда я усаживаюсь на место.
– В смысле?
– Насчет тебя и Итана.
Я качаю головой.
– Знаешь, я на это даже не настраивалась. Все случилось само собой.
– Неважно. Получается, теперь я могу рассчитывать разве что на случайный ужин, да на пару встреч в неделю. А все остальное время ты будешь пропадать у своего новообретенного бойфренда.
– Не на этот раз, – качаю я головой. – Мне уже не семнадцать. Мне надо строить свою жизнь. Романтические отношения – это здорово. Но жизнь ими не ограничивается. Понимаешь, о чем я?
Габби довольно улыбается. Но я говорю это не для того, чтобы угодить ей. Я и правда думаю, что хороший бойфренд не может решить всех твоих проблем.
А проблем в моей жизни накопилось предостаточно.
Дина приносит в палату завтрак, а вскоре приходит и доктор Винтерс. Она присаживается, чтобы обсудить со мной детали моей травмы. Габби тоже внимательно слушает.
Оказывается, в этой аварии я получила перелом ноги и костей таза. Еще у меня порвалась бедренная артерия. В операционную меня доставили уже без сознания. Здесь мне первым делом остановили кровотечение, а затем занялись моими переломами.
Потом доктор Винтерс проверяет, насколько хорошо восстановилась моя память. Задав мне несколько вопросов, она сообщает в конце разговора, что домой меня отправят в инвалидном кресле. Я не смогу ходить еще несколько недель, пока не срастутся кости таза. Но и потом мне придется передвигаться с большой осторожностью, преодолевая боль.
– Впереди у нас долгий путь, – говорит доктор Винтерс, – но я не сомневаюсь, что в один прекрасный день ты сможешь пробежаться по кварталу.
Ее слова вызывают у меня смех.
– Если учесть, что раньше я никогда не выходила на пробежки, то сейчас, конечно, самое время начать.
– Зря смеешься, – она встает с места. – У меня были пациенты, которые до травмы только и делали, что пролеживали диван. А после выздоровления они начинали усердно тренироваться, чтобы однажды пробежать марафон. Видимо, временная потеря мобильности побуждает человека исследовать свои способности.
Похлопав меня по руке, она выходит за дверь.
В ту же секунду я поворачиваюсь к Габби.
– Чудесно. Мало того что мне придется заново учиться ходить. Но если после этого я не начну бегать, как лань, значит, я настоящий слабак.