Но хуже всего, если душераздирающие истории о нашей жестокости будут исходить от самой Мэриан Рэй, ибо ничего из сказанного ею не будет подвергнуто сомнению! У меня в голове промелькнула мысль о том, чтобы вскочить и убежать, любой ценой добраться до станции — хоть бы даже и пешком — и уехать подальше от этих мест.
По лицам остальных было видно, что они подумывают о том же.
Но не успели мы опомниться, как она уже сидела на земле, положив голову мальчишки к себе на колени, не обращая внимания ни на кого из нас и тихо приговаривая:
— Бедняжка! Бедный мальчик!
И она провела своими тонкими пальчиками по его пыльным волосам, убирая их со лба.
Но это было лишь начало. Всем своим видом она давала нам понять, какая огромная пропасть пролегает между этим «бедным мальчиком» и звероподобными мужланами типа нас.
Возможно, она была права.
Затем, вдоволь насладившись произведенным впечатлением, она распорядилась:
— Хватит поливать его водой. Температура и так уже ниже нормальной. Мы могли бы попытаться вернуть его к жизни. — Но тут же добавила: — Хотя, конечно, до конца оправиться от такого шока он уже не сможет никогда!
Мы не стали ставить под сомнение её медицинские познания. Так или иначе, а только наша дальнейшая судьба зависела от этой девчонки, и чем меньше мы говорили, тем было лучше для нас же самих.
Я уже не помню, что она делала. Но, кажется, в какой-то момент она спросила не найдется ли у нас немного виски, и тут же извинилась за свое предположение, будто бы мы можем держать при себе такую отраву. Отраву? Да она сама была похлеще всякого яда и могла отравить жизнь кому угодно. Она действовала нам на нервы. Готов поклясться, что все это время она продолжала улыбаться уголками губ. А ещё она то и дело поднимала глаза, останавливая пристальный взгляд на ком-нибудь из нас, словно желая запомнить наши лица и имена для дальнейшего упоминания.
Короче, положение было совершенно дурацкое. Я даже забыл о своей жалости к мальчишке. По мне уж лучше бы он сгинул и был затоптан насмерть обезумевшими от жажды коровами, избавляя нас тем самым от дальнейших мук совести.
Время от времени я посматривал на Ньюболда и был несказанно удивлен, заметив со второго или третьего раза, что при всей своей бесчувственности и носорожьей толстокожести, он тоже, оказывается, умеет переживать. И это ещё мягко сказано!
В конце концов, он собрался с духом и проговорил:
— Мисс Рэй, я не знал…
Девушка подняла голову и холодно посмотрела на него.
— Чего вы не знали, мистер Ньюболд? — спросила она.
Он же глядел на неё в упор. Это был отважный поступок с его стороны.
— Я не знал, что могу быть такой скотиной!
О том, что произошло в следующий момент, даже вспоминать не хочется. Она пристально взглянула на него и ответила:
— Неужели?
Это было самое язвительное замечание изо всех, когда-либо мною слышанных. А я, признаться, в своей жизни слышал немало гневных тирад, да и чего не наговоришь по пьяному делу.
Мальчишка пошевелился и застонал.
— Не волнуйся, все хорошо, — сказала она. — Бедный мальчик!
И тут он вздрогнул и порывисто сел. Огляделся по сторонам и недоумевающе уставился на девушку.
— А это что ещё за детский сад? — спросил он. — Хватит нюни распускать!
И поднялся с земли!
Глава 7
Что ж, должен признаться, что мне стало намного легче, когда я увидел, что парень снова встал на ноги. Затем он неуверенно шагнул вперед, покачнулся, но сумел удержать равновесие, схватившись рукой за край колеса полевой кухни.
— Слушай, Джо, дай закурить, — попросил он.
Вид у него был совсем больной, и я прекрасно знал, что меньше всего на свете ему сейчас хочется курить. Однако я все же достал кисет и начал сворачивать для него сигарету. Было ясно, что он специально затеял этот разговор, чтобы потянуть время. И все наши это тоже понимали.
Девушка же все приняла за чистую монету. Она подошла к мальчишке и встревожено сказала:
— А может, тебе все-таки лучше лечь? Ты очень плохо выглядишь. Это же надо, пережить такое, мой бедный мальчик…
Он презрительно взглянул на нее, а затем обернулся к нам.
— Чего это она, ненормальная, что ли? — бросил он. — Слушай, Джо, уведи меня отсюда, а то вдруг это заразно.
Это замечание вынудило мисс Рэй отступить на несколько шагов назад.
Но она не унималась. Если уж уверенная в собственной правоте женщина задумала вершить добро, то уже никакая сила её не остановит.
— Послушай, — сказала она, — а разве тебе не хочется поехать со мной? Мой отец с радостью взял бы на работу такого… мужчину, как ты.
Она сделала ударение на слове «мужчина», сопроводив его парой своих самых очаровательных улыбок.
— А позвольте узнать, мэм, кто ваш папаша?
— Судья Артур Рэй, — мягко проговорила девушка, видимо, не желая окончательно смутить бедного пацана упоминанием столь славного имени.
— Судья Артур Рэй… судья Артур Рэй…, — задумчиво повторил мальчишка, с таким видом, словно ему необходимо время, чтобы вспомнить имя человека, о котором был наслышан всякий живущий на Западе, точно также, как все знали, кто такие тетоны. — Ах да, теперь припоминаю. Это тот мужик, что ловко облапошил индейцев на сделке с землей, да?
Злые языки действительно поговаривали, что старый судья Рэй вытороговал у индейцев лучшие пастбищные земли, расплачиваясь с ними по большей части кукурузным самогоном.
И даже если семейство Рэй не имело обыкновения обращать внимания на досужие пересуды, то до девушки наверняка доходили подобные слухи. Она густо покраснела и, наверное, собиралась что-то возразить, но только этот несносный мальчишка не дал ей такой возможности.
Он продолжал развивать свою мысль:
— Возможно, вашему папаше и в самом деле нужен хороший работник. Можете ему передать, что я очень польщен получить такое приглашение, но вынужден отказаться, потому что по-индейски говорить не умею и не смогу быть ему полезен. Пресс для сена — вот моя стихия.
— Но ведь…, — начала было девушка.
Но тут же осеклась. Должно быть, вовремя поняла, что собирается сказать очередную банальность. А может быть просто решила, что незачем повторять прописные истины.
Она лишь вздохнула и продолжила уговоры. Как я уже сказал, никакая сила не сможет остановить женщину, если та решила высоко поднять знамя добродетели. Она все равно не отступится и будет идти вперед, звонко цокая высокими каблучками и уверенно шагая по головам, а если понадобится, то и по трупам.
— И все-таки подумай. Мы с отцом расстались всего в нескольких милях отсюда, но мы с тобой могли бы запросто встретиться с ним на обратном пути. И когда я расскажу ему… ну, в общем, уверена, он захочет взять тебя на работу. К тому же у нас там есть все условия для юных… работников. Сегодня утром ему пришлось отправиться на охоту, но думаю, мы встретим его по дороге домой.
— Он что, на индейцев охотится? — уточнил мальчишка, который, похоже, был вытесан из цельного бревна и не имел никакого представления о тактичности.
Девушка же была терпелива и слащаво-любезна.
— Тот, за кем охотится мой отец, будет похуже любого индейца, — сказала она. — Это настоящий преступник, вор и убийца. Головорез, одним словом, — подытожила она, покачав при этом головой и снова улыбнувшись, всем своим видом давая понять, что она и сама поражена подобным проявлением доблести и отваги со стороны старого судьи Рэя.
— И что же это за чудо-юдо такое? — заинтересовался крутой пацан Чип.
— Как его зовут?
— Кого? Моего отца? — уточнила девушка, проявляя чудеса выдержки и обладая поистине ангельским терпением.
— Нет. Того головореза, — ответил мальчишка.
— Его имя Дуглас Уотерс.
— Вот это да! — воскликнул мальчишка. — Час от часу не легче!
— А что такое? — смущенно спросила девушка.
— Вы хотите сказать, — уточнил Чип, — что ваш папаша задумал изловить самого крутого из ганфайтеров, изворотливейшего из ловкачей и опытнейшего из погонщиков, когда-либо объявлявшихся в этих краях? Вы это хотите сказать? Думаю, в таком случае мне не стоит заводить с вашим папашей разговор о работе. Лично я предпочел бы тему поинтереснее.
Он обернулся ко мне:
— Пойдем отсюда, Джо, и я покажу тебе, как обращаться с джексоновскими вилами. Хочешь?
— Конечно, — с готовностью согласился я.
Я взял его под локоть, давая ему возможность опереться на мою руку. И вот таким образом мы удалились, оставляя в одиночестве мисс Рэй со всеми её благими намерениями!
Она же, можно сказать, осталась тихо дрейфовать под поникшими парусами, и я заметил, что наш босс изо всех сил старается удержаться от душившего его смеха.
Разумеется, я не стал терять время на рассуждения о вилах и граблях, а просто отвел мальчишку в тень, за груду сложенных тюков, усадил его на землю и начал обмахивать собственной шляпой.
Он обессилено откинулся на сено и остался неподвижно сидеть, беспомощно уронив руки и широко раскинув ноги, словно безнадежный пьяница. Его губы подрагивали, и он как будто и сам сильно сомневался в том, что сможет протянуть ещё какое-то время в подобном положении.
Первое, что он сказал, было:
— Гляди в оба. Не дай им увидеть меня… вот в таком виде!
— Ты выглядишь как нельзя лучше, — заверил я его. Уж не знаю, почему «лучше нельзя», но так принято говорить. — Так что не волнуйся. Я покараулю. А если кто-нибудь здесь появится, то ты просто будешь чертить на земле схему и объяснять мне что-нибудь по ней.
Его губы дрогнули ещё пару раз, прежде, чем он сумел улыбнуться. А затем последовал моему совету и принялся чертить линии в пыли. И все же в какой-то момент он поднял глаза, и наши взгляды встретились.
— Спасибо, Джо, — выдохнул он. — Ты настоящий друг!
Мне хотелось, чтобы он лег и переждал приступ тошноты. Но выразить свое пожелание вслух я не посмел, зная наперед, что оно все равно будет с негодованием отвергнуто. Среди мужчин подобные упрямцы хоть и редко, но все-таки встречаются — по одному на миллион человек; пацан же с подобными замашками — явление и вовсе уникальное.