о поначалу усвоило некоторые социальные принципы, порождаемые мировосприятием ной среды и подрывавшие идеологию, этико-нравственные устои и ценностные установки разлагающегося мира.
В дальнейшем, в условиях углубления общего кризиса рабовладельческой формации, существенно меняется социальный состав христианских общин и сами их социальные принципы. «Забыв», по выражению В. И. Ленина, о «наивностях» первоначального христианства с его демократически-революционным духом»[5], оно теперь оправдывает рабство, освящает частную собственность, становится пл путь превращения в государственную религию. Заключительный этап этого пути приходится на начало IV в. — время правления римского императора Константина. Как раз здесь Энгельс усматривает принципиальный водораздел между ранним христианством, обнимающим три столетия его существования, и «мировой религией императора Константина, формулированной Никейским собором»[6], когда она вступила в союз с рабовладельческим государством, которому некогда предрекала близкую гибель и которое расценивала как олицетворение мирового зла.
Внутри этих первых трех веков, обозначаемых в историографии как раннее христианство, могут быть намечены и некоторые дифференцирующие общую картину внутренние рубежи, из которых наиболее зримым представляется время, когда, с одной стороны, многие элементы вероучения стабилизируются в последних редакциях новозаветных произведений, а с другой — происходит нарастающее изменение социального состава раннехристианских общин и соответственно изменение нигилистического отношения к «плотскому» началу — к внешнему миру. Для дутого периода характерно широкое развитие оппозиционных течений, ересей внутри самого христианства.
По степени своей изученности эти первые в двухтысячелетней истории христианства этапы его развития существенно различаются. Довольно хорошо представлено источниками и изучено христианство эпохи Константина. Относительно полно разработаны проблемы предшествующего ему раздела. Но самый начальный период, охватывающий первый век христианства, период, когда происходил основополагающий процесс «плавки» из разных социальных, философских, религиозных компонентов повой религиозной системы, ввиду недостаточности исторических свидетельств оказался наименее раскрытым.
Последние три десятилетия изменили положение. Ряд крупных научных открытий и находок, сделанных в этой области, а также новые исследования отдельных аспектов темы открыли возможность более глубокого освещения и этого начального периода. Вместе с тем назрела необходимость анализа и систематизации тех общих концепций, которые, складываясь и сменяя друг друга на протяжении веков, в конечном- счете являлись выражением насущной необходимости для этого раздела науки, — создания общей теории возникновения христианства.
Эти вопросы и составляют содержание книги.
Глава IЭПОХА ФОРМИРОВАНИЯ ХРИСТИАНСТВАСОЦИАЛЬНЫЕ, ИДЕЙНЫЕ,ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ
Таким образом, имеется бесконечное количество перекрещивающихся сил, бесконечная группа параллелограммов сил, и из этого перекрещивания выходит одна равнодействующая — историческое событие.
Трижды на протяжении примерно полутысячелетия и одном и том же районе возникали мировые державы, державы-гиганты, силой оружия собиравшие в единый политический организм множество разрозненных народов и государств. Древнейшая из них — персидская монархия, простершаяся в период наивысшего могущества (конец VI в. до н. э.) от Бактрии, Согдианы, Вавилонии на востоке до Греции и Египта на западе. Другая — огромная монархия Александра Македонского (30-е годы IV в. до н. э.), которая протянулась от Македонии и Египта на западе до пределов Индостана на востоке. Третья — Римский держава, имея исходной точкой Апеннинский полуостров, подчинила своей власти безмерное множество народов и государств от Египта и верхней части Месопотамии на востоке до британских и испанских берегов Атлантического океана на западе, так что Средиземное море и почти все Черное море стали своего рода внутренними озерами этого сверхгигантского политического организма.
Последствия этих событий для истории древнего мира огромны и разносторонни. Они в известной степени определили исторический путь Средиземноморья на многие столетия. И одной из существенных черт этого пути оказывается синкретизм и синтез — смешение и более органичное соединение многих элементов общественного бытия Востока с греко-римским миром. Разнородные формы и уровни цивилизаций, социально-экономических укладов, общественных установлений, политических устройств, религий вступали здесь, в этих государствах-гигантах, в сложные отношения противостояния и взаимосвязи, отрицания и заимствования. Эти противоречивые тенденции явились мощным катализатором происходивших здесь процессов сплавления локальных культур и цивилизаций, с их ограниченными горизонтом и задачами, в более всеобъемлющие и широкие культурно-исторические образования.
Римская мировая держава — определенный этап на этом пути. Ко времени, которое можно непосредственно назвать эпохой формирования христианства, римское общество в определенном отношении находилось на повороте истории. В ореоле социальных и политических битв — восстания рабов, под руководством Спартака, заговора Каталины, «пробных» диктатур Суллы, Цезаря, Антония — заканчивала свое существование римская Республика. Наступил период Империи[7].
Эта смена форм государственности знаменовала собой новую ступень в развитии общественных отношений.
Как известно, римское общество было рабовладельческим. Это определение заключает в себе довольно сложную картину «социальных рангов и градаций»[8], в которой отношение индивида к производству оказалось осложненным еще и его изначальным правовым статусом. Таким образом, положение, занимаемое человеком на социальной лестнице, определялось разными факторами — его отношением к средствам производства, обладанием имуществом, сословной принадлежностью и вытекающими отсюда юридическими правами. К концу эпохи Республики это привело к известной многогранности и «спутанности» отношений. Единое в более ранний период понятие «раб» сейчас дифференцируется, распадается на множество категорий, оказывающихся на разных общественных уровнях. Рабы, занятые в сельском хозяйстве, стоят на более низкой социальной ступени, чем городские рабы, занятые в ремесле; рабы, занятые в городской администрации, осознают себя неизмеримо выше тех, кто прислуживает своим хозяевам. Раб, которому его господин выделяет на определенных условиях мастерскую или земельный участок для самостоятельного ведения дела (пекулий), нередко сам использует при этом рабов и, являясь в одном отношении эксплуатируемым, в другом оказывается эксплуатирующим[9]. Картина вовлечения рабов в общественную жизнь конца Республики весьма впечатляюща. Помимо перечисленных категорий, участвовавших в производстве, рабы занимали должности в государственном аппарате, были высококвалифицированными мастерами в разных ферах ремесла, составляли существенную прослойку интеллигентных профессий — писцов, чтецов, библиотекарей, актеров, врачей, поэтов, педагогов.
Многие рабы отличались своей деловой сметкой и, выкупившись на волю и став владельцами торговых предприятий, мастерских, ростовщических контор, активно участвовали в деловой жизни. При всем этом по своему сословному статусу все категории рабов были юридически бесправны. Ни фактически имевшиеся у них семьи, ни имущество не признавались законом.
Многосложны были и общественные градации среди категории свободных. Здесь высшим сословием в конце Республики оставалось сенаторское сословие, восходящее к старой родовитой рабовладельческой знати. Другой привилегированной группой были так называемые всадники — денежная аристократия, которой недостаток родовитости заменяло финансовое могущество. Третья категория, именуемая плебсом, распадалась на множество групп, различающихся по своему имущественному и общественному положению, месту в производстве. Но в целом это категория мелких свободных производителей.
В последний период Республики очень четко определялись две группы плебса — сельский и городской. Сельский плебс помимо мелких землевладельцев состоял и из их разорившейся части — арендаторов, поденщиков и др. Городской плебс в свою очередь представлял собой довольно пестрое явление. Помимо многочисленных объединенных в коллегии групп свободных ремесленников — медников, шерстобитов — здесь складывался многочисленный слой деклассированных люмпен-пролетарских элементов, выпавших по разным причинам из сферы производства и ведших по существу паразитический образ жизни. Древние люмпен-пролетарии пополнялись за счет хлынувших в города обезземеленных разорившихся крестьян, а также и некоторой части городского населения. Они жили случайными заработками, среди которых продажа своих голосов на выборах и определенным образом вознаграждаемые доносы занимали в бурные годы римской истории не последнее место. Но главным и регулярным источником их существования были раздачи хлеба, организуемые правительством в Риме, и разного рода «даяния», идущие от магистратов городов и патронов. О размерах этой прослойки городского плебса можно судить по тому, что в одном Риме к концу Республики хлебными раздачами пользовались от 200 до 300 тыс. семей. Для этой категории, как и для городского плебса в целом, приобретавшего все большее значение в политической борьбе последнего периода Республики, правящие верхи, делающие карьеру политические деятели, должностные лица ради завоевания популярности давали пышные театрализованные представления, среди которых зрелища кровавых схваток между гладиаторами и бои на аренах цирка с хищными зверями вызывали особый интерес.