Мы хотим долго жить. Возникает вопрос: зачем? И как ты хочешь долго жить? Если ты хочешь долго жить, как живешь сейчас, то зачем тебе так жить? Хочешь долго жить – тогда живи, как святые. Святой человек жил сто лет. Хочешь так жить – живи, как Иов, будешь жить сто лет, на 100 % будь уверен. Не ешь, не пей, молись, постись, читай Псалтирь, трудись, ходи в храм Божий. Все, что заработаешь – раздавай, и будешь жить сто лет. Может, и сто пятьдесят, и двести. Может, ты великий святой? А если ты хочешь жить для себя, для своих интересов? Послаще, да потише, да поинтереснее, да повкуснее, да без греха? Без искушения, без трудов и без болезней, без борьбы и без войны, и без ударов, и без боли, без слез? Чисто пожить. Подольше. Тогда возникает вопрос: а зачем тебе долго жить?
Раньше люди жили долго. Чем дальше жизнь идет, тем люди живут меньше и меньше. Мы стали слабее. И, безусловно, если бы мы жили дольше – мы были бы хуже.
Раньше хотели, чтобы коммунистические вожди народа жили очень долго. И стремились найти законы природы, которые позволяли бы вождям жить подольше, чтобы Ленин, Сталин, Брежнев жили вечно. Вот такая наука.
Но все это окончилось пшиком. Потому что – какой смысл? Жить-то вечно им зачем? Это страшный абсурд. Если ты хочешь жить вечно – живи правильно. И здесь смешивается понятие долголетия с понятием правильной жизни.
Недавно я прочитал, что в Азербайджане в 1960 году умер некий Махмуд-оглы, который родился в 1808 году. То есть он прожил на свете сто пятьдесят два года. Пастух. Родил со своей женой детей, в общей сложности – 111 потомков. И сказал, что секрет долголетия очень простой: он всегда работал и никому не врал. То есть пить, курить – это даже не важно. Что он ел, какую еду, что вокруг – чистый воздух, горы… Это все ерунда. Главное – работал всю жизнь и никому не врал. Вот секрет его долголетия. В Азербайджане есть почтовая марка, посвященная этому Махмуду. Он национальная легенда. Вот корни подлинного долголетия. Они – в безгрешности. Будешь грешить – ты уже в сорок лет будешь стариком и сдохнешь, и до свидания. Будешь жить более-менее правильно – доживешь до ста лет. Все будет хорошо, и даже зубы твои не будут требовать пломб. Как у Моисея.
Мы хотим жить долго, жить хорошо, вкусно и без греха. И хотим все вместе. А оно как-то вместе плохо получается, но мы все равно хотим.
Вот стоит об этом подумать, конечно.
Пимен Великий, о котором упомянул в начале рассказа, прожил сто с лишним лет, и все в монашестве. Сейчас мы живем в этом веке – тридцать пять, сорок, пятьдесят – и в могилу. Сорок пять – и в могилу, тридцать пять – и в могилу. Почему? Кушаем вкусно, образованны, вокруг комфорт, чего нам не хватает? Давайте подумаем: чего не хватает? Вопросов, конечно, всегда больше, чем ответов, но ответы рождаются сами.
Раньше люди жили долго. Писание нам говорит, что были люди, которые жили по 800 и даже более лет. А вот чем дальше жизнь идет, тем люди живут меньше и меньше. Мы стали слабее. И, безусловно, если бы мы жили дольше – мы были бы хуже.
Сокращение жизни человеческого рода имеет нравственное основание. Вот, наблюдаем мы за стариками и думаем: ну, наверное, они мудрее, умнее. Да ничего подобного! Болтуны, развратники, осуждатели, сплетники, пустословы и вообще пустышки. Бестолково сидят на лавочках, чешут языком. И ни молитвы тебе, ни веры, ни знания. Приди к нему. Допустим, тебе двадцать пять или даже шестнадцать лет, а ему семьдесят. Спрашиваешь: как вас зовут? Коля. «Дядя Коля, скажи мне, как жить на свете?» Спрашиваешь того, кто всю жизнь прожил. И, может быть, тебе повезет, и попадешь ты на деда, который скажет тебе: сынок, ты обязательно работай, не ленись. Не воруй. Зарабатывай. Много не бери. Бери свое. Потом женись на хорошей девушке. Детей роди. Дом построй. Ты там это сделай, то и то.
Но бывают случаи, когда тебе скажут: а что ты от меня хочешь? Я ничего не знаю. Туда вон иди, там девки молодые – иди, зажигай! Я уже старый, не могу, а ты давай. Бывают такие старики. И возникает вопрос: а зачем тебе долго жить? Дожил до старых лет и твердит: извини, мы никого ничему не можем научить.
А если юноша спросит, как искать невесту? Старик ответит: иди на дискотеку и там ищи! На танцах нашел, женился, развелся, потом другую нашел, потом снова – и ты так делай! Это безобразие, а не благообразие.
Люди, дожившие до старости, не имеют порой жизненного опыта. И это великая печаль. И это причина того, что не живут до ста лет, ста двадцати, ста сорока и так далее. Зачем тебе жить долго, если нет ума? Это трагедия мира. Печаль. Но это факт!
Старые люди раньше были носителями мудрости. Современные старики не являются таковыми. Все хотят быть молодыми, и все хотят грешить.
Когда я вернулся из армии, ходил к старикам, садился с ними на лавочке и спрашивал восьмидесятилетнего деда: «Что ты понял в жизни, расскажи? Я не понимаю, зачем и как жить». Сколько же глупостей я наслушался от стариков! Никто мне ничего хорошего не сказал. Представьте, вот я, старый хряк, сижу, разваливаюсь на части. Ко мне приходит какой-то парень и спрашивает, что главное в жизни. Я говорю: «Самое большое счастье – это хорошая жена. Молись, чтобы тебе Бог дал хорошую жену. Будет у тебя хорошая жена – будешь счастливым человеком! А нет – будешь несчастным! Хоть ты будешь нобелевским лауреатом. Или: парень, учись, пока мозги работают, постоянно набирайся знаний, все знания пригодятся. Или: ходи постоянно в церковь. Молись, Господь тебе поможет». Вот что-нибудь такое большое, красивое. Ничего такого я не слышал!
Просто понял, что они ничего не знают. Просто состарились. Как молодые были грешники – так и в старости остались. В молодости были сильные грешники, а в старости стали слабые грешники. Это меня просто убило. Поэтому нельзя жить человеку двести лет. Нельзя двести лет коптить небо старому грешнику. Зачем?
Раньше к аксакалу бежали: дедушка, у меня проблема, я полюбил девочку, не знаю, как поступить. Посоветуй! И дедушка говорит: давай подумаем, кто она, что, как, а какая она, а что ты сам думаешь? А давай помолимся. Если у них это есть – то они лучше нас. Если у них этого нет – то они так же исчезнут, как и мы. Но в большинстве своем люди живут какой-то непонятной жизнью. Его спрашиваешь: зачем ты живешь? – а он не знает.
Старые люди раньше были носителями мудрости. Современные старики не являются таковыми. Все хотят быть молодыми, и все хотят грешить. И вы хотите жить долго? Вы не только долго жить не будете – вы умрете быстро, бесславно и бессмысленно.
Вот мы и не живем долго, умираем быстро. Видимо, Господь так хочет. Смотрит и думает: о чем с вами вообще говорить? Вы бесполезные. У вас ни одной хорошей мысли в голове. Пустое сердце. Будете жить долго и будете счастливы? Нет. Сдохнете и исчезнете. Это не я сказал. Это сказал другой. Очень сильный. Поэтому прошу не обижаться, друзья мои.
Вот, Иов Почаевский жил сто лет, и жил по-настоящему. Он просыпался в три часа ночи или в пять утра и становился на молитву. И он жил, и до сих пор живой. У него ручки теплые. Лицо светлое. Поцеловать его руку – это счастье. А вот по улицам трупы ходят и думают, что они самые главные. Завтра их не будет, и никто про них не вспомнит. Не заплачет даже. О грешнике никто плакать не будет. Сегодня ты сдохнешь – а завтра про тебя забыли. Вот ужас нашей жизни.
Увеличение количества всегда угрожает потерей качества. Вырвав написание икон из рук иконописцев, превратив само «написание» в производство, то есть в штамповку, и перепоручив штамповку машинам, мы получаем некую новую реальность, прямо относящуюся к Седьмому Вселенскому Собору. Икона, превратившись в маленькую вещь, изготовленную на типографской машине, из материала легковесного и недолговечного, не обличает ли веру нашу, веру современного человека? Может, это некое указание на то, что сама вера наша становится утилитарной (помещающейся в кошелек), легковесной, не способной пережить века? Все-таки фрески Рублева смотрят на нас до сих пор, а вот отжившие свой срок календари со святыми ликами ежегодно сжигаются за ненадобностью.
Есть в этом что-то соответствующее эпохе, что-то современное и страшное.
Иногда приходится брать ответственность на себя и причащать тех, кто не исповедовался ни разу, а теперь хочет, но уже не может. «Дайте какой-то знак, что вы хотите принять Тело Христово», – просит тогда пастырь умирающего. Последний может слабо кивнуть или моргнуть глазами, может с трудом открыть спёкшийся рот, из угла глаза может выкатиться слеза. И тогда священник обязан горячо за него молиться. Недолго, потому что времени нет, но очень горячо, потому что речь идёт о бесценной душе человека. И потом – причащать. И эти случаи многочисленны. О них вам расскажут многие священники. Стоит только догадываться, как опечален в эти секунды диавол и как ликует ангельское воинство. Стоит помолиться, чтобы священники всегда успевали и чтобы Бог их хранил от бесовской злобы, потому что дело их великое.
Мармеладов-отец и Верховенский-старший
Вернёмся в тёплый и родной мир хорошей литературы. Романы Ф. М. Достоевского полны смертями. Это часто убийства и самоубийства, реже – смерть по болезни или от старости. И почти нет «христианской кончины, безболезненной, непостыдной, мирной». Только два героя Достоевского причастились перед смертью – Мармеладов и Верховенский-старший.
– Священника! – проговорил он (Мармеладов. – А. Т.) хриплым голосом.
Катерина Ивановна отошла к окну, прислонилась лбом к оконной раме и с отчаянием воскликнула:
– О треклятая жизнь!
– Священника! – проговорил опять умирающий после минутного молчания. <…> Исповедь длилась очень недолго. Умирающий вряд ли хорошо понимал что-нибудь; произносить же мог только отрывистые, неясные звуки.
Тесные врата, ведущие в Царство, захлопнулись не перед носом, а за спиною. Эти врата ожидают и нас, и наших близких. О свободном прохождении сквозь них стоит думать заранее.