Девушка подбежала ближе и умоляюще протянула ко мне руки.
– Я согласна на всё, граф, только пощадите моего брата!
– Оливия, прекрати! – он зарычал и попытался насадиться собой на острие моей шпаги, пришлось её убрать. – Он мерзкий и недостойный человек, я убедился в этом ещё раз сегодня.
– Граф, прошу вас, – девушка подняла на меня красные, заплаканные глаза.
Я убрал шпагу и, достав из кармана сюртука платок, подошёл ближе и протянул его ей, прошептав на ухо:
– Жду вас сегодня, здесь же, в десять вечера.
Девушка от удивления разжала руки и платок упал на землю, пришлось его поднять и протянуть его ей вновь. Она покраснела от шеи и щёк до мочек ушей.
Я сделал вид, что поправляю шпагу. Она тут же испуганно приняла у меня платок и сильно сжала пальцами руку, подтверждая встречу. Я улыбнулся и направился к своей карете, из соседних экипажей тут же высыпали зеваки и пошли к виконту.
«Ни у кого не хватило ума привезти с собой доктора», – восхитился я их глупостью.
К счастью, один умный всё же нашёлся, и им оказался мой управляющий, который стремглав бросился к новому экипажу, который приехал на место дуэли, и, открывая дверцу, заторопил человека, который, судя по саквояжу и внешнему виду, явно был не гробовщиком. Похоже, Джек действительно поверил в мои силы, если заранее подстраховался.
Надо отметить, что Оливия, которая увидела молодого человека, сначала смутилась, но когда он горячо стал говорить, попеременно показывая рукой то на ожидавшего приглашения доктора, то на её брата, она тут же согласилась на его помощь, отодвинув все разборки на потом.
Вечером я встретился с девушкой, которая прибыла на чьём-то чужом экипаж, и, подсев к ней, сначала немного помучил ее молчанием. Она же сидела, не зная куда себя девать, то порывалась придвинуться ко мне, то девичья стыдливость заставляла сильнее укутываться в плащ. Получив удовольствие от её внутренних метаний, я просто стал рассказывать о нашем договоре с Джеком, а также том, что тот безумно её любит и готов на всё, чтобы быть с ней рядом всю жизнь. Ради этого и того, чтобы стать дворянином, он и подписал со мной контракт на пять лет, уйдя из их дома. Так что причина дуэли, а также поведение её брата были отвратительными, и, если бы не её вмешательство, я бы не стал поступаться своей честью и получил бы полное удовлетворение, убив его.
Под конец рассказа зарёванная дурочка доверчиво ко мне прижималась, моля о прощении. Я, нагоняя еще больше слащавости и пафоса, говорил, что она может обратить своё внимание на Джека, когда он станет дворянином, к тому же она теперь знает, что брату не стоит верить беззаветно и преданно, если он не научился до сих пор разбираться в людях. Тиская мою руку, она горячо благодарила меня и даже попросила стать покровителем их с Джеком союза, так как призналась, что только его положение не даёт ей выразить свои чувства, а если он станет дворянином, то на пути их любви не будет больше преград, даже брат не сможет им помешать.
От её ерунды и горячего влюблённого бреда у меня начала болеть голова, но приходилось выступать в роли снисходительного отца и, утирая её слёзы, наставлять и подсказывать, как лучше сейчас поступить. Когда с Джеком будет всё оформлено официально, она может начать принимать его ухаживания, но до той поры им лучше не видеться, и девушка с этим согласилась.
Когда заверения в искренней верности и дружбе наконец закончились, я смог покинуть карету и вернуться к себе, чтобы спокойно лечь спать. К сожалению, сделать этого не удалось, меня перехватил ещё один влюблённый идиот и так умоляюще на меня смотрел, что пришлось начинать поэму с самого начала, так как я отлично понимал, что поймал их сейчас обоих на такой крючок, с которого они уже больше не соскочат. Она – убеждённая в том, что я спас её брата и не воспользовался её беззащитностью, действую в лучших побуждениях для их с Джеком союза, и он – который узнав, что я встречался с Оливией и всё ей рассказал, был сначала в ужасе, но едва услышал, что она тоже тайно в него влюблена, потерял всякий рассудок, пытаясь выжать из меня дословно, что и как она про это сказала.
Избавиться от него оказалось сложнее, чем от неё, так что пришлось, когда он мне окончательно надоел, дать под зад и напомнить, кто собственно тут хозяин, вот только этот придурок ничего не заметил, «улетев» к себе думать и мечтать. Я нисколько не переживал о помощи этим двоим, ведь самое главное для меня было достигнуто: в семье Сершго теперь будут посеяны зёрна сомнения, ну и управляющий стал мне предан беззаветно – всё это явно стоило потерянных мной четырёх часов.
Глава 4Вхождение в общество
Я осматривал своё новое воинство, и теперь оно мне определённо нравилось. Сержант постарался и за месяц набрал новых и заставил трудиться старых, тех, кто остался, так что новенький большой плац сверкал чистотой, несмотря на то, что пыль и грязь со строящихся рядом новых казарм и тюрьмы летала сюда постоянно. Разбитые прямо на плацу временные шатры также сияли чистотой. Пристально осмотрев подтянутых стражников, в новенькой броне и с оружием, я спросил у довольного сержанта.
– Гори, нам нужно ещё как минимум сто человек, наберёшь?
– Но, милорд, казна выделяет только на пятьдесят.
Я посмотрел на него, и он тут же осёкся.
– Конечно, милорд.
– Деньги получишь у Джека, он же будет проверять твою бухгалтерию, а пока расскажи мне, как идут дела?
– Можете мне не верить, милорд, но я впервые счастлив, – он покосился на меня. – Чтобы я мог ловить кого хотел без оглядки, такого ещё ни у меня, ни у моих товарищей не было. К тому же ваши присланные информаторы слили нам столько информации о гильдиях и совершённых ими преступлениях, что мы ещё год тут будем с ними разбираться. Как раз хотел спросить вашего совета, что делать с воришками, которые нам попадаются? Их слишком много и разбираться с каждым будет слишком долго, когда у нас есть информация о настоящих преступниках.
– Сейчас покажу, приведите мне того, кто попался вам несколько раз, – попросил я его и кивнул ближайшему стражнику, подойти ко мне.
– А ты принеси мне деревянную киянку строителей.
Он бросился выполнять, оставив остальной строй, слышавший наш разговор, в недоумении. Вскоре сержант появился с щуплым парнем, который на его фоне казался лилипутом, но тем не менее это не мешало ему вырываться, пинаясь и царапаясь при этом.
– Положите его правую руку на стену и держите его, – приказал я. Стражники выполнили мой приказ, уже догадываясь, что произойдёт, когда я взял протянутую мне увесистую деревянную киянку.
– Если поймаете вора второй раз, то сделаете это с его правой рукой, – с этими словами я размахнулся и несколько раз с силой ударил по руке на стене. Раздался хруст и брызнула кровь.
– В третий раз… – я приказал положить его левую руку на стену и проделал с ней то же самое. Юнец упал за землю и с воем катался по ней, зажимая раздробленные кисти.
– Так что, Гори, добавь к вооружению своих воинов ещё и киянки, – я протянул обагрённый кровью и остатками кожи инструмент сержанту. – Пусть будет не по уставу, но необязательно носить их на виду.
Он тяжело посмотрел на меня, но ничего не сказал, остальные же стражи были тише воды, старательно не встречаясь со мной взглядами.
– Это всё, милорд?
Я поманил его за собой и отвёл подальше от остальных.
– Посмотри на этот рисунок, – я показал картинку с поднятым вверх сжатым кулаком, – если увидишь такую на запястье пойманных, ведите себя с ними вежливо. Никаких киянок, никаких сильных избиений, если, конечно, они вам сами не дадут повода, тут уж спуска никому не давайте, не забывай, что ты городская стража и тебя должны уважать и бояться.
– Хорошо, милорд, – он принял от меня рисунок, – а если это будут убийцы?
– Тогда мы совместно с тобой решим, насколько их преступление тяжело, это понятно, Гори? – я понимал, куда он клонит. После более тесного знакомства со мной и моими методами он стал все более молчалив и редко пререкался, как это было вначале. Он конечно же понимал, что, вбухивая огромные суммы денег в обустройство стражи, делаю я это не ради добрых душевных порывов, а ради своих тайных целей, но пока что я не переступал черты, после пересечения которой он бы послал меня и ушёл в отставку. Всей картины происходящего и моих планов на него и стражу он, конечно, не знал и, я надеялся, что и не узнает.
– Босс, люди боятся ходить на дело в южный квартал, – стоявший перед главарем татуированный по самые глаза бывший пират суетливо сжимал в руках шляпу. – Там вообще последнее время творятся страшные дела, стража обезумела. Воришек больше не хватают и не волокут в тюрьму, а строительными киянками разбивают руки. Кого поймали на воровстве уже с разбитой рукой, без всяких разбирательств разбивают другую. Смертность от голода у воров началась такая, что все бежать оттуда начали, лишь бы подальше от этих ненормальных.
Орсей помял в руках бумажку с короткой записью, сделанной явно не рукой грамотного человека, которую ему доставил горбун сегодня утром. Сначала он не понимал, о чём она, но вот после того, позвал одного из своих лейтенантов и выслушал его сбивчивый рассказ, сообщение обретало для него смысл. Если вначале он ломал голову над тем, как же новоиспечённый союзник поможет ему стать преступной главой города, то последние новости проливали на это свет.
«Тем людям, кому доверяешь, сделай татуировку на запястье правой руки в виде этого знака. Тату делай точное, до последнего штриха».
– Они ещё что-то спрашивают? Или смотрят? – уточнил он у Боцмана.
– Да, говорят, что смотрят на запястье правой руки сначала, – тот снова стушевался, – словно ищут что-то.
– Хорошо, свободен. Позови мне Щуплого.
Когда молодой, но подающий надежды воришка, переодеваясь в женские платья и заманивая этим доверчивых мужчин в ловушку, пришёл, главарь первым делом показал ему знак и приказал сделать ему себе такой же на руке, потом пойти в южный квартал и перед патрулём стражи совершить что-либо противозаконное, но не слишком отягощающее. На недоумённый взгляд парня, хотевшего понять причины такого странного распоряжения, он лишь приказал действовать быстрее.