Питивьер
Впервые я приехалв Питивьер в 1962 году, чтобы возглавитьотделение общей хирургии в муниципальнойбольнице. Я оказался здесь случайно, порезультатам конкурсного отбора наимеющиеся вакансии. Я вскоре полюбилэтот небольшой городок с населением вдесять тысяч жителей, расположенныйнедалеко от Парижа в сельской местности,где можно наслаждаться всеми прелестямидеревенской жизни. Земля здесь плодородная,поля засеяны пшеницей и сахарной свеклой.Местные фермеры по сей день разводятпчел, охотятся на жаворонков и каждуюсубботу собираются на местном базаре.Несмотря на то, что район этот в основномсельскохозяйственный, всюду можновстретить небольшие предприятия ифабрики, здесь расположены рафинадныйзавод и компания по изготовлению печенья.В общем, Питивьер - такой городок, какиередко показывают туристам. Это простоничем не знаменитый городок, как и сотнидругих, подобных ему. Правда, большинствуфранцузов знакомо слово "Питивьер",но только как название печенья, которомуоно дано по имени города. Но они не имеютпонятия, что это за город и где онрасположен.
Когда я приступил к работе, оказалось, что под моим началомнаходится также небольшое родильноеотделение больницы. В отделениеобращались за помощью женщины изПитивьера и близлежащих деревень;происхождение их было самым разным. Этобыли работницы фабрик, фермеры, владелицымагазинов и служащие. Некоторые были эмигрантами из Португалии, СевернойАфрики, даже с Дальнего Востока. В больницу принимали всех, кто сюдаобращался: не было никакого "отбора"ни с точки зрения социальной принадлежности,ни по медицинским показателям.
В то время здесьработала только одна акушерка, котораяи отвечала за всю работу отделения. Оназвала меня, только когда был необходимврач, чтобы сделать кесарево сечениеили наложить щипцы. И эти операции, казалось, лишь углубляли мой профессиональныйопыт, являясь естественным дополнениемк тому, что я, будучи хирургом, уже умелделать (операции по удалению желчногопузыря, лечение переломов и т.п.). Что жекасается акушерства, я плохо представлялсебе, что это такое на практике.
Мой акушерскийопыт был очень небольшим и с годамистерся из памяти. В начале пятидесятыхя проработал шесть месяцев интерном вбольшом родильном доме в Париже. В товремя пять или шесть женщин обычнорожали одновременно в одной большойкомнате. Роды проходили, как на фабричномконвейере, и роженицы заражались страхомдруг от друга. Врачи часто применялиакушерские щипцы и редко делали кесаревосечение. Я помню главного акушера толькопотому, что известная модификация щипцовназвана его именем (щипцы Сюзора). Я безинтереса относился к интернатуре и немог себе представить, что когда-нибудьбуду практикующим акушером.
Позднее,во время военной службы в должностивоенного хирурга в Алжире, в районепроживания берберов, меня время отвремени вызывали для оказания помощипри родах. Беременные женщины обычноспускались в долину из горных поселенийв самый последний момент перед родами,и меня звали, когда надо было делатькесарево сечение, наложить щипцы иликогда требовалась помощь при травмематки. Через некоторое время, уже вГвинее, я был свидетелем непрекращающейсяборьбы между африканками, которые хотелистоять или сидеть на корточках во времяродов, и врачами-европейцами, которыенастаивали на том, чтобы они рожалилежа. В то время я был на стороне врачей и особенно не задумывался над этимиэпизодами своей медицинской практики.
Когдая начал работать в Питивьере, я,естественно, полагался на акушерок.Жизель, уже проработавшая в отделениинекоторое время, была очень опытнойакушеркой. Габриель, пришедшая в отделениевскоре после меня, была молодой иэнергичной. Она только что закончилаучебу и была увлечена психопрофилактикойпо Ламазу (метод подготовки к родам,разработанный в 1950-х годах ФернардомЛамазом, французским врачом. Основаэтого подхода - убеждение, что женщиненужно учиться рожать, так же как намприходится учиться писать, читать илиплавать. Ламаз учил женщин использоватьво время схваток разные типы дыхания,убыстряющегося по мере того, как схватки становятся сильнее. Концентрациявнимания на дыхании, как считал Ламаз,отвлекает женщину от боли при схватках.В последние годы учителя психопрофилактикистали исповедовать более эклектичныйподход, однако и традиционное обучениепо Ламазу до сих пор практикуется в США и в Европе. Этот подход -противоположность нашей концепции.)
Я впервыезаинтересовался акушерством, и непотому, что они говорили или делаличто-то необыкновенное; меня поразилото, что пятнадцать лет, которые разделялигоды учебы Жизель и Габриель, сделалипрактику этих двух акушерок совершенно различной. Например, Жизель, котораябыла старше, обычно терпеливо ждала,когда появится ребенок. Под конец родовона просто говорила:
"Несдерживайся, расслабься, отпустисебя...". Габриель, наоборот, горелажеланием готовить женщину к родам ссамого начала беременности, помогатьей контролировать дыхание во времясхваток. На второй стадии родов Габриельобычно командовала: "Вдохни, выдохни..,следи за дыханием.., тужься...". Этаразница заставила меня взглянуть наакушерство по-новому. Я начал понимать,что акушерство - нечто большее, чеммеханические приемы. И мне становилосьвсе более ясно, насколько ход родовзависит от личности и убеждений того,кто эти роды принимает. Женщин привлекаламолодая и энергичная Габриель, онипроявляли к ней больше интереса, но,казалось, роды были более легкими, когдаих принимала Жизель.
Хотя официально я оставался хирургом, современем я стал все чаще приниматьучастие в жизни родильного отделения.Оказалось, что упрощение и отменабесполезных процедур - принципы, накоторых я строил свою работу как хирург,- могут применяться и в акушерстве. Опытпрактической работы уже привел меня кмысли о том, что время и терпение - лучшиепартнеры и что активное вмешательстводолжно быть щадящим и применяться тольков особых случаях. Я убедился, что вакушерстве, как и в общей хирургии,сведенное до минимума вмешательствочревато меньшими опасностями и имеетменьше негативных последствий.Удивительно, но благодаря недостаткутеоретического образования в областиакушерства, я оказался более способнымк учебе на практике. Я задавал вопросыо самых традиционных акушерских приемах.Я спрашивал у акушерок: "Зачем выпрокалываете околоплодный пузырь?Почему вы перерезаете пуповину сразупосле рождения ребенка?". Часто ониотвечали: "Потому что нас так учили".
Но по мере тогокак мы исследовали причины определенныхманипуляций, стали происходить еле заметные изменения. Мы стали меньшедержаться за догмы и началиэкспериментировать. Однажды акушеркаискупала новорожденного, чтобы успокоитьего, хотя ему было всего два дня от роду.С того самого дня мы пересталипридерживаться общепринятого во Франциии в Америке "правила", что ребенканельзя купать до тех пор, пока не заживетпупок и не отпадет болячка. В другой разребенок взял сосок матери и, ко всеобщемуудивлению, стал сосать через несколькосекунд после родов, прямо в родильнойкомнате. Я задумался: почему такое чудесное радостное событие случаетсятак редко? Ответ, конечно, был прост: вбольнице принято забирать ребенка отматери сразу после рождения, чтобыизмерить его рост, взвесить и устроить ему общий медицинский осмотр. Вновьи вновь подобные случаи заставляли насусомниться в нормах традиционногоакушерства. Мы не знали, куда мы идем,но мы шли своим собственным путем.
Постепенно,по мере того как менялась наша практика,изменялась и наша концепция родов. Допереезда в Питивьер я немного знал ожизни, общаясь в основном с врачами ипациентами. Я смотрел на людей исключительнос медицинской точки зрения; я придерживалсяобщепринятого мнения, что роды - это"медицинская проблема", для решения которой требуются технические "меры".Я с детства привык к тому, что врачиназывают беременных женщин "пациентами".Не так давно я читал лекцию в одном изгерманских университетов, и переводилее акушер. Как только я говорил "беременнаяженщина" или "роженица", онпереводил эти слова как "пациентка"и не мог понять, почему студенты такгорячо протестуют. Очевидно, такоевосприятие свойственно не толькоакушерам. В медицинских статьях частоможно встретить термины "методы" и "материал", при этом термин"материал" употребляется применительнок людям. Во всех областях медициныподобная ментальность ведет к тому, чтона лекарства, электронные наблюденияи хирургическое вмешательство полагаютсяв очень большой степени. В Питивьере,узнав своих "пациентов" какличностей, а не просто как историиболезней, я должен был пересмотретьсвои взгляды.
Несмотря на то,что я работал хирургом, женщины часторазговаривали со мной на самые разныетемы, в том числе о замужестве и проблемахконтрацепции. В группе по планированиюсемьи, к которой я присоединился впознавательных целях, обсуждениявыходили далеко за рамки медицинскихтем, за рамки проблем деторождения иконтрацепции; здесь обсуждались такжепроблемы сексуальности, личных чувств,социальных ожиданий. Люди говорили,почему они хотят или не хотят иметьдетей; женщины рассказывали, как онирожали, как кормили детей грудью; здесьговорили о тонкой связи междуплодородием и самовосприятием у мужчини женщин. Я убедился в том, что роды -далеко не "медицинская проблема",это неотъемлемая часть сексуальной иэмоциональной жизни людей.
В нашем отделениия становился свидетелем верности этогоутверждения ежедневно. Для мужчины иженщины рождение ребенка было сильнейшимвпечатлением интимной жизни, захватывающимвсе их существо событием. Как врач я былдалеко не центральным действующим лицомэтой драмы; время от времени я чувствовал себя вмешивающимся чужаком.В то время как в результате доминирующеговзгляда на роды как на медицинскоесобытие родильные дома и отделения вовсем мире превратились в лаборатории,
оборудованныепо последнему слову техники, а роженицы- в пассивные объекты, наше пониманиеродов как эмоционального и сексуальногоопыта привело к тому, что мы считаемсебя самих только владельцами помещения,