– по привычке первым начал издеваться над чужими прихожанами поп, видимо вспомнив давнее, почти десятилетней давности, увлечение Платона «Гербалайфом».
Пока Платон удивлённо молчал, не зная, что и ответить мракобесу, слово без спросу взяла попадья:
– «А как там Кеша? Ему сейчас восемнадцать?».
– «Нормально! Учится, работает…».
– «А со своей девушкой встречается?» – бесцеремонно перебил ответ Платона скрытый эротоман-завистник.
– «Да, так, как-то, непонятно. Они ведь оба учатся и работают!».
– «А-а! Поматросил и бросил!» – обрадовался поп, что не только у него есть семейно-жизненные проблемы.
– «Да, нет! Дружат! Только спокойнее! Да и времени у них свободного почти нет! Ведь повзрослели дети, стали серьёзней, и теперь ответственней относятся к жизни, зная, что не будет им манны небесной, да и подаяний на иномарку тоже!» – разъяснил дурачку Платон, переходя в убийственную контратаку.
Пока поп открывал рот, пытаясь быстро придумать и выпустить в свет очередную ересь, Платон продолжил ответ попадье:
– «А ему сейчас девятнадцать с половиной!».
– «Значит, в армию пойдёт!» – обрадовался спасительной находке поп.
– «Пойдёт! И с удовольствием! Но только после окончания института!» – снова ошарашил и расстроил того Платон.
Поп, как вещь в себе, как истина в последней инстанции, видимо привык поучать всех подряд. Но годящийся ему по возрасту в отцы Платон не мог с этим мириться, и окончательно перехватил инициативу, продолжив:
И вообще! Вы же учились в школе? Так там, если Вы ещё не совсем забыли, прежде чем открыть рот, ученики руку поднимают, спрашивают разрешение у учителя!».
И после этого аргумента у попа неожиданно кончились его, красноречие пропало, и он на глазах завял. Побитые, они с попадьёй первыми вышли из лифта и направились на выход.
– «Как пахнет мимозами!» – разочарованно и завистливо молвила попонка, обращаясь к мужу, демонстративно не поздравив вахтёршу с женским праздником, и не давая той возможность повторить Платоновскую ошибку.
– «С праздником Вас! Здоровья и ещё раз здоровья!» – за всех отметился Платон.
Дураки всё же эти верующие! Особенно наш попик со своей попонкой! Одно время она не разговаривала со мной, даже не здоровалась! А сегодня – решила меня как-то уесть за поздравления! А сам попик? Ну, не дурачок ли он? Одно время он за глаза корил Кешу за сожительство с Кирой, называя их страстную и чистую юношескую любовь простым прелюбодеянием! Это его уже умершая вдова-тёща одно время строила мне, женатому, глазки, явно пытаясь кадриться, и затащить меня в свою постель! А сам засранец ещё учит старших, как им жить?! Вот их Бог всех и наказал! Как говориться, «бодливой корове Бог рогов не дал»! И похотливую их мать он прибрал к себе на небеса.
И беременность Натальи чудесным образом не завершил, не дав бесноватым обзавестись наследником-попёнком! Теперь вот и завидуют молодым и здоровым, не отягощенным лицемерием и ханжеством. А следующий раз надо будет спросить попа: а почём нынче опиум для народа, если на деньги прихожан Вы на дорогой иномарке ездите?! Хоть и зло я о них думаю, но справедливо! Достали они уже меня! А ведь яйца курицу не учат…, особенно перепелиные! – сам с собою рассуждал возмущённый по пути на автобусную остановку.
После солнечной, но всё ещё скоростной лыжни Платон оповестил домашних о встрече с поповым семейством, чем вызвал крайнее возмущение жены, и особенно сына:
– «Да я этого попа сожгу когда-нибудь! Это из-за него у нас с Кирой разладилось! Он, гад, сглазил…, вернее наколдовал!».
Платон успокоил Кешу, довольно переглянувшись с женой:
– «Да, он сам теперь напросился на перо!» – заключил писатель.
– «Вот именно, что на перо!» – подразумевая другое значение слова, злорадно завершил Иннокентий.
После ухода сына Платон проинформировал жену о том, что Кеша готовил подарок не только ей, но и Кире.
– «Да-а?! Хорошо! Дай-то Бог!» – обрадовалась мать.
Позже Платон поздравил с праздником лишь ограниченный круг неверующих женщин, только тех, кто ещё не забыл, что он мужчина, атеист и защитник Отечества.
Но с особым удовольствием он поздравил в этот раз Кирюшку, пожелав ей всего и многого. Поблагодарив, та попросила позвать к телефону «тётю Ксюшу». Обменявшись взаимными поздравлениями и пожеланиями, Ксения сообщила Кире о реакции Кеши на информацию «дяди Платона» о попе, намекая на то, что в их отношениях ещё не вечер.
На следующий день Платону предстоял очередной квази аврал в его работе. Но этого, как всегда, не случилось. Необходимость подготовить некоторое значительное количество коробок к определённому сроку и для важного заказчика опять чудным образом испарилась, причём, как минимум, до конца текущей недели.
Постоянное враньё Надежды, – основанное на недоверии к мужчинам вообще, и в кои ряды невольно попал всегда честный, порядочный и добросовестный, работящий Платон, – с целью создания задела, – опять вынудило Платона не обращать никакого внимания на её просьбы-заказы.
Это теперь касалось и количества коробок и срока их подготовки. Он опять решил продолжать работать, как и раньше: согласно своей технологической мощности, без пыхтений и потений, то есть, без аврала!
В подтверждение этого в четверг Надежда послала Платона на выгодную ему перегрузку большого количества коробок на минскую машину.
При парковке больших грузовиков друг к другу Платон дал Лёшке совет по поводу нужных действий водителей, на что тот по-хамски огрызнулся:
– «Они что? Дураки, что ли?!».
– «Так все люди без исключения считают себя умными, однако глупостей сколько совершается?!» – пришлось старшему опять объяснять раннему.
Работа в этот раз как-то очень спорилась. За наличную оплату помогали оба водителя, и не было Гаврилыча, которому в этот же день поручили разгружать другую машину – маленькую «Газель».
Освободились рано и физическое самочувствие Платона, подкреплённое солидной денежной премией, было отменным.
Утром в пятницу он задержался в аптеке. В ожидании очереди Платон услышал от молодой женщины, обращённое в кассу:
– «А сколько они стоят?».
– «Смотря, в каком виде!» – поучала неопытную больную провизор.
– «В разжёванном – дешевле!» – помог покупательнице Платон.
В этот день заболела Надежда, и мужики оказались одни.
Платон опять клеил этикетки на банки.
Лёшка, поработав для себя на компьютере, после обеда взял опять же себе биодобавок и уехал домой.
А Гудин погонял шарики, отоварил нескольких посетителей, положив выручку в свой карман – авось до понедельника всё забудется, – и, щедро одарив себя, тоже пораньше тихой сапой и с полным портфелем чужих дорогих биодобавок двинулся к дому.
Платон вспомнил, что ещё ровно год назад начал писать стихотворение про Гудина под музыку известной песни из кинофильма «Весна». Он нашёл наброски и стал дописывать их, озаглавив: «Весенние потуги».
Наконец, глубокий снег растая,
Оголил поляны и кусты.
Тем ландшафт во всей красе представя,
Воплотил реальность из мечты.
То, что за зиму ещё не сгнило,
Превратившись по весне в дерьмо, –
Под напором вешних вод поплыло,
Очищая землю всё равно!
По бульвару снова шёл прохожий.
А от птиц летели трели про апрель.
Шёл прохожий с… загорелой кожей
Из Египта…, и неся портфель.
Шёл Иван солидно, даже чинно,
Хоть на пенсии уже давно.
По походке старца было видно –
На весну ему плевать всё равно!
Каждый день ведь он в заботе,
Как бы «зёрнышко опять склевать».
Как петух он держит путь к работе.
На «грачей» и на «скворцов» начихать.
Пусть кричат себе, поют задорно.
Пусть все слышат птичий перезвон.
«Ведь весёлой птицей быть зазорно!» –
Искренне считает он.
И на склад крадётся жадный дюже
Тихой сапой «Ванька-озорник».
Запихнул в портфель он банки туже,
В маскировке поднял воротник.
Платон задумался, и отложил текст, так как пора было идти домой.
На следующий день он, в ожидании заряжания автомобильного аккумулятора продолжил стихотворение в гараже, чуть было, не потеряв нить, его идею, но вовремя спохватившись:
И я опять забил весеннюю тревогу.
И птиц опять послал бы я во все концы.
Но кто из них сейчас придёт мне на подмогу,
Чтоб Гудин Ванька не обрезал все концы?
Ведь нам такая прыть не нужна!
Для нас лишь только честность важна!
И нам такой петух ни к чему!
Об этом мы и скажем ему:
Да! Да…, да!
Иногда!
Но! Но…, но:
Всё равно:
Слепят лучи,
Журчат ручьи.
И бывший лёд на Солнце тает.
И даже пень
В апрельский день
С берёзкой… переспать мечтает!
Журчат ручьи,
Кричат грачи,
И Ванька Гудин расцветает.
Пока апрель –
Мечтать не лень,
И он с надеждой засыпает…
Ведь он решил: ему всё можно,
Раз стоит сейчас на девок… хрен!
И на старости, но осторожно,
Совершить готов он адюльтер.