Могаба задал нам жару. Его боевые порядки превратились в желе, в котором увязло наступление. Его солдаты показали, что такое настоящая дисциплина и выучка. Слонов перебили, а таглиосцев вынудили попятиться. Потери князя были ужасны, и я уже счел его разгром неизбежным, поскольку не видел, чтобы Костоправ применил какой-нибудь трюк.
Затем Могаба нанес свирепый контрудар, заявив Длиннотени, что это всего лишь попытка отбросить врага подальше. Он уперся в деревянные стены между нашими осадными башнями и штурмовал их до тех пор, пока Длиннотень не сообразил, что происходит, и не приказал отступить.
И тотчас Костоправ, словно знал обо всем и без моих донесений, повел наступление на фланг Могабы. А через несколько минут слева ударила Госпожа.
Бой среди утесов продолжался со все большим ожесточением. В этой сумятице я потерял свойственников. Нарайян Сингх и Дщерь Ночи бежали из лагеря душил и укрылись под вышкой Могабы.
С нашей стороны не было никаких сюрпризов. Наши дивизии наносили удары поочередно, армия Могабы отбивала атаки, но таяла под градом снарядов. Наши рабочие медленно, дюйм за дюймом, продвигали башни вперед. А Длиннотень упорствовал в своей дурости. В сложившихся обстоятельствах его упрямство выглядело не только иррациональным, но и самоубийственным. На бедного Могабу, связанного по рукам и ногам, опрокидывались ушаты обвинений, потому что Хозяин Теней теперь и сам понимал, что сражение проиграно.
Я видел, что высоты охвачены огнем, – эта позиция уже за нами.
29
– До меня наконец дошло, почему Длиннотень не дает Могабе воли, хоть и сам понимает, что это вредит делу. Он боится, что Могаба поступит так же, как Нож.
– Он дурак, этот Хозяин Теней, да еще и слепой дурак, – подтвердил Нож. – Ни черта не разбирается в людях.
– Что ты имеешь в виду?
– Могаба должен разгромить Костоправа. У него нет другого выхода. Как ему жить, если рухнет его образ, который он так старательно создавал?
Костоправ на это отозвался неприличным звуком.
– У Могабы тоже есть проблемы с восприятием реальности, – продолжал Нож. – Эта борьба стала смыслом его жизни. Для него нет будущего без победы.
– В сущности, как и для меня, – проворчал Костоправ и обратился ко мне: – В одном Длиннотень прав: против него ополчился весь мир. Рано или поздно кто-нибудь доберется до его задницы. Как у противника с боевым духом?
Я поморщился. Неужто я должен вот так, перед всей оравой, выложить правду про Копченого?
– Ниже змеиного брюха, – сказал Одноглазый.
Я недобро посмотрел на него:
– Они побегут?
– Если побежит Могаба. Любви к нему солдаты не испытывают, но все до единого верят в него.
Я перевел взгляд на Госпожу и увидел, что ее глаза закрыты. Возможно, она просто-напросто решила урвать минутку сна. Мало кто знает, что в последнее время Госпожа трудилась не жалея сил. И ведь ей еще нужно постоянно быть начеку.
Я подумал о том, что могут натворить Длиннотень и Ревун, узнай они, насколько измотана Госпожа, – и содрогнулся. Капитан кивнул, как бы в подтверждение собственных мыслей, а затем распорядился:
– Значит так, выступаем ночью, в три часа. А сейчас всем спать.
Сказано было решительно, но всякий раз, когда Костоправ смотрел на Госпожу, от его генеральского облика не оставалось и следа. У всякого видевшего Старика в такие мгновения не могло быть сомнений в его истинных чувствах.
Я задумался, припоминая ночные кошмары, описанные Госпожой в ее Книге. Все эти жуткие, пронизанные жаждой смерти и разрушения видения, подобные тем, что по-прежнему мучают меня.
Я был уверен, что Госпожу опять одолевают эти кошмары. Она почти постоянно борется со сном – конечно же, потому, что боится видений. Я представил себе Кину, какой ее описывала Госпожа: высоченной, обнаженной, с лоснящейся черной кожей, четверорукой и восьмигрудой, с клыками вампира, увешанной ожерельями из детских черепов и отрезанных фаллосов. Да, девчушка совсем не похожа на свою милую мамочку.
Интересно, смотрела ли Госпожа сон в тот миг, когда я углядел великаншу, которую счел Киной?
Я вздрогнул, как будто уловив запах «духо́в» Кины, то бишь смрад разлагающихся трупов.
Скоро этого смрада будет в избытке. Если сейчас можно дышать, то лишь благодаря холоду.
Я взвизгнул и понял, что Тай Дэй трясет меня, пытаясь привести в чувство. Вид у него был озабоченный. С недоумением смотрел на меня и Костоправ, и остальные. Я провалился в кошмар, даже не заметив этого.
– В чем дело? – спросил Капитан.
– Дурной сон.
Уже уходившая в сопровождении Лебедя и Ножа Госпожа остановилась и оглянулась. Ее ноздри раздувались, словно и ей померещился гнусный запах. Брошенный на меня взгляд был суров.
– Виноват?
Пока мы с Госпожой играли в гляделки, я пропустил мимо ушей обращенный ко мне вопрос.
– Мурген, куда запропастились твои родственнички?
– Понятия не имею. Знаю только, что утром они вконец осатанели – проникли в лагерь обманников и навели там шороху. – Говорил я тихо, потому что не был уверен в существовании языка, неизвестного Госпоже или ее приближенным. – Было на что посмотреть. Дядюшка Дой зарубил с полсотни обманников, а матушка Гота прикрывала ему спину. Эту старушенцию лучше не выводить из себя. Тай Дэй, где Дой и твоя мать? – спросил я, перейдя на нюень бао.
Тот пожал плечами. Что означало одно из двух: он не знает либо знает, но не скажет.
– Тай Дэю тоже неизвестно, – сказал я Костоправу.
Между прочим, и сам Тай Дэй почти весь день не путался у меня под ногами, что необычно. Где, хотелось бы знать, он отирался?
– Щенок, – заворчал Костоправ, имея в виду мой рассказ о подвигах дядюшки, – сколько раз я просил тебя не преувеличивать? Не может быть, чтобы такой старый пень…
– Какие преувеличения? Там было море крови и дерьма. А «старый пень» вертел мечом так быстро, что его и видно-то не было. Эти сукины дети разбегались, как тараканы. Нарайян Сингх сграбастал девчонку и задал драпа: теперь он прячется под вышкой Могабы. Там был такой переполох, что даже Дщерь Ночи малость струхнула.
– И куда же твои свойственники потом подевались?
Вот же упрямец!
– А черт их знает. Я не разыскивал. Может, погибли или попали в плен.
Признаться, вероятность подобного исхода представлялась мне сомнительной.
Костоправ кивнул, бросил взгляд на Тай Дэя и сказал:
– С ними я потом разберусь. А сейчас отправляйся спать. Завтра будет долгий день.
Я решил, что мне и впрямь лучше отдохнуть сейчас, потом такой возможности может не представиться. Тай Дэй, судя по физиономии, жалел, что не удосужился выучить несколько чужеземных наречий.
30
Я оказался прав: высоты были ключом к перевалу. Правда, чтобы додуматься до этого, не нужно быть великим стратегом.
Сигналом к возобновлению битвы послужил освежающий душ из огненных бомб. Впервые по всему нашему фронту палили шесты. Госпожа была в бешенстве, она с пеной у рта проклинала нас за чудовищный расход боеприпасов.
Честь наступать первым снова выпала Прабриндра Дра.
Трудно было поверить в то, что солдаты Могабы не уничтожены шквальным огнем, однако князь встретил ожесточенное сопротивление. Тенеземцы дрались храбро, хотя бы потому, что ничего другого им не оставалось. Как нередко бывает в отчаянных ситуациях, давала себя знать их превосходная выучка. Князь наседал упорно, но нигде не смог прорваться.
Могаба ухитрился буквально из ничего собрать небольшой резерв. Он перебрасывал этот отряд вдоль фронта, мгновенно затыкая дыры. Его ум, воля и стремление спастись творили чудеса. Но он был обречен. Господин, этот безумный упрямец, не оставил ему ни единого шанса.
До сих пор Хозяин Теней думал только о том, как не отдать перевал Черному Отряду. Как будто весь мир неизбежно рухнет, если мы пересечем Данда-Преш. Но когда огненные шары зашуршали возле ушей Длиннотени и в башне появились черные пробоины, у него возникла новая идея.
– Подготовь ковер, – сказал он Ревуну.
– А ты, генерал, зови сюда обманника Сингха, дитя и твоих самых ценных офицеров.
Внезапно он обрел полнейшее спокойствие, а заодно и рассудительность, достойную могущественного властителя. С полминуты Ревун молча смотрел на него, а потом кивнул. Маленький чародей тоже носил маску, но она плохо скрывала презрительную мину.
– Отступать еще рано, – заявил Могаба.
Я готов был поверить, что этот человек – святой. Служащий дьяволу, но тем не менее святой. Его спокойствие казалось неисчерпаемым. Длиннотень же вел себя хуже испорченного ребенка. Интересно, как этому недоумку удалось обрести такую силу?
– Я еще смогу все исправить, если ты позволишь…
– Ты будешь выполнять мои приказы, – оборвал его Длиннотень.
– Я и выполняю. Уже четыре года. И вот к чему мы пришли. Армия, равной которой не бывало уже несколько веков, обречена на гибель только потому, что вся ее стратегия и тактика сводятся к исполнению продиктованных эгоизмом и страхом приказов одного-единственного колдуна, чье представление о реальности не простирается дальше наконечника копья, в которое он вцепился. Между прочим, я понял, что они поразительно хорошо осведомлены об изъянах твоего характера.
Могаба бросил на Ревуна недобрый взгляд. Похоже, паранойя и взаимная подозрительность не являются исключительными свойствами нашей армии. Так же как и несовпадение личных интересов.
Длиннотень, брызжа слюной, заорал что-то невразумительное.
Могаба не дрогнул.
– Я не вызову капитанов, – продолжал он. – Я не брошу позиции и моих людей только потому, что ты лишился мужества. Если тебе угодно бежать – беги, но не мешай мне сражаться. Возможно, мы все погибнем под огнем этой ведьмы Сеньяк, но ни один мой солдат не погибнет от удара в спину.
Длиннотень бессвязно кричал, срываясь на визг. Он был близок к безумию.
– Возьми себя в руки, колдун. Будь мужчиной. Найди силы хотя бы для того, чтобы не мешать профессионалам. Сделай так, чтобы твои солдаты захотели сражаться за тебя.