Нарайян застонал. Больше всего ему хотелось оттолкнуть соплюху и рявкнуть, чтобы убиралась на свой тюфяк, но он оставался преданным слугой богини, готовым исполнить любую ее волю. А воля дочери – как бы это ни осложняло жизнь обманника – считалась волей ее божественной матери.
– В чем дело? – пробормотал он, растирая лицо.
– Мне нужны письменные принадлежности. Перья, чернила, кисти, чернильные камни, перочинный нож – все необходимое для письма. И большая переплетенная тетрадь с чистыми страницами. Доставь все это немедленно.
– Но ведь ты не умеешь ни читать, ни писать. Ты слишком мала.
– Моей рукой будет водить Мать. Но я должна приняться за дело как можно скорее. Она опасается, что не успеет завершить работу здесь, в безопасности. Времени осталось совсем немного.
– Но что ты собираешься писать? – спросил Нарайян, уже полностью проснувшийся и полностью сбитый с толку.
– Мать хочет, чтобы я сделала копии Книг Мертвых.
– Копии? Но ведь эти Книги утрачены в незапамятные времена. Даже жрецы Кины сомневаются в том, что они существуют. Если вообще появлялись на свет.
– Они существуют, только в… другом месте. Я их видела. И их надлежит вернуть в этот мир. Она скажет мне, что записать.
– Но зачем? – после недолгого размышления спросил Нарайян.
– Книги должны поспособствовать наступлению Года Черепов. Первая Книга – самая важная. Я еще не знаю, как она называется, но к тому времени, когда закончу писать, смогу ее прочесть и использовать для создания остальных Книг. А потом научу ими пользоваться, чтобы открыть путь моей Матери.
Нарайян судорожно глотнул воздуху. Он был неграмотен, как и подавляющее большинство таглиосцев. И подобно многим неграмотным, благоговел перед умеющими читать и писать. Связавшись с Длиннотенью, он повидал немало чудес, но по-прежнему считал грамотность самым могучим колдовством.
– Она истинная Мать Тьмы, – пробормотал Нарайян. – И нет никого над ней.
– Мне нужны все эти вещи, – не по-детски требовательно заявила девочка.
– Ты их получишь!
Спустя три часа после того, как они укрылись от солдат Госпожи, девочка медленно водила пером по бумаге. Поблизости вовсю полыхали стычки. Нарайян нервно мерил шагами комнату и дрожал. Наконец девочка подняла на него пугающие глаза:
– В чем дело, Нарайян?
– Мне непонятен ход событий. Маленький колдун позвал меня наверх и показал насаженные на пики головы моих братьев. Подарок от твоей матери по рождению. – Он осекся, не желая развивать эту тему.
А мне подумалось, что, если он однажды попадется в наши руки, не будет для него пытки страшнее, чем ванна.
– Не могу представить, чем руководствовалась богиня, отдавая своих верных сынов в руки этой женщине. Из наших братьев почти никого не осталось в живых.
Дитя щелкнуло пальцами, и Сингх умолк.
– Она убила их? Та женщина, что дала мне жизнь во плоти?
– Конечно. Я совершил непростительную ошибку, не покончив с ней, когда увез тебя к твоей истинной матери.
Девочка никогда не называла Госпожу своей матерью. А отца не упоминала вовсе.
– Уверена, у моей матери были на то весомые причины, Нарайян. Прикажи рабыням убраться. Я спрошу ее.
К ухаживающим за ней тенеземским женщинам девочка относилась как к мебели, хотя они не были рабынями.
Сингх погнал челядь, искоса посматривая на Дщерь Ночи. Казалось, она и впрямь тронута его жалобами.
Нарайян затворил дверь за последней женщиной, не пытавшейся скрыть облегчения. Обслуга Вершины не любила Дщерь Ночи, это маленькое чудовище. Нарайян присел на корточки. Дитя уже впало в транс.
Куда бы ни отправилась душа Дщери Ночи, она пребывала там недолго. Но за это время девочка побледнела, а выйдя из транса, выглядела встревоженной.
Мир духов полнился запахом смерти. Но Кина не появилась.
– Я не понимаю этого, Нарайян, – промолвила девочка. – Она говорит, что не попустительствовала их смерти и даже не позволяла им умереть. – Впечатление было такое, будто дитя повторяет чужие слова, хотя выглядит при этом гораздо старше своих лет. – Она вообще не знала, что это случилось.
А вот это уже попахивает кризисом веры.
– Что?! – Нарайян был потрясен, изумлен, испуган.
Впрочем, страх и так уже стал постоянным спутником его жизни.
– Я спросила ее, Нарайян. Она узнала об этих смертях от меня.
– Как такое может быть?
Я видел, что ужас запускает свои холодные когти во внутренности Сингха. Неужели теперь враги обманников могут убивать их без разбору и даже без ведома их богини? Неужели чада Кины настолько беззащитны?
– Каким же могуществом обладают эти северные убийцы? – спросила девочка. – Разве Вдоводел и Жизнедав не просто жупелы? Разве они настоящие полубоги, поселившиеся в телах смертных? Разве они настолько сильны, что могут застить паутиной иллюзий взор моей Матери?
Их обоих – это я видел отчетливо – терзали сомнения. Если удалось с такой легкостью убить обладателей красных и черных румелов без ведома их покровительницы, то что может спасти живого святого и даже мессию обманников?
– Если все обстоит именно так, – сказал Сингх, – нам остается лишь одно – положиться на этого безумца, на Длиннотень. Будем надеяться, что он уже перебил всех таглиосцев, прорвавшихся в крепость.
– Боюсь, Нарайян, что это не так. Пока не так.
Откуда ей это известно, девочка не объяснила.
50
Тебе, дружище, – тому, кто прочтет эти записи, когда меня не станет, – будет трудно поверить в то, что иногда я способен на большие глупости. Но именно это случилось после того, как я решил прогуляться к передовому командному пункту Госпожи и взглянуть на происходящее не из уютного и безопасного мира духов, а собственными, земными глазами.
Еще не добравшись туда, я понял, что свалял дурака. Земля была сплошь покрыта продолговатыми сугробами, и под каждым лежал мертвец; то и дело я наступал на труп или спотыкался о него.
Когда переменится погода, у ворон начнется пир.
А она уже менялась. Шел дождь, не слишком сильный, но равномерный, и от дождя таял снег. Стоял туман; я видел не дальше чем на сто футов. Тащиться по глубокому снегу, под дождем, сквозь густой туман мне еще не доводилось.
Вообще-то, меня окружала безмолвная красота, но оценить ее достойно я не мог. Поскольку был глубоко несчастен – наверное, почти как Тай Дэй. В его родной дельте было тепло даже зимой.
Вот Дрема, тот сейчас наслаждается пришедшей в Таглиос ранней весной.
Я так завидовал пареньку, что едва не возненавидел его. Мне следовало поехать самому.
Он доставил мое послание Бань До Трангу. Когда это произошло, я был мухой на стене его комнаты. Старик спокойно принял письмо, не выказав ни удивления, ни интереса, лишь предложил Дреме подождать на случай, если будет ответ.
Затем мое письмо отправилось в храм Гангеши. Бань До Транг повез его сам.
На самом деле я находился не в Таглиосе, а совсем в другом месте, где у меня стучали зубы от холода.
– Почему мы здесь? – неожиданно спросил я.
Неожиданно и для самого себя. Правда, в тот момент вопрос казался мне уместным. Тай Дэй воспринял его буквально. Тут уж ничего не поделаешь, воображения у этого малого не было ни на грош. Он пожал плечами. Парень сохранял неусыпную бдительность, насколько это возможно для того, кому за ворот стекает ледяная вода.
Мне никогда не доводилось видеть человека, настолько способного разбить свою жизнь на противоречивые, взаимоисключающие фрагменты и к каждому из них относиться со всепоглощающей серьезностью. Сейчас он держался настороже, потому что один недоумок по имени Мурген решил срезать путь, пройдя через развалины Кьяулуна. А чего бояться – ведь Прабриндра Дра уже выкурил оттуда врагов. Разве не так?
Может, оно и так, но по дороге нас дважды обстреливали из развалин. Ловко пущенный из пращи камень рикошетом ударил меня по правому бедру, и теперь было больно идти. Но я не рвался отомстить, я просто хотел убраться подальше.
– Я не о том, почему мы конкретно в этом месте отмораживаем себе задницу. Я хочу знать, какого черта мы торчим на краю света, в то время как дурни, у которых не хватает ума сдаться, швыряются в нас камнями, а Костоправ с Госпожой вполне серьезно считают, что захватить совершенно неприступную крепость для них плевое дело?
Тай Дэй позволил себе необычное для него высказывание:
– Человек не всегда знает, чем ему приходится заниматься. – Правда, он тут же взял себя в руки и продолжил в назидательном тоне: – Ты идешь Путем Чести, Мурген. Ты стремишься отплатить за Сари. Как и все мы. Мы с матерью следуем за тобой, потому что твой долг – это и наш долг.
Ах ты, лживый хренолиз!
– Ладно, пусть так. Спасибо. Мы хотим посчитаться, и мы своего добьемся. Но эта погода меня точно доконает. А как насчет тебя?
– Туман вгоняет в тоску, – сознался Тай Дэй.
Между нами просвистела стрела, выпущенная каким-то кретином – к счастью для нас, не имевшим возможности как следует прицелиться.
– Упрямые засранцы! – сказал я. – Должно быть, Могаба внушил им, что мы собираемся сожрать их живьем.
– Возможно, у них нет оснований думать иначе.
Я подобрал стрелу:
– Что это ты вдруг ударился в философию?
Тай Дэй пожал плечами. В последнее время он делался все более разговорчивым. Словно не хотел позволить мне позабыть, что он нечто большее, чем моя тень.
Мы выбрались на площадь, точнее, туда, где до землетрясения находилась площадь. Из-за тумана здесь невозможно было отыскать ни единого ориентира.
– Дерьмо! – Так я оценил обстановку с философской точки зрения.
– Смотри! – Тай Дэй указал на свечение слева от нас.
Навострив уши, я услышал звуки, похожие на приглушенные таглиосские ругательства. Что-то вроде тех слов, какие частенько произносят солдаты за игрой в карты: южане научились у нас тонку, и это дело им страшно понравилось.
Я направился в ту сторону по талой жиже. Она достигала лодыжек, а в одном месте нога провалилась по колено. Я выругался по-таглиосски, и очень кстати. Заслышав родную речь, солдаты поспешили на помощь. Выяснилось, что они услышали хлюпанье и едва не устроили засаду. Я этих ребят не знал, но им моя физиономия была знакома.