Елена Петровна ЧудиноваВозвращение Ганимеда (синематографический роман)Фрагменты произведения
АННОТАЦИЯ
Свой «сухой цветок» автор отыскал не в процессе Жиль де Реца, а в процессе Оскара Уайльда… Была вечерняя Ленинка, были толстые тома судебной процедуры. И был вопрос — зачем это нужно Написать о несчастном мистере Уайльде — о, нет! Пусть упокоится его тень. Тут-то и повеяло слабым ароматом. Викторианская эпоха! Ужасная-прекрасная. Обаятельная.
АННОТАЦИЯ ДЛЯ ПОСТАНОВКИ
Киноповесть из Викторианской эпохи. Действие развивается в Лондоне, Италии, старинных английских замках, в России. Действующие лица — английские аристократы, богема, итальянские бандиты, русские революционеры. Завязка — «голубая» любовная история в духе Оскара Уайльда, постепенно переходящая в пародию на «Овода». Среди персонажей — два фамильных привидения — безнравственное и высоконравственное, которые устраивают по ходу сюжета собственные разборки. В финале в выигрыше остается, разумеется, британская разведка. Повесть разбита на две части (серии) между которыми проходит десять лет. Остросюжетное ретро, требующее красивых декораций. Автору, кстати сказать, фантазируется съемка в цвете сепии, стилизация под фотографии данной эпохи.
«Возвращение Ганимеда» — веселый роман из Викторианских времен. С лихими приключениями и начисто без морали. Быть может, чересчур изысканный по форме, но странице на десятой к этому привыкаешь. Тема обязывает.
Излагать сюжет — профанация: роман почти равен своему сюжету. Скажем одно — автору хотелось написать единую пародию на «Портрет Дориана Грея» и «Овода». Непросто, но — получилось.
НЕОБХОДИМОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ
Некоторым вещам (англицизм нарочит) автору решительно хотелось бы помешать сообразоваться вокруг этого произведения.
Жанр киноромана — чистой воды условность, символизация роскошного синематографа воображения. Представить все это на настоящем экране автор мог бы разве что в кошмарном сне.
Если книга эта попадет в руки англичанина, последнему, право же, не стоит сразу впадать в гнев. Описываемая Англия — Англия чисто русская, отстоящая от оригинала как греза от наркотика.
Историку можно было бы посоветовать не ловить автора за руку: ему превосходно известно, например, что в 1314 году Рэндолф являлся участником битвы с шотландской, а не с английской стороны. Факты искажаются не по невежеству, а из соображений удобства романиста. Моя колода, и крап тоже мой.
Крайне неприятно было бы особое внимание к этой вещи со стороны пресловутых «меньшинств». Писано все сие не для тех, кто ходит по стезе порока организованными толпами.
А предыстория этой вещи очень проста — мне единожды захотелось развлечься, и, отпустив себя на волю, весело написать что-нибудь свободное от идеологии и всяческих сериозных тем. Адресат этой книги поймет, что это не совсем получилось.
сентябрь 1994, Москва
Книга первая
XI
Густая послеполуденная лазурь в закругленной раме невысоких Стабианских ворот позади Фэшема, лорда Уильяма, Коллинзов и Андреа, медленно идущих по мертвой улице. Серо-желтые оттенки ярко освещенного камня. Сужающий пространство легкий наклон верхних этажей навстречу друг другу. Глубокие колеи, выбитые в камне мостовой колесами давних повозок. Пробивающиеся кое-где между древними камнями пучки живой травы.
АНДРЕА
(Беспечно бросая взгляд на ярко-красную легкую перегородку, защищающую разрытый участок.) А все же приятно идти там, где нельзя.
ФЭШЕМ
(вздыхая) О, да, разумеется. (к лорду Уильяму) Так что Вас прежде всего интересует, Элбери?
ЛОРД УИЛЬЯМ
Побежденный Египет, впитываемый морской красной губкой победившего Рима. Проще говоря, храм Изиды.
ФЭШЕМ
Ну, это близко. Но сперва я покажу «переулок скелетов».
КЭТРИН
Ой, какое гадкое название, мистер Фэшем. (Приседает, чтобы сорвать пучок травинок, украшенный непритязательными желтыми цветками.)
ГВЕНДОЛЕН
(Не забыв наградить пренебрежительным взглядом эту заготовку сентиментального гербария.) Вы сказали — скелетов? Здесь обнаружено много погибших? Я хочу посмотреть.
ФЭШЕМ
(вежливо смеясь) Боюсь, что Вы будете разочарованы, мисс Коллинз. Пепел действительно настиг здесь многих помпеян, ведь это путь к воротам. И в отличие от этой улицы, где, как видите, камень выскреблен как пол на деревенской кухне, в «переулке скелетов» есть места, откуда еще не извлечены останки погибших. Но Вы их, к сожалению, не увидите. (Жестом приглашая спутников свернуть в переулок.) Здесь нам надо свернуть.
КЭТРИН
Какая узенькая улочка! Мистер Фэшем, а для чего нужны эти каменные тумбы вровень с тротуарами? Зачем они перегораживают улицы?
ФЭШЕМ
(улыбаясь) Если бы мы перенеслись сейчас в правление Нерона, мисс Коллинз, без этих тумб Вы изрядно рисковали бы испачкать туфельки переходя улицу.
Генри смеется.
Проулок, которым они идут, скорее напоминает коридор. Андреа слегка отстает от остальных, медленно скользя на ходу ладонью по неровной кладке стены.
ГВЕНДОЛЕН
(с некоторым нажимом) Так отчего я не увижу Ваших «скелетов», мистер Фэшем?
ФЭШЕМ
О, простите. Дело в том, что со знаменитого Фиорелли раскопки ведутся сверху вниз. Если снятый слой открывает хоть крошечную дырку, в нее заливают гипс — а потом обивают его по контуру слепка. А сам слепок извлекают уже в музее. (Смеется.) Вот там и выясняется — человек был внутри или кусок бревна.
КЭТРИН
(поднося пальцы к щеке) Так эти статуи… в Музее. Это — настоящие гипсовые люди?
Иронический взгляд Гвендолен.
ФЭШЕМ
(смущенно) Увы, да. Я Вас напугал, мисс Коллинз?
КЭТРИН
(задумчиво) О, нет, что Вы. Но это как-то… неправильно.
ЛОРД УИЛЬЯМ
(приотстав от девушек, идущих рядом с Фэшемом, к Генри:) Ваша сестра в чем-то права. (к Андреа) Не правда ли, эта античная Пляска Смерти превосходит бедные аллегории Средневековья?
АНДРЕА
(негромко) Я предпочел бы оставить свой ужас в пепле. И все же это как-то завораживает.
ГЕНРИ
(серьезно) Вот что странно. Вы ведь знаете, милорд, я ведь уже здесь был, хотя и в открытой части. Но только сейчас я что-то начинаю… (подбирает слово)… осязать. Даже не слышать. Что-то вроде прикосновения к коже.
ЛОРД УИЛЬЯМ
(с тонкой улыбкой) Полагаю, Вы обязаны этим любезным объяснениям мистера Фэшема.
ГЕНРИ
(с открытой мальчишеской улыбкой) Не сомневаюсь.
Андреа давится смехом.
ФЭШЕМ
(к Гвендолен) Однако кое-что любопытное Вы все же увидите. (Оборачивается к лорду Уильяму.) Последняя находка оказалась столь уникальной, что ее сочли лучшим извлекать из пепла на месте, во всяком случае частично. Видите ли, от металла порода отстает легче.
ГВЕНДОЛЕН
От металла?
ФЭШЕМ
В том-то и дело. Человек с металлической статуей в руках. Их было довольно трудно разъять.
ГВЕНДОЛЕН
А зачем? И почему лучше было работать на месте?
ФЭШЕМ
Гм… пожалуйста, осторожнее, мисс Коллинз, эта мостовая такая скользкая. А вот и «скелеты»!
Каменный коридор обрывается относительно широким переулком. Небольшие участки открытой мостовой отступают здесь перед слоями черно-тусклой породы, кое-где вздымающейся выше фундаментов строений. Красные перегородки. Невдалеке слышатся стуки, скрежет, невнятные возгласы.
АНДРЕА
Там работают?
ФЭШЕМ
Да, хотя денек жарковат. А вот и наше последнее сокровище. (Вспрыгивает на пепельный холм, галантно протягивает руку Кэтрин. Андреа помогает подняться Гвендолен.) Полюбуйтесь, господа, стоит того! (с кривоватой усмешкой) Быть может, вы никогда больше этого не увидите.
В породе за привычной красной загородкой зияет дыра, увеличено повторяющая контур человеческой фигуры. Высокий длинный деревянный футляр рядом.
ФЭШЕМ
(к Гвендолен, что-то вспомнив) Технология перевозки отливок обработана. А статуя… знаете ли… более редкая находка… ну и…
ГЕНРИ
Так где же статуя?
ФЭШЕМ
(хватаясь за край ящика) Помогите с той стороны.
Генри решительно берется за другой конец. Вдвоем они приподнимают и переворачивают напопа ящик, открывая тускло мерцающую фигуру, почти изъятую из породы и как бы покоящуюся на постели из пропитанных чем-то кусков темной материи. На мгновение все застывают в молчаливом созерцании. Статуя являет собой обнаженного юношу, с убранными на греческий манер недлинными волнистыми волосами, в чьих безупречных чертах странным образом сливаются воедино мужественность и полудетская трогательная нежность.
ФЭШЕМ
Сегодня-завтра его окончательно извлекут, а послезавтра перевезут в Музей. (Задумывается.)
ЛОРД УИЛЬЯМ
(негромко) А ведь это — Ганимед.
ГЕНРИ
(с недоумением) Он на кого-то похож.
ГВЕНДОЛЕН
(язвительно) Полагаю, на какой-нибудь античный образец, быть может ты видел хотя бы еще один?
ГЕНРИ
(слишком занятый своей мыслью, чтобы обратить внимание на шпильку) Нет.
АНДРЕА
Странно. У меня тоже такое чувство.
Быстрый взгляд лорда Уильяма. Улыбка.
ФЭШЕМ
Владелец — некий Публий Корнелий. Он тут жил неподалеку.
ГВЕНДОЛЕН
А откуда известно его имя?
ФЭШЕМ
Гм… Право, я боюсь утруждать Вас скучными подробностями археологии, мисс Коллинз. (с большей живостью) Он нес статую в руках, когда обоих накрыл пепел.
ГЕНРИ
(указывая на пустую выемку) Но его тут уже нет, я смотрю.
ФЭШЕМ
Да, отливка уже в Музее. (рисуясь перед девушками) Мы можем видеть лицо человека, который погиб спасая, вынося на себе, шедевр неведомого мастера… Истинно римское величие духа — рискуя жизнью, спасать жизнь произведения искусства.
Лорд Уильям смеется.
ФЭШЕМ
(уязвленно) Элбери, чем я Вас так насмешил?
ЛОРД УИЛЬЯМ
О, так, ничего. Прошу прощения. (Не очень старательно подавляет смех.) Продолжайте, все очень мило.
ФЭШЕМ
Конечно, трудно установить наверное — действительно ли это Публий Корнелий… Эх, а к храму Изиды мы не пройдем! Обломки еще не убрали…
Улица, ответвляющаяся от «переулка скелетов», завалена рухнувшими колоннами и их обломками.
ЛОРД УИЛЬЯМ
(Указывая на разрытый фундамент дома на другой стороне, там, соединяя уцелевшие уступы и лестницы, кое-где перекнуты мостки строительных лесов.) А если обойти там?
ФЭШЕМ
Ох, я не знаю, где там удобнее пробираться. Вон как разворочено.
ГЕНРИ
(с живостью) Это не страшно! Джентльмены, разведаем безопасный путь?
АНДРЕА
Конечно!!
ЛОРД УИЛЬЯМ
Фэшем, я уверен, что Вы не заставите дам скучать.
ФЭШЕМ
(неубедительно протестуя) Но…
ЛОРД УИЛЬЯМ
(снисходительно добродушно) Да бросьте, я же превосходно понимаю, что у Вас не может быть особой охоты прыгать лишний раз с камня на камень.
ФЭШЕМ
(с облегчением) На моем месте Вам бы это тоже давно надоело, Элбери.
ГВЕНДОЛЕН
Но так не честно! Я тоже хочу…
ГЕНРИ
…как следует уделать одежду пеплом и сажей.
Гвендолен бросает на него уничтожающий взгляд.
ЛОРД УИЛЬЯМ
Мисс Гвендолен, я обещаю, что если это вообще возможно, в храм Изиды первой зайдете Вы. (Улыбается.) Изида — женское божество, и мы ни в коей мере не хотим навлечь ее гнев. (Улыбается.) Мы действительно только проверим дорогу.
Гвендолен смущенно опускает глаза. Краснеет.
Генри уже спускается в глубину разрытого фундамента. Андреа, затем лорд Уильям, следуют за ним.
ФЭШЕМ
(кричит вслед) Там два квартала вперед! Прямо по этой улице!
ЛОРД УИЛЬЯМ
Разберемся!
…Лабиринт фундамента: постоянная смена освещения — Андреа, лорд Уильям, Генри, пролезая через щели, перебираясь по мосткам, спускаясь и поднимаясь по стертым каменным лестницам, то оказываются в прохладной густой тени — если над ними смыкаются сохранившиеся своды — то вновь попадают в ослепительное сияние дня.
ЛОРД УИЛЬЯМ
Нет, Гарри, эта дощечка не вызывает доверия. Сюда.
АНДРЕА
(смеясь) А белых камешков ни у кого нет? Стоило бы оставлять метки.
ЛОРД УИЛЬЯМ
Мальчик-с-пальчик страдал плохой зрительной памятью. Не советую подражать.
ГЕНРИ
Слушайте, милорд, почему Вы сейчас смеялись над Фэшемом?
ЛОРД УИЛЬЯМ
(засмеявшись с удовольствием) А он нес несусветную чушь.
ГЕНРИ
Это я понял. Но в чем она заключалась?
ЛОРД УИЛЬЯМ
Гарри, Вам придет в голову рисковать жизнью спасая… патефон или телефонный аппарат? Даже если это Ваша собственность?
ГЕНРИ
Нет, конечно, что я, не в себе?
ЛОРД УИЛЬЯМ
В том-то и дело. А теперь представьте, что домашний быт патрициев весь состоял из шедевров… Посуда, мебель, все было сотворено руками «неведомых мастеров», до которых патрицию, кстати, было столько же дела, сколько Вам — до телефонного мастера. Искусство — предмет комфорта, не больше. Спасать предметы комфорта — блажь, что Вы сами сейчас подтвердили. Помпеяне спасали золото, драгоценности, документы.
АНДРЕА
(увлекшись) Нет, постой! Ведь все-таки он тащил скульптуру, этот Корнелий! Все-таки он это делал!
ГЕНРИ
Попались, милорд? Фэшем хоть и дурак, а прав!
ЛОРД УИЛЬЯМ
(хохочет) Нет, вы меня убьете сегодня… (Останавливается, достает портсигар. Предлагает папиросы Генри.) Ну конечно он спасал этого Ганимеда! Но не ради же таланта скульптора?!
АНДРЕА
А зачем?
ЛОРД УИЛЬЯМ
(выпуская дым) Ну, друзья мои, ответ на поверхности. Античное сознание наделяет предметы магическими функциями. Это и придает им иногда очень большую ценность в глазах владельца.
ГЕНРИ
Н-ничего не понимаю.
ЛОРД УИЛЬЯМ
(пожав плечами) Мы случайно подняли завесу над историей любви. (Задумывается, устремляя взгляд куда-то в призрачную даль времени.) Это была печальная история. Нет сомнения, что юноша с которого, по римской прихоти стилизуя под Грецию, художник снимал портрет, уже давно был мертв, когда наш Корнелий погиб в лаве Везувия, обнимая его статую.
АНДРЕА
(завороженно) Мертв? Почему?
ЛОРД УИЛЬЯМ
А если бы юноша был жив — его статуя была бы для Корнелия не большим, чем для нас — фотографии. (Пауза.) Пойми, он спасал эту статую как металлическую скорлупу, в которой содержалось единственное бытие любимого человека…
АНДРЕА
(сбивчиво) Но это… это же куда прекраснее, чем… это лучше!
ЛОРД УИЛЬЯМ
Правда всегда лучше. Только ее трудно понять. Мы подсовываем древним то, что представляется высокими мотивами нам — и из-за этого не видим вещей настолько интересных, что они не могут даже возникнуть в нашем убогом воображении.
ГЕНРИ
Но ведь…
ЛОРД УИЛЬЯМ
(быстро) Что Вам не нравится, Гарри?
ГЕНРИ
Пустое.
ЛОРД УИЛЬЯМ
Не думаю.
ГЕНРИ
История-то зеленая. А все-таки красиво. Как-то одно с другим не вяжется…
Лицо Андреа делается напряженным, что не остается незамеченным лордом Уильямом.
ЛОРД УИЛЬЯМ
(мягко) Бойтесь ярлыков, Гарри. Божественное и пакостное заключается только в людях, все остальное — пустые условности, недолговечные одежды времени.
ГЕНРИ
(На мгновение задумывается, затем решительно бросает окурок.) Сложно. Как-нибудь подумаю.
ЛОРД УИЛЬЯМ
(тоже — небрежным жестом — бросая окурок) Ну, не в такой же день, как сегодня! (Широко улыбается. Бросает взгляд Андреа, который уже поднялся на верхнюю ступень лестницы, ведущей к округлому проему двери.) Ну как?
АНДРЕА
(выглядывает наружу, оборачивается) Если то, что там в конце улицы, это и есть особняк madame Изиды, то хоть на велосипеде проезжай.
ЛОРД УИЛЬЯМ
(стремительно поднявшись следом) Да, это он, храм Изиды. Путь свободен!
ГЕНРИ
Значит, придется-таки Фэшему попрыгать.
XII
Относительно расчищенная улица, на которую уже выбрались лорд Уильям, Гвендолен, Генри и Андреа. Кэтрин, смеясь, выбирается из проема с помощью Фэшема.
ЛОРД УИЛЬЯМ
(весьма заметно, что он уже не нуждается в гиде) Улица Изиды. Дорога в Египет.
ГВЕНДОЛЕН
Милорд, почему Вам это так интересно? Ведь ради Египта в Египет и едут. Но что такое египетские культы здесь? Вкрапление, мода, не больше. Не интереснее ли в Риме Рим?
ЛОРД УИЛЬЯМ
(легко улыбаясь неглупому вопросу) И да и нет, мисс Гвендолен. Вам не случалось любоваться отражением старинного здания в быстром течении реки?
ГВЕНДОЛЕН
(внимательно) Не один раз.
ЛОРД УИЛЬЯМ
В этом случае Вы должны меня понять. Мне любопытно любоваться искаженной игрой отражений эпохи в эпохе, нации в нации. Здешнего Египта я не найду в Стране Пирамид.
Маленький тупичок, образующий своего рода нишу на улице Изиды, открывает храмовый двор, кирпичные колонны которого охраняют почти сохранившееся здание храма. На некоторых колоннах видны следы темно-красной штукатурки.
ФЭШЕМ
(указывая на пустующую нишу рядом с колоннами входного портика) Здесь, видно, и была статуя Изиды, та, с которой погиб жрец.
КЭТРИН
Какой жрец, мистер Фэшем?
ГЕНРИ
Еще одна гибель со статуей? Ну и ну.
ФЭШЕМ
(поверхностным голосом гида) Не только со статуей, мистер Коллинз. Катастрофа застала жрецов Изиды в триклинии, за их скромной трапезой из рыбы и яиц. Все они погибли, спасая культовые предметы. Один упал ближе всех к храму — он нес битком набитый мешок со всякими там священными сосудами и прочим. И со статуей. Современному человеку десяти шагов такого груза не пронести.
ГЕНРИ
(сквозь зубы) Это смотря при каких обстоятельствах. (к лорду Уильяму) А эта история только подтверждает Вашу, милорд.
АНДРЕА
(очень негромко, останавливающим жестом касаясь рукава Генри) Тише. Здесь какая-то тишина, послушай.
ГЕНРИ
(так же) Да.
ЛОРД УИЛЬЯМ
(с усмешкой) Боги римлян смертны. Египтяне знали толк в религии. (Оборачиваясь к Гвендолен.) Я не забыл своего обещания, мисс Коллинз. Вы не побоитесь вступить в обитель богини?
ГВЕНДОЛЕН
(вспыхивая) Я? Нет.
ЛОРД УИЛЬЯМ
(сопровождая слова приглашающим жестом) Мы следуем за Вами. Все шесть ступеней — Ваши.
Гвендолен, горделиво и вызывающе вскинув голову, преодолевает упомянутые лордом Уильямом шесть узких стертых ступеней.
Веющий прохладой полумрак, густой после синего неба. Две-три минуты требуются глазам чтобы понять всю лживость темноты. В действительности храм освещен достаточно хорошо, в основном благодаря частичному отсутствию кровли высоко над головами путешественников. На стенах проступают яркие цвета фресок, таящихся в отдалении, за могучими очертаниями колонн. Трава — этот бессильный саван мертвого города — кое-где пробивается меж плитами пола там, куда в более ранние часы суток косо падают яркие лучи.
Так же не сразу становится понятным, насколько невелико само помещение.
ГВЕНДОЛЕН
(тихо) А здесь, внутри, самой Изиды тоже нет?
ЛОРД УИЛЬЯМ
(улыбаясь) Я сказал бы скорее, что здесь также нет ее статуи.
ФЭШЕМ
(невольно понижая голос, но все с теми же пошловатыми интонациями экскурсовода) Саму статую Вы сможете увидеть в нашем Музее, мисс Коллинз.
ЛОРД УИЛЬЯМ
(кивком головы указывая на небольшой камень в юго-восточном углу) А на этом алтаре пепел сохранил последние приношения богине. Дары матерей и моряков. Морские звезды и злаки.
ФЭШЕМ
(первым нарушая неподвижность остановившейся у входа группы) Эта боковая дверь, что напротив алтаря, спускается в триклиний. (Приближается к проему. Шаги звучат довольно гулко.) Я уже рассказывал, как мирную трапезу жрецов прервали зловещие толчки и сгущающийся мрак. С торца, между храмом и театром, к триклинию примыкали несколько крошечных кубикулов для сна — они сохранились плохо. Храм был богат, но жрецы Изиды жили скудно — особенно, если сравнить с немыслимой роскошью римлян.
Остальные подходят вслед за ним к проему. Лорд Уильям — последним.
ГЕНРИ
(разглядывая кусок фрески с бритоголовым египетским жрецом в белых одеждах, несущим в руках что-то наподобие сосуда) Хотел бы я знать, о чем они говорили за минуту до начала конца… Мы туда спустимся?
ГВЕНДОЛЕН
Ты воображаешь, что услышишь их разговоры, если постоишь пару минут с задумчивой миной в этой комнатушке?
ГЕНРИ
Ты, собственно, можешь и не спускаться.
ГВЕНДОЛЕН
И не собираюсь. (Поймав удивленный взгляд, который бросает на нее Андреа.) Мне интереснее место служенья Изиде, а не жилье жрецов.
КЭТРИН
(дергая брата за рукав). Гарри…
ГЕНРИ
Ладно, кому что нравится. Идемте, мистер Фэшем. (Решительно исчезает в проеме.)
Где-то посередине этого разговора, лорд Уильям, незаметно отступая к алтарю, отделяется от остальных. Проскальзывает в другой, почти незаметный за выступом стены дверной проем, спускается по явно знакомой ему закругляющейся стертой лесенке. Место, в которое он попадает, оказывается чем-то наподобие крошечной часовенки, с почти уцелевшими сводами. Стены, напротив, зияют голыми камнями, несохранившими ни фресок ни самой штукатурки. Посреди выложенного зелеными плитами пола зияет непонятного назначения резервуар, до половины наполненный зацветшей и мутной дождевой водой, видимо натекшей сквозь изъяны кровли.
ЛОРД УИЛЬЯМ
(опустившись на одно колено, проводит рукой по краю резервуара) Прошлый раз было хуже. Без этого. (Поднимает голову к так близко смыкающемуся своду.) Почти похоже на романику. (Негромко смеется своему невольному каламбуру.)
Почти неслышный звук спускающихся шагов. Лорд Уильям, не меняя позы, оборачивается с улыбкой, которая в следующее мгновение отнюдь не исчезает, но как-то неуловимо меняется: в низкой арке проема стоит Гвендолен.
ГВЕНДОЛЕН
(с завидным самообладанием) Все направились в триклиний. Но проследив за Вами я подумала, что Вы нашли для себя что-то более интересное. Надеюсь, я не помешала.
ЛОРД УИЛЬЯМ
О, нет. Это одно из моих любимых мест в Помпеях, хотя я не уверен, что Вы разделите мой странный вкус.
ГВЕНДОЛЕН
Что это?
ЛОРД УИЛЬЯМ
Так, часовенка. Видите это углубление в полу?
Гвендолен, изящно подобрав складки белой юбки, опускается на пол напротив лорда Уильяма.
ЛОРД УИЛЬЯМ
Когда-то в этом резервуаре хранилась вода Священного Нила. Представьте, с какими предосторожностями ее везли в глиняных сосудах из дальних пределов. Какими секретами сохраняли от загнивания! Она была прозрачной, голубоватой. Сейчас это всего лишь грязь дождей — но будем благодарны и за эту воду. (Медленно погружает руку в резервуар.)
ГВЕНДОЛЕН
Пахнет болотом.
ЛОРД УИЛЬЯМ
Если не хуже. (Пропускает сквозь пальцы зеленую воду.) Но в прошлый раз этот резервуар был сух до дна.
Гвендолен, набравшись решимости, следует его примеру, опуская в воду самые кончики пальцев.
ЛОРД УИЛЬЯМ
Не правда ли, это чем-то напоминает чаши католических храмов, те, что для Святой воды? Вы их видели?
ГВЕНДОЛЕН
(надменно) Возможно, на нынешних экскурсиях. Но я не обращала особого внимания на выдумки католиков.
ЛОРД УИЛЬЯМ
И напрасно. Они большие эстеты, чем мы, и к тому же наши предки. (Его глаза смеются каким-то совсем мальчишеским смехом.) А коль скоро мы все равно не знаем, с какими жестами прикасались к священной воде Нила жрецы Изиды… (Прижимает мокрую ладонь ко лбу, груди, левому, а затем правому плечу. Негромко смеется, встретив эпатированный взгляд Гвендолен.) А Вы довольно забавны.
ГВЕНДОЛЕН
Милорд?
ЛОРД УИЛЬЯМ
Я не подразумевал ничего обидного. Просто Вы чем-то неуловимо напомнили мне мою жену, лэди Фрэнсис, когда она была даже еще моложе Вас. (Улыбается.) Она была своеобразным ребенком — и взирала на мир довольно требовательно.
ГВЕНДОЛЕН
(тихо) Вы уже были тогда знакомы?
ЛОРД УИЛЬЯМ
О, мы росли вместе. Мы ведь дальние родственники.
Гвендолен опускает глаза. Задумчиво погружает всю ладонь в затхлую воду резервуара.
XXVIII
Лондон Бридж со стороны Кинг Уильям Стрит. Черное небо. Андреа стоит и смотрит на воду, опершись на перила моста. Прогуливающиеся прохожие.
Один из прохожих, пройдя мимо Андреа, замедляет шаг, быстро оборачивается. Это Генри Коллинз.
ГЕНРИ
Андреа! (Смеется.) Последнее время в Лондоне легче натолкнуться на зулусских послов, чем на своих знакомых.
АНДРЕА
Генри? Я думал, ты в Оксфорде.
ГЕНРИ
Был. Целую неделю. Мне хотелось бы думать, что я достоин лучшей участи. Я приехал сегодня.
АНДРЕА
Гарри… знаешь, ты — единственный человек, которого мне сейчас вообще хотелось бы видеть.
ГЕНРИ
Эй, постой! То-то ты тут стоял с видом принца Гамлета, когда он думает, произносить или нет тот жутко длинный монолог. Что стряслось?
АНДРЕА
Ничего.
ГЕНРИ
Я уже заметил, что ничего.
АНДРЕА
Или — слишком многое, чтобы об этом имело смысл рассказывать.
ГЕНРИ
Другими словами — рассказ из тебя придется вытрясать как шестипенсовики из детской копилки. Зайдем уж тогда ко мне.
АНДРЕА
Гарри… Что толку — тут все равно уже ничего не поправишь.
ГЕНРИ
Как знать. Идем! Правда, ко мне должен зайти один приятель по Оксфорду — но это ненадолго. Я ему привез конспекты лекций, которые он прогулял.
АНДРЕА
Ну зачем я буду вешать на тебя своих собак?
ГЕНРИ
Не валяй дурака! (С улыбкой обняв Андреа за плечи, увлекает его от перил.)
АНДРЕА
Ладно, не буду.
XXIX
Комната Генри, в которую они заходят, обставлена ампирной мебелью, но заметно, что в этом выражается не вкус хозяина, а просто стиль дома. Вкусы самого Генри видны в другом — повсюду теснятся призы и вымпелы спортивных состязаний, охотничьи ружья, боксерские перчатки. На письменном столе, поперек доски которого почему-то валяется манежный хлыст, стоит фотография Сесиля Родса.
ГЕНРИ
Садись где хочешь, везде одинаковый разгром. В доме сейчас кроме меня только Нэнси, а она говорит, что в моей комнате ей делается дурно. Она, мол, еще рискнула бы попробовать прибрать, если бы под руки все время не попадались то трензели, то патроны. (Открывает бар, достает бокалы, виски и сифон.) А так она чувствует себя не горничной, а грумом или егерем. Не могу же я допустить, чтобы девушке делалось дурно по моей вине. Ты будешь виски?
АНДРЕА
(мрачно) Да. (С бессознательным вызовом выбирает в ящике сигару. Сердито обкусывает кончик, проигнорировав лежащий тут же нож. Откидывается на спинку кресла.)
Генри разливает виски, разбавляет содовой, подходит к Андреа, протянув ему один из бокалов, садится напротив. Отхлебнув виски, ставит свой бокал на столик и тоже выбирает сигару.
ГЕНРИ
(закуривая) Ну, а теперь выкладывай.
АНДРЕА
Легко сказать… Гарри, я правда хотел бы рассказать тебе. Только как-то не получается начать, слова нейдут. Подумай сам, тебе легко было бы рассказывать о том, что тебя попросту высекли. (Отпивает глоток.)
ГЕНРИ
(мягко) Слушай, старина, давай лучше без аллегорий.
АНДРЕА
Ладно. (Выпускает дым.) Понимаешь, я никогда в жизни не испытывал такого дикого унижения. (Его губы подозрительно кривятся, видно, что он перебарывает неожиданно подступившее желание разреветься.) Можно сказать, он в лицо назвал меня бездарностью.
ГЕНРИ
Кто?
АНДРЕА
(через силу) Пальчинский.
ГЕНРИ
Знаменитый пианист? Но какое ты можешь иметь к нему отношение?
АНДРЕА
(безразлично) Я учусь на приготовительном курсе Консерватории, в классе рояля.
ГЕНРИ
(присвистнув) А на воздушном шаре ты не летаешь? Извини. Ты об этом ни разу не упоминал. Я, впрочем, хорош: хотел ведь тебя спросить, какую ты школу кончаешь, мне было не совсем понятно. И все забывал выяснить, где ты учишься.
АНДРЕА
Теперь ты знаешь, где я учусь. Точнее — учился. Потому, что если я бездарность, то с сегодняшнего вечера я там больше не учусь. Тогда это, видишь ли, не имеет смысла.
ГЕНРИ
Постой-постой… Давай лучше по-порядку. (Из передней доносится звонок, о чем-то спрашивающий мужской голос и еще хуже слышные женские ответы.) Черт, это Раддерфорд! Немного невовремя. Ну да ладно — все равно я тебя никуда не отпущу, пока мы не заберемся в твоей истории. (Подходит к дверям, кричит в коридор:) Заходи, Джеймс, докладывать о тебе некому, все укатили в Брайтон! (Возвращается.)
Входит Джеймс Раддерфорд. Он на год старше Генри. Он высокого роста, крупного, но породистого телосложения, с очень высокомерным выражением довольно красивого лица. Одет безупречно, но без дендийских изысков.
ГЕНРИ
Знакомьтесь, Раддерфорд — Кестнер.
Андреа и Раддерфорд обмениваются рукопожатиями, садятся. Генри наполняет еще один бокал.
РАДДЕРФОРД
Не разбавляй. Сегодня я склонен к излишествам.
ГЕНРИ
Кто кого добил — ты реферат, или реферат тебя?
РАДДЕРФОРД
Взаимно, как на русской дуэли в трех шагах. Б-рр. (к Андреа) Вы, кажется, еще не учитесь в Оксфорде?
АНДРЕА
Нет.
ГЕНРИ
Мы с Кестнером познакомились в Италии. (Улыбается.) Все-таки чертовски жаль, что тебе и лорду Элбери тогда пришлось так скоро уехать.
РАДДЕРФОРД
(внимательно) Уильям Элбери? Он тоже был в Италии?
ГЕНРИ
Ну да, я же говорю. Он и Кестнер приехали в Неаполь на несколько дней раньше, чем мы…
РАДДЕРФОРД
(быстро) Лорд Элбери — Ваш родственник?
АНДРЕА
Нет.
РАДДЕРФОРД
(Поднимается. К его лицу приливает кровь.) Генри, ты осел.
ГЕНРИ
Джеймс!
Андреа страшно бледнеет, подается назад, словно хочет вжаться в спинку кресла.
РАДДЕРФОРД
Какая глупость со стороны твоих родителей — отпустить с тобой на континент, доверить тебе Гвендолен! (Спохватившись.) И Кэтрин.
ГЕНРИ
(четко, он, тоже вскочив, смотрит только на Раддерфорда) Что ты хотел этим сказать?
РАДДЕРФОРД
(тяжело дыша) То, что тебе нельзя доверять сестер. Ты способен поставить их репутацию под удар сомнительными знакомствами.
ГЕНРИ
Сошел ты с ума или нет, но я не позволю тебе оскорблять в моем доме ни меня, ни моих друзей.
РАДДЕРФОРД
Друзей? Ты не понимаешь, что говоришь.
ГЕНРИ
(угрожающе) Джеймс…
РАДДЕРФОРД
Гарри, дорогой мой, лорд Элбери может быть в лондонском обществе одной из звезд первой величины, но из этого отнюдь не вытекает, что в общество могут быть допущены молодые люди, пользующиеся его покровительством.
ГЕНРИ
Джеймс, я требую, чтобы ты сейчас же объяснил, что ты имеешь ввиду, в противном случае…
РАДДЕРФОРД
Объяснил? (язвительно) Может быть и мистеру Кестнеру нужны объяснения?
Оба одновременно переводят взгляд на Андреа, выражение лица которого потрясает ничего не понимающего Генри.
АНДРЕА
(вскакивая) Это неправда!!!
ГЕНРИ
(горячо) Я тебе верю! Не знаю, кто и в чем тебя оговорил, но Джеймсу придется извиниться перед тобой!
РАДДЕРФОРД
(коротко смеется) Если «это» неправда, то откуда Вам известно, о чем вообще речь?
Андреа срывается с места.
ГЕНРИ
Черт все дери! Стой, куда ты?! Этого еще не хватало!
АНДРЕА
(кричит) Оставь меня в покое!! (Выбегает из комнаты.)
ГЕНРИ
Кестнер! (Бросается к дверям.)
Раддерфорд останавливает Генри, преграждая ему дорогу.
РАДДЕРФОРД
Куда ты?
ГЕНРИ
Его надо вернуть. Пусти.
РАДДЕРФОРД
Кажется, он просил оставить его в покое? Это лучшее, что ты можешь сделать. (с силой) Генри, я когда-нибудь не отвечал за свои слова?
ГЕНРИ
Но мне нет дела, о чем ты говорил…
РАДДЕРФОРД
(с еще большим нажимом) Есть. (Какое-то мгновение оба стоят в неподвижности, глядя друг другу в глаза. Слышно, как хлопает дверь в передней.)
Лицо Генри выражает некоторую несвойственную ему растерянность, впрочем, естественную для человека, ничего не понимающего в происходящем. Недолгая пауза.
РАДДЕРФОРД
(спокойным тоном) Теперь я вспомнил — он музыкант. Да, все верно — именно об истории с этим мальчишкой на прошлой неделе сплетничали в клубе. Только до меня сразу не дошло, с кем ты меня познакомил. (Кладет руку на плечо Генри.) Гарри, дорогой мой, как ты только умудрился ни разу не услышать о том, какому пороку подвержен Уильям лорд Элбери?