табл. 10).
Такие решения часто принимаются на начальном этапе: достаточно большое количество заведенных дел не доходит до судов. Распространена также практика вынесения приговоров, не связанных с лишением свободы, либо таких, которые на сленге называются «дать по отсиженному» (человек получает столько, сколько он уже просидел в СИЗО). Назначается штраф вместо реального срока, и все понимают, что это фактически оправдательный приговор, хотя по форме он оправдательным не является.
Кроме того, формой исправления обвинительного уклона, сложившегося в течение 2000-х, стала практика регулярных амнистий. В Российской Федерации амнистия применяется не столько для улучшения положения осужденных, сколько для исправления следственных и судебных ошибок. Это способ закрыть чрезвычайно большое количество дел, которые следователи завели, потому что они должны их заводить, которые судьи проштамповали, потому что они боятся возражать следствию, которые система хочет потом замести под ковер, убрать с глаз долой и не отвечать за эти судебные ошибки.
Система пытается как-то решить проблему перенаселения тюрем и перенаселения СИЗО. Если мы посмотрим на цифры, то увидим, что количество осужденных в рассматриваемом периоде снижается (см. табл. 11).
Таблица 10. Количество оправданных лиц судами Российской Федерации за 1999–2007 годы (доля оправданных вычисляется от всего количества оправданных и осужденных)[33]
Делаются попытки ввести наказания, не связанные с лишением свободы, и расширить их ассортимент. Как первая козаковская судебно-правовая реформа, так и уголовно-правовая либерализация 2010–2011 годов были связаны с внедрением таких наказаний, как обязательные работы и домашний арест, с применением технических новаций типа электронных браслетов – все это имеет целью сократить население СИЗО. Тем не менее и обвинительный уклон, и склонность органов обвинения применять арест в качестве основной меры для удобства своей работы остались – с этим сделать ничего не удалось ни одной из реформаторских волн.
Теперь рассмотрим то, что происходило в эти годы с самими тюрьмами и с системой управления ими.
Выделение управления исполнения наказаний (ГУИН) из системы МВД и передача его под контроль гражданскому ведомству – Министерству юстиции, произошло еще в ходе реформы 1998 года.
После 2005 года была образована специальная Федеральная служба исполнения наказаний, которая не подчиняется Министерству юстиции, но находится под его кураторством, под его патронатом. ФСИН – достаточно многочисленное и дорогое учреждение, на него тратится много денег, и количество его сотрудников за эти годы постоянно росло и продолжает расти до сих пор. В российской тюремной системе на одного заключенного приходится достаточное количество сотрудников ФСИН, чтобы общество могло ожидать более высокого качества тюремных услуг, чем оно видит (табл. 12).
Таблица 11. Число заключенных в расчете в России в 2005–2015 гг.[34]
По данным ФСИН
К концу 2000-х годов все больший процент тюремного населения составляли рецидивисты.[35] Это значит, что тюрьмы не только не выполняли свою исправительную функцию, но и производили новых преступников, которых потом забирали заново. Кроме того, одной из социально значимых функций мест лишения свободы за эти годы стало распространение по России туберкулеза. Тюрьмы и колонии стали очагами, откуда эта страшная болезнь распространялась далее по России. Были попытки как-то исправить ситуацию, и мы наблюдаем некоторое улучшение статистики, но тем не менее проблема не решена и не может быть решена, пока в тюрьмах, в колониях и в СИЗО находится столько людей и в таких условиях (см. цветную вклейку, рис. 6–2).
Реакцией государства на общественное внимание к ситуации в местах лишения свободы стало принятие закона «Об общественном контроле за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания и о содействии лицам, находящимся в местах принудительного содержания»[36] и образование ОНК – общественных наблюдательных комиссий, действующих на постоянной основе в каждом субъекте РФ, члены которых назначаются Советом Общественной палаты из числа кандидатур, выдвигаемых общественными объединениями, имеющими государственную регистрацию. С одной стороны, этот закон дал гражданским – членам ОНК – гарантированные права на посещение мест лишения свободы, с другой стороны, ограничил возможности некоммерческих организаций в этой сфере. Тем не менее ОНК стала достаточно значимым общественным явлением; люди, которые в ней работали, получили имя и публичное присутствие, достаточное для того, чтобы привлекать внимание к злоупотреблениям, происходящим в местах лишения свободы.
В 2000 году усилиями нижегородских правозащитников была создана другая организация – Комитет против пыток. Эта структура поставила себе целью бороться с нарушением прав человека в тюрьмах и оказывать юридическую и медицинскую помощь жертвам пыток. Их первое дело о полицейском насилии в России одновременно стало случаем выплаты наиболее высокой компенсации Европейским судом по правам человека российскому гражданину.
Таблица 12. Число заключенных в расчете на 1 сотрудника в России и в Европе (страны с числом заключенных более 10 тыс. чел.)[37]
Это было дело Алексея Михеева[38], которого задержали в 2000 году в Нижнем Новгороде и пытали электрическим током, пытаясь выбить из него признание в совершении преступления, которое, как выяснилось впоследствии, он не совершал. Доведенный до отчаяния Михеев выбросился из окна ОВД, выжил, но остался инвалидом. ЕСПЧ в 2006 году вынес положительное решение по его жалобе, и Российская Федерация должна была выплатить ему 250 тысяч евро. С этого дела началась череда громких случаев, связанных как с насилием в полиции, так и с насилием в тюрьмах, когда Комитет против пыток, Общественная наблюдательная комиссия и Совет по правам человека при президенте могли повлиять на происходящее.
Когда в поле общественного внимания появляется большое количество такого рода новостей, начинает казаться, что злоупотреблений становится больше. На самом деле это говорит о противоположном. Если взгляд общественности привлекается к такого рода злоупотреблениям, это хороший признак, а не плохой. Когда общество задается вопросом, это значит, что ответ на него уже сформулирован. Именно таким образом происходит изменение нормы. То, что еще вчера было нормальным или неинтересным, становится неприемлемым, становится раздражителем, и властная машина вынуждена что-то с этим делать.
Общая черта всех реформ, описываемых в этой главе: не все их цели достигнуты, но цели, связанные с транспарентностью, как ни парадоксально, в достаточной степени осуществлены. В России возникает своеобразный контраст между низким уровнем влияния общества на принимаемые властью решения и высоким уровнем транспарентности самой власти. Это одна из неявных или редко формулируемых, но значимых линий натяжения в нашей политической системе.
Институт государственного защитника, предусматривавшийся еще советским законодательством, развивается в эти годы и приводит к появлению государственных адвокатов – адвокатов по назначению, на которых имеют право люди, у которых нет своего адвоката или нет возможности его оплатить. В адвокатуре они занимают примерно то же место, какое тюремная медицина занимает в медицине в целом. Одновременно институт независимой адвокатуры, которую не смогла убить даже советская власть, активно развивается в эти годы, и к концу 2000-х адвокаты становятся в отдельных случаях даже политическими фигурами, звездами и героями политически значимых процессов. Появляются такие организации, как «Агора», созданная в 2005 году, предоставляющие бесплатную защиту тем, кто попал под пресс правоохранительной машины. Граждане начинают осознавать, что правовая помощь для них является предметом если не первой, то насущной необходимости, и что существует возможность отстаивать свою позицию в судах, особенно в рамках арбитражного судопроизводства, отстаивать свои интересы против государства и государственных структур и даже иногда выигрывать.
Итак, 2000-е были годами, когда российские граждане пришли в суд. Это была заря эпохи русского сутяжничества, которая продолжается у нас и сейчас и которая в дальнейшем будет только усиливаться. Это не сделало судебную систему намного эффективнее, но это сделало происходящее в судах предметом общественного внимания и публичного интереса.
Глава 7. Цитадель и ее стража. История силовиков
Россия – страна силовиков.
По количеству полицейских на 1000 человек Российская Федерация к 2015 году занимала первое место среди стран с населением больше 50 миллионов: на каждую тысячу россиян приходилось 5,5 полицейских. Даже в Китае (данные 2012 года) этот показатель составил всего лишь 3,2, в Германии – 2,9. Даже в постоянно воюющем Израиле – тоже 2,9.[39] При этом полицейские – это не единственные представители силовой бюрократии, которая за 2000-е годы стала основным бенефициаром режима, одновременно его опорой и выгодоприобретателем.
На протяжении всего периода, рассматриваемого в этой книге, постоянно росло количество вооруженных людей в форме и расходы федерального бюджета на их содержание. В эти годы происходило разделение общего силового сословия на различные группы интересов. Конкуренция или прямая борьба этих кланов между собой к концу 2000-х годов превратилась в некую пародию на политическую конкуренцию, или ее замену – надо признать, довольно плохую замену (как говорил персонаж О. Генри, «Песок – неважная замена овсу»). Но тем не менее это суррогат системы сдержек и противовесов: вместо общественного контроля, вместо взаимного сдерживания ветвей власти в российской политической ситуации мы имеем конкуренцию силовиков.