Возвращение к легенде
Это было
с бойцами
или страной,
или
в сердце
было
в моем.
ПУТЬ К ПОБЕДЕ
Подвиг, которому посвящена книга Александра Васильева «Возвращение к легенде», особенный: с него началась героическая летопись родного мне Юго-Западного фронта. Тогда мы все, от командующего фронтом до рядового бойца, знали о жестоких боях на реке Сан и гордились мужеством защитников Перемышля — как в дни обороны города, так и после, когда героический гарнизон, выполняя поставленную задачу, отходил, нанося удары врагу. За этот подвиг 99-я стрелковая дивизия, составлявшая ядро гарнизона, в июле 1941 года первой из всех воинских частей и соединений с начала войны была награждена орденом Красного Знамени.
Однако только в последние годы о подвиге защитников Перемышля вспомнили вновь. Появились очерки и статьи, освещающие его отдельные этапы и прежде всего контрудар 23 июня, когда немецко-фашистские захватчики были отброшены к исходным рубежам, за линию государственной границы. Эти публикации вызвали живой отклик как у ветеранов войны, так и у молодежи.
И вот, наконец, перед нами книга, рассказывающая о героической эпопее, которая началась в Перемышле на рассвете 22 июня 1941 года и закончилась последним боем защитников полтора месяца спустя где-то между Уменью и Кировоградом.
Это были очень тяжелые дни. Ни для кого не секрет, что мы отступали. Но мне, человеку военному, пережившему и отступления и победы, хочется высказать одну мысль, которая должна помочь глубже понять ход событий летом 1941 года.
Никто из фашистских вояк, привыкших к легким победам, не ожидал такого сопротивления, какое они встретили на советской земле. Наша армия, отступая, наносила жестокие удары врагу, выматывала гитлеровских захватчиков в упорных боях, смелыми маневрами нарушала движение их походных колонн, то есть проявила предельную жизнеспособность. Первые месяцы войны, зачастую горькие и трагические, были для всех нас школой мужества и овладения опытом, необходимым для последующего разгрома врага.
Величие подвига нашей армии и народа, как это доказали герои обороны Бреста, Лиепаи, Перемышля и других городов уже в первые дни войны, заключалось в том, что перед лицом величайших потрясений и тяжелых неудач бойцы и командиры вынесли самый сильный, первый удар, которым гитлеровский фашизм надеялся выиграть всю войну. В дни жестоких испытаний советские люди проявили высокие морально-боевые качества, мужество, самоотверженность, верность долгу.
Наша молодежь должна знать правду о подвиге своих отцов, о том трудном пути, по которому мы шли к Победе.
Книга писателя А. Васильева «Возвращение к легенде» рассказывает об этом. Искушенный в литературе читатель, возможно, найдет в ней отдельные недостатки. Но это особый разговор, и начинать его не мне. Я, со своей стороны, могу лишь приветствовать инициативу автора и издательства «Молодая гвардия» рассказать о перемышльской эпопее.
Думаю, что все читатели, особенно молодежь, с интересом прочтут эту книгу, пронизанную благородной мыслью о непобедимости нашего народа.
Маршал Советского Союза И. БАГРАМЯН
ПОДВИГ НА САНЕ
Шел пятый день войны.
Наша дивизия, стоявшая под Кременцом, почти в двухстах километрах от границы, еще не вступала в бой. Но фронт был уже близко… Он приближался быстро и неумолимо вопреки всем, даже самым мрачным, предположениям. С каждым часом нарастал грозный гул, который несся, казалось, из недр земли. Тревожно сжималось сердце: неужели мы отступаем? Сводки на этот вопрос не давали ответа: в них говорилось, на каких направлениях идут бои, но не указывалось ни одного конкретного населенного пункта. Так было все эти дни.
И вдруг… Я помню лес, где расположился штаб нашего артполка, сосны в косых лучах предзакатного солнца и радиста, бегущего с только что полученной сводкой в руке. «Победа!» — радостно кричал он. Но в сводке была лишь одна обнадеживающая строчка: «Стремительным контрударом наши войска овладели Перемышлем». Где этот город? Командир полка, пожилой подполковник Логунович, попросил меня, своего, как он называл, неофициального порученца, принести из машины атлас. Мы все, кто был тогда в штабе, сгрудились над картой. Вот Западная Украина, вот Кременец, а вот, юго-западнее, на самой границе, Перемышль.
Затаив дыхание мы смотрели на маленький кружок, перерезанный голубой полоской реки. Кто-то из «стариков» вспомнил первую империалистическую войну: тогда под Перемышлем русская армия разгромила врага и опрокинула его планы. Так же, наверно, будет и сейчас… Заместитель командира полка, старший политрук Нужный, молодой еще человек с матово-бледным лицом и синевой бороды на щеках, подхватил: надо немедленно рассказать об этом контрударе бойцам, провести беседы. Жаль, что в сводке не упоминаются ни номера частей, ни фамилии героев. Но важно то, что мы уже знаем место первого подвига!
Я помню, как воспрянули духом мы все, независимо от возраста и званий. Теперь нас не пугал грозный гул. «Пусть подойдут!» — думали мы.
И они подошли — утром следующего дня. Сначала в бой вступила пехота, затем грянули наши батареи. Некоторое время мы, штабники, были в неведении и напряженно вслушивались в грохот взрывов. Но вот появились первые донесения с передовой. Они были оптимистическими: «Подавлена вражеская огневая точка», «Рассеян большой отряд мотоциклистов»…
То же повторилось и на другой день. Наступление немцев на участке нашей дивизии, как сообщили из штадива, остановилось. Противник перешел к обороне, стал окапываться. В полдень он предпринял еще одну, последнюю вылазку и, снова отступив, успокоился. Его орудия вдруг замолчали, в лесу сразу стало тихо.
Эта тишина почему-то насторожила подполковника, и он, взяв с собой меня и моего дружка, командира штабной батареи лейтенанта Сеню Калашникова, поехал на НП. С чердака старой, заброшенной мельницы, где обосновались наши наблюдатели, я впервые увидел немцев, вернее, их окопы, в глубине которых что-то копошилось и тускло сверкало… Наша артиллерия поработала неплохо: многие окопы осыпались, на дорогах чернели разбитые, сожженные остовы машин, вдалеке, за речушкой, горел какой-то хутор, где, по данным разведки, находился немецкий командный пункт…
Довольные и веселые, мы с Сеней вернулись к себе в штаб и, плотно пообедав, растянулись на траве. Но вдруг раздался оглушительный грохот — сначала в районе наших огневых позиций, затем ближе. Низко, над самыми деревьями, пролетели самолеты, землю рвануло, в лесу на мгновенье стало темно. Мы едва успели прыгнуть в траншею…
А через несколько часов боя наша дивизия поспешно оставила Кременец. Преследуемый лавиной огня, по шоссе мчался поток машин и повозок. То и дело возникали «пробки»: сбившись в кучу, испуганно ржали лошади, ругались ездовые. Регулировщики пытались навести порядок: с автоматами в руках они отважно бросались наперерез машинам и орудиям, выясняли их принадлежность и направляли одних прямо, других — в сторону… Мимо нашей штабной машины, прижатой к обочине, проехала колонна автобусов с красными крестами на кузове — их пропускали первыми. Неподалеку в поле разорвался немецкий снаряд, осыпав нас комьями земли. Сеня (он ехал вместе со мной) пробормотал: «Сволочи, на пятки наступают. Еще накроют здесь!» Но вскоре регулировщики добрались до нас.
— Семьсот семнадцатый непромокаемый? — хрипло переспросил капитан в синей фуражке, с худым, черным, как у кочегара, лицом и махнул флажком. — Доедете до развилки, и направо!
Проехав километров пятьдесят, мы ночью добрались до станции Ямполь, где уже находились наши тылы. Начальник снабжения, которого мы нашли в одной из комнат на вокзале, предложил нам выпить. «Потому что вырвались из окружения», — пояснил он. Я недоумевал: еще несколько часов назад мы были уверены, что немцы, напоровшись на наш огневой вал, выдохлись… Теперь мне стало понятно беспокойство командира полка.
Наша походная колонна подошла только на рассвете. Подполковник вел ее по проселочным дорогам, почти без отдыха. Мы его еле узнали. Постаревший лет на десять, с запавшими небритыми щеками и покрасневшими веками обычно добрых, а сейчас мрачно-тревожных близоруких глаз, он сказал, чтобы я достал пишущую машинку, и стал диктовать мне донесение в штаб дивизии.
«Противник прорвался на флангах… Возникла угроза охвата… После упорного сопротивления мы отступили… Наши потери: примерно одна треть личного состава, в том числе шесть старших и одиннадцать средних командиров, а также двадцать одно орудие».
Командир полка взял бумагу, дрожащей рукой подписал.
— Иди сюда, комиссар, — позвал он замполита, — подпиши…
Нужный, успевший побриться, выглядел немного бодрее. Однако, прежде чем подписать, он подумал и добавил еще одну строчку:
«Моральное состояние полка хорошее».
Мы подъехали к загородной роще, где уже сосредоточилась вся дивизия. Возле маленького кирпичного домика стояло несколько легковых машин, среди них черный генеральский ЗИС. Здесь расположился штаб. Логунович и Нужный, захватив донесение, пошли туда, на ходу оправляя ремни. Я проводил взглядом их ссутулившиеся спины.
Но вот двери распахнулись, и вышел сам комдив — высокий, худой, в низко надвинутой фуражке. За ним шел адъютант и нес завернутое в чехол знамя.
— Постройте свои полки, — сказал генерал, и командиры бросились к машинам.
Построение происходило здесь же, на поляне, возле штаба. Я смотрел на поредевшую дивизию, и перед моими глазами невольно вставала другая картина: утро 22 июня, когда мы услышали о начавшейся войне. Это был