— Была борьба, более трудная для меня, чем битва за Хорнбург, — ответил Арагорн. — Я смотрел в Камень Ортанка, друзья.
— Вы смотрели в этот проклятый колдовской Камень? — со страхом и удивлением воскликнул Гимли. — И вы видели Его? Даже Гэндалф опасался такой схватки.
— Вы забыли, с кем говорите, — строго сказал Арагорн, и глаза его блеснули. — Я разве не провозгласил открыто свой титул у дверей Эдораса? Чего вы боитесь?.. Нет, Гимли, — добавил он более мягким голосом, и суровое выражение покинуло его лицо, Арагорн стал похож на человека, без сна проработавшего ночь напролет, — нет, друзья мои, я — законный хозяин Камня, у меня есть право и сила на то, чтобы им воспользоваться. Во всяком случае, так мне кажется. Право не может быть оспорено. Силы хватило — едва. — Он глубоко вздохнул. — Это была жестокая борьба, и усталость от нее проходит медленно. Я не сказал Ему ни слова и в конце концов подчинил Камень своей воле. Этого Ему не вынести. И Он видел меня. Да, мастер Гимли, Он видел меня, но в ином обличье, нежели видите вы сейчас. Если это поможет Ему, тогда я совершил ошибку. Хотя я так не думаю. Мне кажется, что для Него было ударом узнать, что я жив и хожу по земле: до сих пор Он этого не знал. Глаза Ортанка не проникают под доспехи Теодена, но Саурон не забыл Исилдура и меч Элендила. Теперь, казалось бы в час исполнения Его желания, потомок Исилдура появился на свет и меч восстановлен: я показал Ему скованное заново лезвие. Он не настолько могуч, чтобы вовсе не ведать страха, и Его грызет сомнение.
— Но все же Он владеет огромными силами, — заметил Гимли, — и теперь поспешит нанести удар.
— Удар второпях редко бывает удачным, — сказал Арагорн. — Но и мы должны наступать на Врага, а не ждать, пока Он начнет. Понимаете, друзья, овладев Камнем, я узнал многое. Огромная опасность надвинулась на Гондор с юга, она отвлечет много сил от обороны Минас-Тирита. Если ее быстро не отразить, через десять дней Город падет.
— Тогда он погиб, — сказал Гимли. — Какую помощь мы можем послать туда и прибудет ли она вовремя?
— Мне некого послать на помощь, — сказал Арагорн, — поэтому пойду сам. Но лишь путь под горами приведет меня к береговой линии до того, как все погибнет. Это Тропы Смерти.
— Тропы Смерти! — воскликнул Гимли. — Какое странное название. Я заметил, что люди Рохана его не очень любят. Может ли живой использовать эту дорогу и не погибнуть? И даже если мы пройдем там, могут ли несколько человек противостоять силе всего Мордора?
— Живые никогда не использовали эту дорогу со времени прихода рохирримов, — сказал Арагорн, — она закрыта для них. Но в трудный час потомок Исилдура может воспользоваться ею, если посмеет. Слушайте, вот какие слова своего отца, мудрейшего из знатоков сказаний, передали мне сыновья Эльронда: «Прошу Арагорна помнить слова пророка и Тропы Смерти».
— А что это за слова пророка? — спросил Леголас.
— Так говорил пророк Малбет в дни Арведуя, последнего короля в Форносте, — пояснил Арагорн:
Долгая Тень упала на землю,
Крылья Тьмы простерлись на запад.
Дрогнула Крепость; к королевским могилам
Судьба подступает. Мертвецы пробудились;
Ибо клятвопреступников пробил час;
У Камня Эреха вновь они встанут
И услышат рог, трубящий в холмах.
Чей он будет? Кто вызовет их,
В забвение канувших, из сумерек серых?
Потомок того, кому принесли они клятву.
С Севера явится он, приведенный нуждою:
Он пройдет через Дверь заповедными Тропами Смерти.
— Тропы эти, несомненно, темны, — сказал Гимли, — но для меня не темнее этих строк.
— Если вы поймете их лучше, чем я, велю вам идти со мною, — сказал Арагорн, — а именно этим путем я и намерен идти. Но делаю это без радости: нужда заставляет меня; поэтому беру с собой только тех, кто согласен идти по доброй воле, ибо там ждут нас тяжелый труд и великий страх, а может, и еще что-нибудь похуже.
— Я пойду с вами по Тропам Смерти, куда бы они ни вели, — сказал Гимли.
— Я тоже пойду, — сказал Леголас, — потому что не боюсь мертвецов.
— Надеюсь, канувшие в забвение не забыли, как сражаться, — сказал Гимли. — А иначе не понимаю, почему мы должны дрожать перед ними.
— Это мы узнаем, если доберемся до Эреха, — сказал Арагорн. — Они поклялись бороться с Сауроном и должны сражаться теперь, если хотят сдержать клятву. В Эрехе стоит Черный Камень, который, как говорят, был принесен из Нуменора Исилдуром. Камень был установлен на холме, и на нем Горный Король поклялся Исилдуру в дружбе в день основания Гондора. Когда Саурон вернулся и вновь обрел силу, Исилдур призвал горцев выполнить клятву, но они не сделали этого: они преклонились перед Сауроном в Темные Годы. Тогда Исилдур сказал их королю: «Ты будешь последним королем. И если Запад окажется сильнее Черного Господина, я налагаю на тебя и твой народ проклятие: не знать отдыха, пока ваша клятва не будет выполнена. Эта война продлится бесчисленные годы, и однажды вы будете призваны снова». И они бежали от гнева Исилдура, не осмелились выступить в войне на стороне Саурона, притаились в горных убежищах, порвали связи с другими людьми и медленно уменьшались в числе. Ужас бессонной ночи лежит на холме Эреха и на всех местах, где жили эти люди. Но я должен идти этим путем, потому что никто из живущих не поможет мне. — Арагорн встал и выпрямился. — Вперед! — воскликнул он, выхватив меч и взмахнув им в сумеречном зале Бурга. — К Камню Эреха! Я иду к Тропам Смерти. Идите со мной, кто может!
Леголас и Гимли молча встали и вышли из зала вслед за Арагорном. На лужайке ждали молчаливые и неподвижные рейнджеры в капюшонах. Леголас и Гимли сели на лошадь. Арагорн вскочил на Рохерина. Халбарад поднял большой рог, и рев эхом отдался в Пропасти Хельма. Всадники двинулись вперед, бурей пронеслись по долине, и люди с удивлением смотрели им вслед.
Пока Теоден пробирался по горным дорогам, Серый Отряд промчался по равнинам и в полдень следующего дня прибыл в Эдорас. Здесь сделали короткую остановку, проскакали долиной и к наступлению темноты были в Данхэрроу.
Леди Эовин приветствовала их и была им очень рада. Она никогда не видела таких сильных людей, как дунаданы и прекрасные сыновья Эльронда, но чаще всего ее взгляд был устремлен на Арагорна. Когда все сели ужинать, она услышала обо всем, что произошло с отъезда Теодена: узнала о битве в Пропасти Хельма и о гибели врагов. Глаза ее сияли.
Но наконец она сказала:
— Господа, вы устали! Пройдите в покои, которые спешно для вас приготовлены. Завтра мы разместим вас лучше.
Арагорн ответил:
— Нет, леди, не беспокойтесь из-за нас! Если мы сможем переночевать и утром позавтракать — этого вполне достаточно. У нас срочное дело, и на рассвете мы выезжаем.
Она улыбнулась ему:
— Вы совершили добрый поступок, несколько свернув со своего пути, чтобы принести новости Эовин и поговорить с нею в ее изгнании.
— Ни один человек не счел бы такую поездку напрасной, — сказал Арагорн. — И, однако, леди, я не приехал бы сюда, если бы моя дорога не вела через Данхэрроу.
Она ответила, явно недовольная его словами:
— Тогда вы ошиблись: из Данхэрроу ни одна дорога не ведет на восток или на юг, вам придется повернуть назад.
— Нет, леди, — сказал он. — Я не ошибся. Я бывал в этих землях до того, как родились вы, чтобы украсить их. Из этой долины ведет одна дорога, по ней я и пойду. Завтра я двинусь по Тропам Смерти.
Эовин с ужасом смотрела на него. Лицо ее побледнело. Она долго сидела молча.
— Но, Арагорн, — сказала она наконец, — неужели ваша задача — искать смерть? Больше ничего не найдете вы на этой дороге. По ней не позволено идти живым.
— На этот раз мне могут позволить пройти, — возразил Арагорн, — по крайней мере я попытаюсь. Никакая другая дорога мне не подходит.
— Но это безумие! С вами славные и доблестные люди, они нужны на войне, а вы уведете их в тень. Прошу вас остаться и ехать с моим братом. Тогда наши сердца возрадуются, а надежда окрепнет.
— Это не безумие, леди, — ответил он, — я иду предназначенной мне дорогой. А те, кто идет со мной, делают это добровольно: ничто не мешает им остаться и отправиться с рохирримами. Но, если понадобится, я пойду Тропами Смерти один.
Больше они ни о чем не говорили и ели в молчании, но глаза Эовин не отрывались от Арагорна, и все видели, как она мучается. Наконец они встали, поблагодарили леди за заботу и отправились отдыхать.
Когда Арагорн подошел к палатке, установленной для него, Леголаса и Гимли, и его товарищи вошли туда, его окликнула леди Эовин. Он обернулся и увидел ее, одетую в белое и мерцающую, словно лунный свет. Но глаза ее пылали огнем.
— Арагорн, зачем вы идете этой смертоносной дорогой?
— Это мой долг, — ответил он. — Только так надеюсь я сыграть свою роль в войне с Сауроном. Я не выбирал тропу опасностей, Эовин. Если бы я шел, куда хочу, то бродил бы сейчас далеко на Севере, в прекрасной долине Ривенделла.
Некоторое время она молчала, обдумывая его слова. Потом взяла его за руку.
— Вы мужественный и решительный человек, — сказала она. — Такие люди заслуживают славы. — Она еще помолчала. — Если вы должны идти, позвольте мне следовать за вами. Я устала скрываться в горах и хочу смотреть в лицо опасности и битве.
— Ваш долг — быть с вашими людьми, — возразил Арагорн.
— Слишком часто слышала я о долге! — воскликнула она. — Но разве я не из дома Эорла, разве я не умею держать меч? Я долго ждала. Разве я не могу теперь вести такую жизнь, какую хочу?
— Мало кто делает это с честью, — ответил он. — Что касается вас, леди, разве вы не приняли на себя управление людьми до возвращения повелителя? Если бы на это место был назначен какой-нибудь маршал или капитан, смог бы он отказаться и уехать, сославшись на усталость?
— Я навсегда обречена быть избранной? — с горечью спросила она. — Я навсегда обречена оставаться, когда всадники уезжают, и беречь их дома, пока они завоевывают славу, и заботиться о том, чтобы, возвратившись, они нашли еду и постель?