— Вы сердитесь на меня, Гэндальф? — спросил он, когда их провожатый вышел, затворив за собой дверь. — Я сделал все что мог.
— Что верно, то верно! — и Гэндальф неожиданно рассмеялся. Он подошел, встал рядом с Пиппином, обхватив хоббита за плечи, и посмотрел в окно. Пиппин с некоторым удивлением взглянул в такое близкое теперь лицо – смех был веселым и радостным. И все же поначалу хоббит разглядел в лице чародея лишь следы забот и печалей, но, вглядевшись внимательнее, различил за всем этим великую радость, родник веселья, который, пробившись на волю, заставил бы смеяться целое королевство.
— Ты и впрямь сделал все что мог, — сказал чародей, — и, надеюсь, не скоро вновь будешь загнан в угол между двумя столь ужасными стариками. Впрочем, повелитель Гондора узнал от тебя больше, чем ты полагаешь, Пиппин. Ты не сумел скрыть от него, что не Боромир вел отряд от Мории и что среди нас был благороднейший человек, который шел в Минас-Тирит, а у него – знаменитый меч. Гондорцы много размышляют над рассказами о былом, и со времени ухода Боромира Денетор немало поломал голову над загадкой и словами «Проклятие Исильдура».
Он не похож на других наших современников, Пиппин, и от кого бы он ни вел свой род по отцовской линии, в его жилах и в жилах его второго сына, Фарамира, почти наверняка течет уж не знаю как примешавшаяся западная кровь. Денетор умеет заглядывать далеко. Напрягая волю, он способен постичь многое из того, что творится в умах людей, даже тех, что живут далеко от него. Его трудно обмануть, опасно даже пытаться обвести Денетора вокруг пальца.
Помни об этом! Ибо ты поклялся служить ему. Не знаю, что внушило тебе такую мысль или порыв, но ты молодец. Я не мешал: не следует препятствовать благородным поступкам, искушая их холодным рассудком. Ты тронул сердце Денетора и (да будет мне позволено заметить) позабавил его. По крайней мере, теперь ты можешь свободно передвигаться по Минас-Тириту – в свободное от службы время: ведь у твоего поступка есть и иная сторона. Ты поступил в распоряжение Денетора, и он этого не забудет. Поэтому будь осторожен!
Чародей замолчал и вздохнул. — Что ж, незачем думать о том, что может принести нам утро. Я уверен, что еще много дней каждое «завтра» будет хуже, чем «вчера». Тут уж ничего не поделаешь. Фигуры расставлены и делают первые ходы. Среди них та, которую я очень хочу увидеть, – Фарамир, отныне наследник Денетора. Не думаю, что он в городе, но у меня не было времени собрать новости. Я должен идти, Пиппин. Мне нужно пойти на Совет властителей и вызнать сколько возможно. Но следующий ход за Врагом, он вот-вот начнет игру, и пешки увидят не меньше других фигур, Перегрин, сын Паладина, ратник Гондора. Остри свой меч!
На пороге Гэндальф обернулся. — Я спешу, Пиппин, — сказал он. — Если будешь выходить, сделай мне одолжение. Даже раньше, чем ляжешь спать, если ты не слишком устал. Разыщи Обгоняющего Тень и посмотри, как его устроили. Эти люди добры к животным, ибо это добрый и мудрый народ, но обращаются с лошадьми менее искусно, чем иные.
С этими словами Гэндальф вышел, и тотчас с башни цитадели донесся чистый и ясный звон. Колокол ударил трижды, отмечая третий час с восхода солнца, и умолк.
Через минуту Пиппин вышел, спустился по лестнице и оглядел улицу. Солнце теперь ярко сияло и грело, башни и высокие дома отбрасывали на запад длинные четкие тени. Гора Миндоллуин вздымала в голубую высь свой белый шлем и снежный плащ. По улицам города в разных направлениях шли вооруженные люди: был час смены постов и караулов.
— У нас в Шире это называется «девять часов», — вслух сказал себе Пиппин. — Самое время для хорошего завтрака у открытого окна на весеннем солнышке. Как мне хотелось бы позавтракать! Здесь вообще-то завтракают? Или я опоздал? И когда у них обед, и где?
Вскоре он заметил человека в черно-белых одеждах, который шел ему навстречу по узкой улице от центра цитадели. Пиппин, которому было одиноко, решился заговорить, когда этот человек подойдет к нему, но в том не было необходимости. Человек подошел прямо к нему.
— Вы коротыш Перегрин? — спросил он. — Мне передали, что вы поклялись служить повелителю и городу. Добро пожаловать! — Он протянул руку, и Пиппин пожал ее.
— Меня зовут Берегонд, сын Баранора, — продолжал человек. — Сегодня утром я свободен, и меня послали обучить вас паролям и объяснить то, что вы пожелаете узнать. Со своей стороны, я хочу узнать о вас. Никогда раньше мы не видели в своей земле коротышей, и, хотя до нас доходили слухи о них, в наших сказаниях о них говорится очень мало. К тому же вы друг Митрандира. Вы хорошо с ним знакомы?
— Ну, — ответил Пиппин, — я знаю его всю мою короткую жизнь, а недавно мы вместе совершили далекое путешествие. Но в этой книге можно прочесть многое, и я не поклянусь, что проглядел больше пары страниц. И все же так, как я, его, наверное, знают немногие. Я думаю, в нашем отряде только Арагорн знал его по-настоящему.
— Арагорн? — переспросил Берегонд. — А кто это?
— О, — смутился Пиппин, — один человек, он шел с нами. Я думаю, сейчас он в Рохане.
— Я слыхал, что и вы побывали в Рохане. Я многое хотел бы узнать от вас об этой земле: мы возлагали на этих людей свои скудные надежды. Но я забыл о своем поручении: вначале я сам должен ответить на ваши вопросы. Что вы хотели бы узнать, мастер Перегрин?
— Что ж, — промолвил Пиппин, — не сочтите меня нахалом, но сейчас меня больше всего интересует, как у вас насчет завтрака. В смысле, когда у вас едят и где трапезная, если она есть. И есть ли гостиницы? Когда мы ехали в цитадель, я приглядывался, но не заметил ни одной, хотя меня поддерживала надежда получить в доме мудрых и учтивых людей хотя бы глоток эля.
Берегонд серьезно взглянул на хоббита. — Вижу старого служаку, — сказал он. — Говорят, настоящие воины и путешественники прежде всего думают о сне и выпивке. Впрочем, сам я никогда не путешествовал. Так вы сегодня еще не ели?
— Ну, мягко говоря, кое-как перекусил, — сознался Пиппин, — но лишь кубком вина и парой кусочков хлеба от щедрот вашего повелителя, за что он битый час осыпал меня вопросами, а от этого разыгрывается аппетит.
Берегонд рассмеялся. — У нас говорят, за столом и малыш способен на подвиги. Однако вы разговелись тем же, чем все в цитадели, и с большим почетом. Ведь это крепость, это башня Стражи, а вдобавок мы в состоянии войны. Поднимаемся затемно, заморим червячка – и за дело. Да не горюйте! — Он снова рассмеялся, увидев испуг на лице Пиппина. — Те, у кого служба тяжелая, поздним утром получают кое-что для подкрепления сил. Затем в полдень, или когда позволяют обстоятельства, бывает полдник. Потом все собираются на обед, а на закате приходит час веселья, насколько оно здесь еще возможно.
Идемте! Прогуляемся, прихватим съестного, перекусим где-нибудь в укреплениях и полюбуемся прекрасным утром.
— Минутку! — воскликнул Пиппин, краснея. — Жадность, которую вы учтиво назвали голодом, заставила меня обо всем позабыть, но Гэндальф – по-вашему, Митрандир – попросил меня приглядеть за его конем, Обгоняющим Тень, огромным скакуном из Рохана и, как я слышал, зеницей королевского ока, которого король даровал Митрандиру в благодарность за помощь. Я думаю, новый хозяин любит это животное больше, чем многих людей, и, если его благоволение что-нибудь да значит для Города, вы будете обращаться с Обгоняющим Тень со всем почтением и ласковее, чем с этим вот хоббитом, если такое возможно.
— Хоббитом? — переспросил Берегонд.
— Так мы себя называем, — пояснил Пиппин.
— Рад узнать это, — сказал Берегонд, — ибо теперь могу утверждать, что диковинный выговор не портит прекрасную речь, а хоббиты – истинные златоусты. Идемте! Вы познакомите меня с этим славным конем. Я люблю животных, но в этом каменном городе мы редко их видим, ведь мой народ пришел из горных долин, а туда – из Итилиена. Но не бойтесь! Посещение будет коротким, простым визитом вежливости, а оттуда мы пойдем в кладовые.
Пиппин нашел, что Обгоняющего Тень разместили удобно и ухаживают за ним хорошо. В шестом круге за стенами цитадели располагались прекрасные конюшни, где рядом с квартирами гонцов Наместника – посланцев, всегда готовых пуститься в путь по приказу Денетора или его военачальников, – держали немногочисленных резвых коней. Но сейчас не было ни коней, ни всадников.
Когда Пиппин вошел в конюшню, Обгоняющий Тень заржал и повернул голову. — Доброе утро! — сказал Пиппин. — Гэндальф придет, как только сможет. Он занят, но шлет привет, а я должен посмотреть, все ли у тебя есть. Надеюсь, ты отдохнешь после долгой работы.
Обгоняющий Тень мотнул мордой и переступил с ноги на ногу, но позволил Берегонду осторожно коснуться его головы и потрепать по могучему крупу.
— Он выглядит так, будто его готовили к бегам: и не скажешь, что он совсем недавно вернулся из долгого путешествия, — заметил Берегонд. — Как он силен и горд! Где его сбруя? Она должна быть богатой и прекрасной.
— Для него нет достаточно богатой и прекрасной сбруи, — ответил Пиппин. — Он вовсе ее не терпит. Если он согласен нести вас, так понесет, а если не согласен, что ж, – ни кнут, ни узда не помогут. До свидания, Обгоняющий Тень! Потерпи немного! Скоро битва.
Обгоняющий Тень поднял голову и заржал так, что вся конюшня задрожала, а хоббит и человек зажали уши. Проверив, полны ли ясли, Пиппин и Берегонд вышли.
— А теперь позаботимся о своем пропитании, — сказал Берегонд и повел Пиппина обратно в цитадель, а там – к двери в северном боку большой башни. Они спустились по длинной и холодной лестнице в освещенный лампами широкий коридор. В стенах по обеим сторонам были окошки, и одно из них – открыто.
— Это кладовая моего отряда гвардии, — объяснил Берегонд. — Приветствую, Таргон! — крикнул он в окошко. — Еще рано, но со мной новичок, которого повелитель принял на службу. Он прибыл издалека и ехал долго, туго затянув пояс, к тому же нынче утром ему пришлось немало потрудиться, и он голоден. Дай нам, что у тебя есть.