– Мне будет жаль расставаться с ними, но в конечном итоге это ради их же блага.
Жаль?! Я поперхнулся, захлебнулся, закряхтел, отпил еще глоток кофе, улыбнулся и заявил:
– Вот видишь, все в конце концов уладилось!
Глава 7
Должен признать, добрый капитан Массуд организовал наше отбытие по-армейски четко. Двое суток он не спал, подстегивая трудолюбивых техников, и те развили лихорадочную деятельность. То и дело прибывало оборудование, и тут же его энергично расхватывали. Без какой-либо просьбы с нашей стороны он снес перегородки ряда кают, перестроив их в номер люкс для нас с Анжелиной, вплоть до смежного бара. Искры сварки взлетали под потолок, дрели визжали, молотки грохотали, а свинобразы сердито верещали в ответ. Мы отправились домой собрать вещи, и я нашел утешение в выпивке. Мысль о грядущем полете отнюдь не тешила меня. Уймабашлия еще никогда не казалась мне такой привлекательной. Я поднял бокал за мириады ее утех, которые вот-вот уйдут для меня в небытие.
Слишком уж быстро я окажусь во многих парсеках от ее ласковых объятий. Я порядком хлебнул, почтив теплые воспоминания. Расслабился, ворча под нос, вздремнул, глотнул еще – и снизошла тьма…
Неопределенное время спустя я пробудился оттого, что Анжелина ухватила меня за нос. Открыл было рот, дабы возгласить протест, и она тут же вбросила туда здоровенную пилюлю. И залила ее солидным глотком воды. Захлебнувшись, я подскочил, задрожал, как тронутая струна контрабаса, а из ушей у меня повалил дым. Пилюля «Отрезвина» оказывала свое отрезвляющее воздействие, а я содрогался и корчился.
– А это было обязательно? – просипел я.
– Да. Меня уведомили, что праздник по поводу отбытия на корабле уже выдыхается и взлет состоится, как только мы прибудем. Мы выходим.
Мы вышли. Парадная дверь лишь скрипнула, как только стазис-поле крепко-накрепко запечатало ее. Наш шофер отсалютовал, распахнув для нас дверцу лимузина. В космопорте тоже царил четко налаженный порядок. Мы полюбовались сверкающим на солнце «Свинобразьим экспрессом», избавленным от ржавчины и отполированным до блеска. При нашем приближении лифт съехал вниз, и из него вышел Боливар, радостно замахавший нам рукой.
– Желаю вашему свинобразьему курорту замечательного путешествия. Жду лучезарных вестей с дороги.
Мать обняла его; я обменялся сердечным рукопожатием. Потом мы весело помахали на прощание сыну, силуэт которого скрылся в лучах закатного солнца. Я обернулся, подавив порывистый вздох, к нашему космическому свинарнику. Мы ступили в портал входа, и лифт стремительно вознес нас навстречу будущему, наверняка сулившему массу интересного. Дверь шлюза с жужжанием загерметизировалась.
– Пожалуйста, займите места. До старта три минуты.
Противоперегрузочные кресла уже дожидались нас. Чтобы пристегнуть ремни, потребовались считаные секунды. Счастливая Анжелина пожала мне руку. Я фальшиво улыбнулся в ответ, и тут же двигатели заставили звездолет встряхнуться, будто пробуждаясь ото сна.
Механистрия, мы идем к тебе!..
Едва перегрузки кончились, я отстегнулся и направился – чисто рефлекторно – к только что установленному бару.
– Заливаем бельма с утра пораньше?.. – прозвучал у меня в ушах ледяной голос моей ненаглядной.
Обернувшись к ней, я отставил бокал и угрюмо кивнул:
– Разумеется, ты права. Я просто почувствовал жалость к себе и прошу прощения. За работу! Дай мне знать, когда придет время коктейля.
– Непременно. А теперь пойду найду Розочку! Этот взлет наверняка перепугал ее.
– А я на мостик.
Мы расстались. Карабкаясь по лестнице, я сетовал об упущенном коктейле. Признайся же хоть себе, Джим, – ты хлещешь горькую потому, что, откровенно говоря, толку от тебя в этом полете ничуть не больше, чем от пятого колеса. С отличным капитаном, бравым инженером в полностью автоматизированном корабле тебе попросту нет работы.
Я поднялся на мостик, и Массуд радостно помахал мне в знак приветствия.
– Деньги на капитальный ремонт потрачены с толком. Мы уже делаем курсовые поправки, и все системы работают…
Его полный энтузиазма доклад прервал треск помех, исторгнутый настенным громкоговорителем.
– Это Штрамм. У нас небольшая проблемка…
– Босс ди Гриз уже в пути! – проговорил я в микрофон, жестом остановив Массуда, приподнявшегося было из кресла. – Вы нужней здесь. Я выясню, в чем дело, и сообщу.
– Вы босс, босс. – Он уселся на место.
Направляясь в машинное отделение, я насвистывал, напрочь позабыв и о выпивке, и о депрессии, как только почуял добычу.
Штрамма я застал угрюмо взирающим на большой подсвеченный индикатор в ряду других таких же. Постучав по шкале, инженер тяжко вздохнул.
– Что? – спросил я.
– Беда, – отозвался он тоном приговоренного.
– Говорите.
Что он и сделал – с чудовищным переизбытком технических подробностей, как и любой инженер, заарканивший слушателя.
– Как вам известно, этот корабль капельку архаичен. У него нет левитационного поля для взлета и посадки.
– Но мы же взлетели!
– С большим трудом. Когда вы в последний раз пользовались противоперегрузочным креслом?
– В армии…
– Правильно. Все современные гражданские корабли используют компенсаторы перегрузок.
– Но мы же взлетели…
– Взлетели. Но с посадкой у нас будут проблемы.
– Объясните!
Он снова постучал по шкале:
– Показывает полный бак. А бак отнюдь не полон. Я тут вспомнил, как застал здесь этого борова Рифути. И начал гадать, не устроил ли он тут заодно еще какую-нибудь диверсию. Потом проверил этот бак реактивной массы для ядерных ракетных двигателей. Для взлета нам пришлось использовать часть этой массы, а стрелка показывает, что бак полон. Такого быть попросту не может. Так что я прибег к сбросу и перезагрузке – вот так.
Стрелка задрожала и прыгнула из одного конца шкалы в другой. Потом медленно чуть-чуть продвинулась – и замерла.
– Откуда следует?..
– Что Рифути слил изрядную часть содержимого бака. У нас осталось достаточно массы для взлета, да еще чуток сверх того. Но для торможения при посадке у нас ее недостаточно.
– Застряли в космосе! Обречены скитаться среди звезд во веки вечные!..
– Не совсем. Но нам придется порыскать, чтобы найти орбитальную станцию и взять на борт запас реактивной массы.
– А что это такое?
– Вода.
Пошевели-ка мозгами, Джим!
– А больше воды на борту нет?
– Есть. Но немного. Мы можем продолжать ее пить – или использовать для посадки.
– Выбор невелик.
Я прикусил губу, что всегда подстегивает мою мысль, но только сделал себе больно. Думай, Джим, думай!
– А вода – единственная реактивная масса, которой можно воспользоваться?
– Нет, но с ней проще манипулировать скопом. Отшвырните прочь достаточно быстро любую массу – и получите реактивную силу.
Первый закон Ньютона; его проходят в школе. Но что же еще можно взять, кроме воды?.. Вместе с вопросом пришел и ответ!
– Скажите-ка, Штрамм, а что фермы всегда производят в неимоверном количестве?
Он сосредоточенно сдвинул брови:
– Ну не знаю… Я горожанин до мозга костей. Ба!.. – Тут он вытаращил глаза – и ухмыльнулся до ушей. – Швырять можно что угодно!
– Верно! Так что этот звездолет будет первым в истории, применившим для приземления…
– Дерьмовую тягу!
Я был вполне доволен своим нестандартным мышлением. Штрамм же в глубокой задумчивости потирал свою незаурядную челюсть, бормоча:
– Доставка, доставка…
– Не проблема. Вызовем специалиста.
Схватив трубку корабельного интеркома, я переключил его на общий вызов и проговорил как можно более авторитарным тоном:
– Внимание, внимание! Эльмо должен сейчас же явиться в машинное отделение. Эльмо нужен внизу.
Я изучал пломбы на инспекционном лючке бака, когда мой родственничек ввалился, чуть не лопаясь от любопытства, сменившегося блаженством, как только до него дошла суть моего запроса.
– Да это ж распрекрасная идея, кузен Джим! Признаюсь, мне чегой-то невдомек, какого рожна…
– Первым делом работа, объяснения после. Вам понадобятся ведра и тачки, лопаты и вилы…
– Этого-то добра у нас навалом! – Он понесся прочь, и голос его доносился все тише. – Когда мужики прослышат про это, они будут счастливше, чем свиньи по уши в помоях!
Представить, чего ждать от мужиков дальше, было проще простого, а я не хотел иметь к этому ни малейшего касательства.
– Оставляю вас рулить ситуацией, бравый инженер Штрамм. А пока все не будет… завершено, я постараюсь избегать коридоров отсюда до свинарной палубы. Если будут еще проблемы, пожалуйста, обращайтесь ко мне на мостик.
И я постыдно бежал. В отдалении уже гремели ведра, тачки и смачные кондовые вульгаризмы. Присоединившись к Массуду, я принял любезно предложенную им чашку чая. Когда же поведал ему о вероломной выходке Рифути, безмятежная улыбка на лице капитана угасла. Он угрюмо сдвинул брови.
– Я радирую подробности планетарной полиции. Может, они смогут схватить его, прежде чем он покинет планету.
– Держи карман шире, – проворчал я. – Рифути наверняка давным-давно скрылся.
Тут на компьютере звякнул колокольчик, и капитан отставил чашку. Пробормотал что-то под нос, ввел еще несколько чисел и довольно кивнул при звуке сочного зуммера.
– Хорошо. Курсовые поправки введены и корректны. – Он нажал большую красную кнопку. – Готово. Начинаем наше первое припухание.
Не расслышав, я поковырял пальцем в ухе.
– Наверно, пробка. Я – ха-ха! – ослышался. Мне показалось, что вы сказали «припухание»!
– Так и есть. Звездолет не так уж нов…
При этих словах лицо его омрачилось, как у инженера Штрамма, когда тот говорил о корабле. В голосе его прозвучали глубинные обертона, будто эхо бездонной депрессии.
– Вы видели, какая у нас архаика вместо посадочных двигателей? Ну а маршевый двигатель немногим лучше.
– Он разве не тахионный?