– Добро пожаловать в мечту пьяниц, – проскрежетал он. – Что будем заказывать?
– Пива. Четыре большие кружки.
– Расскажите нам, что случилось, – попросила Сивилла моих сыновей, пока я боролся с кашлем.
– Конечно, – пообещал Боливар. – Только сначала скажите, вы невредимы?
Он с тревогой смотрел на нас, и пришлось кивнуть, чтобы он успокоился.
– Слава богу! Ну и напугал же ты нас, папа. Представляешь, как мы всполошились, когда получили сигнал тревоги!
– Правда? А мне казалось, я не успел его послать.
– Не успел. Но у тебя остановилось сердце, и мы поняли: что-то не так. И решили действовать.
– Оно не останавливалось! – Я схватился за запястье, нащупал пульс. Приятное, уверенное «тук-тук».
– Рад слышать. Но тогда мы об этом не знали. Буквально через несколько секунд после того, как ты отправился в ад, мы вломились в Церковь и увидели Мараблиса в дурацкой шапке. Он еще возился с пультом. Когда поворачивался, Боливар шарахнул по нему из парализатора.
– Я его уложил, но вас уже не было в Церкви. Оттого-то и сработал сердечный датчик. Потом Слэйки признался, что закинул вас, или телепортировал, в ад. Интенсивный гипноз, по этой части Джеймс мастер.
– Да, у меня это вроде хобби. Уже несколько лет. Впрочем, расколоть Мараблиса было нетрудно. Стресс и шок. Я проник в его психику и взял контроль на себя. Он сказал, что отправил вас обоих в ад. Джеймс вызвался идти за вами. Я заставил Мараблиса включить машину, а остальное вы уже видели. Все это заняло целых пять минут, но закончилось благополучно.
– Удивляюсь, как это я до сих пор не разучился удивляться! – воскликнул я.
– Пять минут! Но ведь в аду мы провели несколько часов, почти целый день!
– Разные масштабы времени? – предположил Боливар. – И вот что еще я вам скажу, просто для сведения. Отправившись в ад, я в то же самое время находился здесь. То есть отсюда я видел все то, что видел в аду Боливар, слышал, как он говорил. И наоборот…
– Пиво, – произнес жестяной голос.
– Еще четыре, – распорядился Боливар и, когда мы с Сивиллой осушили кружки, вручил нам две оставшиеся.
Прохладительный напиток благотворно подействовал на мозги. Я крякнул от удовольствия и кое-что вспомнил.
– Джеймс! А почему была стрельба в Церкви? Что произошло?
– Да ты же сам видел. Когда вы возвращались, откуда ни возьмись появился тот парень с пушкой в лапе. Я бросился в укрытие, а он расстрелял аппаратуру. Потом они с Мараблисом удрали.
– Я успел на него взглянуть, – сказал я. – Этого не может быть, но…
Джеймс хмуро кивнул:
– Я его очень хорошо разглядел. Это был профессор Слэйки с повязкой на правой культе.
– Тогда кто… кто… кто… – сбивчиво зактокал я.
– Ты хочешь спросить, кто включал машину? Кто отправлял тебя в ад и возвращал обратно? Тоже профессор Слэйки. И на клавиши он нажимал здоровой правой рукой.
– А у меня еще есть новость, – сказал я. – В аду мы встретили ярко-красного, длиннохвостого и рогатого Слэйки.
Наступила тишина. Мы напряженно искали в этой информации смысл, а может быть, хотели убедиться в его отсутствии. Наконец Сивилла прервала паузу:
– Джеймс, будь другом, свистни официанту, пусть принесет бутылочку чего-нибудь покрепче.
Никто не возразил. Все произошло так быстро и выглядело так непостижимо, что в голове у меня образовалась дикая путаница. Точно иголка, из нее высунулась и ужалила страшная мысль. Анжелина? Где она?
– Не в аду, – сказал Джеймс. – Этот же вопрос я задал Мараблису, как только погрузил его в транс. Он очень не хотел отвечать, даже едва не вынырнул, но в конце концов поддался. Я погрузил его еще глубже, чтобы вызволить вас из ада. Надеялся взяться за него по-настоящему, когда вы вернетесь… Но вы и сами знаете, что потом случилось. Уж простите.
– Простить? – радостно вскричал я. – За что? Анжелина жива, но ее куда-то закинули. Может быть, в рай. Выясним. Спасибо и на том, что ты нас выручил. Словечко «простите» совершенно неуместно. Надо как следует пораскинуть мозгами, разобраться со всеми этими головоломками и парадоксами. Но не сейчас. В первую очередь необходимо сделать два дела. Заручиться поддержкой и покончить с ненужным риском. Слэйки знал, что мы с Сивиллой на него охотимся. Сам в этом признался, когда нас отключил. А теперь он знает, что за ним гоняется вся дружная семейка. Он способен перейти в контратаку – что ж теперь, прикажете носу из гостиницы не высовывать? Короче говоря, мы должны немедленно связаться со Специальным корпусом.
– Мне нужен только телефон, – сказала Сивилла. – У меня есть номер местного резидента, он нас соединит непосредственно с Инскиппом.
– Отлично. Доложим старику обо всем. Попросим взять Церковь под надежную охрану. Никого не впускать и не выпускать. А еще посоветуем как можно скорее прислать сюда профессора Койпу. Ученый, способный создавать действующие модели машины времени и творить прочие чудеса, наверняка разберется в этих адско-райских штучках. До прибытия Койпу и космической пехоты мы не будем беспокоить Слэйки. Не забывайте, мы побывали в аду и сумели вернуться. Теперь нам предстоит найти Анжелину и возвратиться вместе с ней.
В другое, не столь тяжелое время несколько дней интенсивной релаксации в «Праздничной обители Васка Нулджа», наверное, оставили бы у меня самые светлые воспоминания. Но в те дни мысли об Анжелине не давали мне покоя. Чем бы я ни занимался (плавал, загорал, выпивал и закусывал), я даже на секунду не мог забыть о том, что ее нет рядом. Правда, негодяй Слэйки признался, что она жива, но если бы заодно сказал, где ее искать, мне бы спалось гораздо спокойней. На душе скребли кошки, и я ничего не мог с собой поделать. Я знал, что близнецы разделяют мою тревогу. Под их жеребячьими играми и ухаживанием за Сивиллой скрывались все те же грустные мысли. Я замечал тоску на лицах сыновей, когда они не подозревали, что за ними наблюдают.
Но очень скоро игры и забавы кончились. Мы приступили к делу. Вселившись в эту гостиницу по фальшивым паспортам, мы составили подробный отчет обо всем, что узнали, увидели и пережили. Картина получилась нелепая, однако мы понимали, что смысл в ней есть. Мы переслали отчет в Специальный корпус, надеясь, что там найдутся головы помудрее наших.
Они нашлись. Обзорная экскурсия по аду подействовала на меня оглупляюще. Как ни пытался я состыковать мысли, они упрямо разбредались. То и дело я поглядывал в зеркало – не краснею ли? Спустя некоторое время я перестал подходить к зеркалам, но, моясь под душем, нет-нет да и ощупывал копчик – вдруг отрастает хвост?
Все это действовало на нервы. Но однажды рано утром ситуация в корне изменилась. Я спустился в ресторан и увидел за нашим столиком знакомый силуэт.
– Профессор Койпу! – радостно воскликнул я. – Наконец-то!
Он улыбнулся. Некоторые из его желтых зубов торчали вперед, точно покосившиеся надгробья.
– А, Джим. А ты неплохо выглядишь. Загорелый, но не красный. Хвост еще не проклюнулся?
– Благодарю вас, нет. Я за этим слежу. А как ваши дела?
– Отлично, отлично. По пути сюда я изучил обломки машины из Церкви и проанализировал все ваши записи, а также подверг экспертизе одежду, которую вы носили в аду. Вы молодцы. Правильно сделали, что отослали все это к нам. По-моему, теперь все ясно.
– Вам все ясно?! А мне ничего не ясно! Бред какой-то. Абсурд, неразбериха…
– Джим, ты за деревьями не видишь леса. Смею тебя уверить, изобрести темпоральную спираль для моей машины времени было куда труднее, чем разобраться с этой мозаикой.
Койпу отломал зубами кусочек гренка и деловито захрупал. Он очень смахивал на грызуна, нашедшего пшеничное зерно.
– Профессор, давайте не будем забираться в метафорический лес и ломать дрова.
– Да, конечно. – Он вытер салфеткой рот, а заодно тайком отполировал торчащие зубы. – Когда я узнал, что в этом деле замешан Джаз Джастин, разобраться с остальным было гораздо проще…
– Джаз Джастин? – пробормотал я, ровным счетом ни черта не понимая.
– Да. – Койпу хихикнул, блеснув желтыми зубами. – Мы его так в университете прозвали.
– Кого-кого? – закогокал я, точно заезженная доисторическая музыкальная пластинка.
– Джастина Слэйки. Он играл на тромбоне в университетском джазовом квартете… недурно играл, смею тебя уверить. По правде говоря, я ничуть не хуже наяривал на банджо и…
– Профессор, ближе к делу, пожалуйста. Постарайтесь обойтись без экскурсов в историю музыки.
– Да, конечно. Слэйки – гений, это я понял еще в первую нашу встречу. Он очень стар. Учитывая достижения гериатрии, он, наверное, гораздо старше, чем выглядит. Он создал теорию галактических перемычек, – несомненно, ты знаешь, что она очень долго ходила в гипотезах. Никому не удавалось приблизиться к ее математическому выражению, пока Слэйки не вывел формулы, которые доказывали существование перемычек. Он сумел даже математически описать природу червоточин в перемычках между галактиками. Изредка Джастин писал научные статьи, но никогда не соединял свои открытия в единую систему. До недавних пор я считал, что его теория так и осталась незавершенной.
Профессор снова оттяпал кусок гренка и торопливо смыл его в пищевод глотком кофе.
– Подождите, – попросил я. – Начните сначала. Я ничего не понял.
– А зачем тебе понимать? Природу червоточин в перемычках можно объяснить только с помощью алгебры отрицательных чисел. Любая нематематическая модель будет всего лишь грубой профанацией.
– Меня вполне устраивает грубая профанация.
Он пожевал, задумчиво поморщил лоб, рассеянно смахнул с глаз длинную жидкую прядь волос.
– Что ж, утрируя…
– Да?
– Предельно утрируя, можно сказать, что наша вселенная напоминает недожаренную глазунью из одного яйца. Лежащую на противне рядом с другими, тоже полусырыми яичницами.
Похоже, завтрак подстегнул его воображение. У меня же здешние яичницы никаких ассоциаций не вызывали, я успел к ним привыкнуть.