Возвращение на Большой Каретный — страница 6 из 29

Турки думали, гадали.

Догадаться не могли

И закрыли все карманы

На висячие замки.

Мимикой и движениями рук он изображал медлительных, по-восточному неторопливых жертв залётного гостя, обременённых амбарными запорами, и ловкого виртуоза-щипача. Среди произведений тюремной лирики Высоцкого привлекла поэма «Гулейван» — об уркагане, перековавшемся на Беломорканале. Она начинается обращением вожака к собратьям по преступному миру:

Я водил вас на всякое дело:

Пополам и домзак, и барыш,

Пьяный мозг и усталое тело.

Шум пивных,

Соловецкая тишь.

«Казалось бы, — говорил Илларионов, — эту строфу следует читать со следующей смысловой «раскадровкой»: домзак — плохо (дом заключения, тюрьма), барыш — хорошо, пьяный мозг — хорошо, веселье; усталое тело — плохо. Наконец, шум пивных, конечно, неплохо, а Соловки — опять тот же домзак, тюрьма. По-другому это делал Высоцкий. Наоборот. Поэма неожиданно приобрела поразительную значимость и драматизм. Как будто вглядываясь в чьи-то лица, он нараспев произносил первую фразу, выделяя «Я водил» и «всякое». «Пополам» слово рубил топором. Пауза. «И домзак» — глаза становились влажными: родной дом, привычная обитель вора. «И барыш» — брезгливо изгибая губы. «Пьяный мозг» — сумасшедшим вскриком, с ужасом. «Усталое тело» — томление от непривычного физического труда. «Шум пивных» — неизбывная тоска. И финал торжественным шепотом: «Са-ла-вецкая тишь». Убеждён, что чтение этой вещи, если бы её записать в исполнении Высоцкого, стало в числе лучших его творений, возможно, не уступающим монологу Хлопуши».

Владимир Высоцкий был частым гостем и в кабинете начальника Главного следственного управления МИД СССР С.В. Мурашова, чему я нередко был свидетелем. Записи песен поэта мне показывал начальник Главного управления уголовного розыска видный ученый юрист И.И. Карпец… Я уже не говорю о начальнике Академии МВД СССР С.М. Крылове, большом почитателе таланта В.Высоцкого, который не только устроил в стенах этого элитного учебного заведения грандиозный концерт певца, но и приходил к нему на помощь и словом и делом…

Смею утверждать, что В. Высоцкий чаще бывал в МВД на Огарёва, 6, чем в Министерстве культуры. Конечно, не все были поклонниками его творчества, но я не слышал от руководства министерства относящихся к нему слов неприязни или вражды.

Вне всяких сомнений, много интересного узнал Высоцкий и из бесед с А.И. Волковым. Для того чтобы неискушённый читатель получил хоть какое-то представление об этом удивительном человеке, я немного расскажу о нём. А.И. Волков в годы Великой Отечественной войны прошёл на своём танке до самого Берлина и с многочисленными наградами вернулся в Москву. Здесь Волков работает оперуполномоченным уголовного розыска. С его именем связывают появление жёсткой и наводящей ужас на московскую криминальную среду легендарной фразы: «Мы из МУРа!» В послевоенной Москве он проявил себя как талантливый оперативник, участвуя в самых рискованных операциях по задержанию вооружённых преступников, его называли «сыщиком от Бога». Он знал всю блатную и криминальную Москву, клички, повадки и «почерк» наиболее опасных рецидивистов. Волков прошёл путь от рядового сыщика до заместителя начальника Главного управления уголовного розыска страны, не говоря уже о том, что он воспитал плеяду блестящих мастеров сыскного дела. А.И. Волков очень дружил с моим старшим братом — Юрием Утевским, а мне посчастливилось работать в МУРе под его руководством.

Володя впоследствии так писал о своём творчестве: «Первые мои песни — это дань времени. Это были так называемые «дворовые» городские песни. Ещё их почему-то называли блатными. Это такая дань городскому романсу, который к тому времени был забыт. И у людей, вероятно, была тяга к такому простому, а именно простой человеческой интонации. Эти песни были бесхитростные… В каждой была одна, как говорится, но пламенная страсть: в них было извечное стремление человека к свободе, к любимой женщине, к друзьям, к близким людям, была надежда на то, что его будут ждать. Помните эту песню: «За меня невеста отрыдает честно, за меня ребята отдадут долги…»? Это о друзьях, это очень мне близко. Я и сам в то время точно так же к дружбе относился, да и сейчас стараюсь. Так оно, в общем, и осталось: я жил, живу и продолжаю жить для своих друзей…»

«ДЕЛО ОБ УБИЙСТВЕ» ВЛАДИМИРА ВЫСОЦКОГО

Володю привлекала моя новенькая форма — милицейский мундир и фуражка. Он, как кот, ходил вокруг меня и, наконец, попросил:

— Толян, дай примерить костюмчик?

— Пожалуйста, — говорю.

Я снял китель, Володя тут же надел его на себя, фуражку набекрень и — к зеркалу. Мы с Кочаряном посмеялись, глядя на Володю-милиционера, а потом уткнулись в шахматную доску.

Прошёл, наверное, час, мы закончили игру — Володи нет. Исчезли и мундир, и фуражка. Зная любовь Высоцкого к перевоплощениям, невольно забеспокоились. Выскочили на улицу, а на углу стоит наш друг в форме, вокруг толпа… Подошли ближе и услышали, как он распекал кого-то за незнание правил уличного движения. Володя играл свою роль вдохновенно, а бедная жертва — мальчишка лет пятнадцати — смотрел на него со страхом. И всё бы ничего, да шум толпы уже привлёк внимание постового. Пришлось вмешаться. Я протиснулся к Володе и зашипел на ухо: «Ты что, сдурел?..» Володя оценивающим взглядом окинул толпу, потом глянул на парнишку: «Иди и чтобы больше ни-ни!» Потом повернулся и вместе с нами отправился домой.

Роль милиционера ему очень понравилась, но повторить её в моём мундире ему не довелось. Зато однажды он фактически помог раскрыть дело об убийстве. Вот как это было.

За несколько лет моего пребывания в МУРе на «посту» старшего оперуполномоченного романтика погони, выстрелов, раскрытия крупных дел — увы! — ушла. Остались будни, что забирали буквально все двадцать четыре часа в сутки. Я учился работать. Довольно частым гостем в моём 42-м отделении милиции бывал Володя. Он сидел, слушал, смотрел, просил взять на какие-нибудь «дела». И тут подвернулся случай.

В 50-е годы Лужнецкая набережная и прилегающие районы, на месте которых сейчас разместился спортивный комплекс, были застроены маленькими домиками. В одном из них жил некий Ш. Однажды он заявил в милицию о том, что его жена несколько дней тому назад уехала к сестре и не вернулась. Как положено, провели соответствующую проверку и завели розыскное дело. Много времени сотрудники уголовного розыска потратили на поиски, однако никаких результатов получить не удалось. Жена Ш. словно в воду канула. Когда я пришёл работать в милицию, как раз возобновили производство по этому делу. Бригада сыщиков из МУРа пыталась выяснить, что же всё-таки случилось с женщиной.

Мне поручили провести беседы с соседями Ш., попытаться ещё раз выяснить подробности её исчезновения. В один из дней, когда я в очередной раз собрался ехать по их адресам, в дверях кабинета появился Володя. Я ему сказал, что тороплюсь. и в двух словах объяснил куда и зачем. Он тут же напросился поехать со мной. По дороге Володя придумал какую-то историю, что он якобы дальний родственник этого Ш. Выглядел Володя в этой роли весьма правдоподобно. И, наверное, потому легко установил доверительные отношения с соседями. Когда позже мы встретились, он с восторгом стал рассказывать, что одна из женщин вспомнила, как несколько лет назад Ш. выносил из дома рано утром большой мешок, который выбросил в Москву-реку. Володину информацию я доложил руководству следственно-оперативной группы. Стали разрабатывать план мероприятий. Побеседовали с этой женщиной, получили дополнительно интересные сведения, вышли ещё на одного свидетеля. Очень серьезно подготовились к допросу Ш. Беседа с ним продлилась целый день. Под тяжестью улик он сознался и рассказал, что в тот роковой день пришел домой пьяный, поскандалил и ударил жену бутылкой по голове. Удар оказался смертельным. Труп положил в мешок, рано утром вынес его из дома, догрузил мешок камнями и бросил в реку. Признание Ш. подтвердилось целым рядом собранных вещественных доказательств.

Так Володя принял непосредственное участие в расследовании дела об убийстве, много лет считавшегося «глухим» и безнадёжным. Можно без преувеличения сказать, что это дело об убийстве — его. Впоследствии Высоцкий ещё не раз участвовал со мной в проведении различных следственно-оперативных мероприятий. Он охотно соглашался быть понятым, был в высшей степени сконцентрирован и сосредоточен при обысках. Смею предположить, что если бы Володя не стал актером, то уж в сыщики определился бы точно. И, наверное, специалист из него получился бы классный.

В ПОИСКАХ ТЕАТРА

После того как Володя ушёл из строительного института, он много времени стал проводить у меня, поскольку хотел избежать неприятного разговора с отцом. Но всё же объяснение состоялось, и было оно не из приятных. Почему он решил поступать в театральный? Откуда появилась тяга к актёрскому искусству и литературному творчеству? Какие хромосомы, найдя в своих кладовых память прошлого, перехлестнулись и выдали удивительное явление, ставшее Владимиром Высоцким?

Не было у Володи гувернёров, домашних учителей, собиравших по крупицам для него знания. Вырос он в районе Мещанских улиц, где селились люди без достатка. Отец Нины Максимовны (матери Володи) — швейцар гостиницы, приехавший мальчиком в Москву на заработки. Мать её растила пятерых детей и вела домашнее хозяйство. Дед Володи по отцу — парфюмер, человек довольно редкой профессии, имел к тому же дипломы экономиста и юриста. Вот и всё, что известно из прошлого. Мать Володи — профессиональная переводчица с немецкого. По словам Володи, она очень любила театр и лет до тринадцати водила его на различные спектакли

каждую субботу и воскресенье с малых лет. Отец — кадровый военный, игравший когда-то в провинциальном драмкружке, что, как пишет Марина Влади, «позволит ему через много лет говорить, что он был артистом, а заодно и объяснить… одарённость»