Приехав в город, вы идете 12 кварталов от автовокзала до вашего места работы. Вы успели вовремя. Вы работаете до полудня, потом обедаете, съедая прямо за рабочим столом то, что принесли с собой из дома. Раньше в соседних двух кварталах было шесть ресторанов, но рестораны — ужасные источники загрязнения. От них очень много мусора; теперь ресторан остался только один, он не слишком хорош, и там нужно стоять в очереди. Кроме того, принося обед из дома, вы экономите деньги. Вы приносите еду в старой коробке из-под обуви; металлических коробок для ланча больше нет: добыча металла сильно снижена; нет и пластиковых коробок — это непозволительная роскошь; нет и термосов. Ваш сэндвич холодный, так же, как и кофе, но к этому вы уже привыкли.
После обеда вы начинаете поглядывать на часы и бороться с атаками вашего вечного врага: скуки. Вы работаете в этой компании уже восемь лет: последние три года — на должности офисменеджера; повышения ждать не имеет смысла, выше подниматься некуда; расширение бизнеса ограниченно. Вы стараетесь бороться со скукой, говоря себе, что вы на удивление везучий человек, но это не слишком помогает. Вы продолжаете говорить это себе, потому что под покровом скуки в вас таится страх, который вы не хотите признавать, — что ваша компания может закрыться. Вы понимаете, что для изготовления бумаги требуется вырубать деревья, а деревья необходимы для сохранения живой природы, и нельзя жертвовать лесами ради эгоистической роскоши. Компания, на которую вы работаете, выпускает бумажную упаковку.
К тому времени, как вы снова оказываетесь на автовокзале, направляясь домой, вы ругаете себя за собственную усталость; вам кажется, что для этого нет причин. Ваша жена — повторяете вы себе — вот кто настоящая жертва. И это действительно так.
Ваша жена поднимается в шесть утра; вы убедили ее не вставать, пока угольная печка, которую вы разжигаете, хотя бы немного не прогреет дом. Ей приходится готовить завтрак для вашего пятилетнего сына; теперь нет никаких быстрорастворимых каш, чтобы дать ему, их запретили производить как недостаточно питательные; нет и консервированного апельсинового сока — консервные банки загрязняют местность. Электрических холодильников тоже нет.
Ей приходится кормить грудью вашу полугодовалую дочь; никаких пластмассовых бутылочек и готового детского питания нет. Нет ничего похожего на памперсы, ваша жена вынуждена часами каждый день стирать пеленки руками, точно так же, как она стирает все семейное белье, и так же, как она моет всю посуду, — такой роскоши, как стиральные и посудомоечные машины, а также электроутюги, не существует. Нет у вас в доме и пылесоса, она убирается в комнатах с помощью метлы.
В стране нет торговых центров — они портят городской ландшафт. Вашей жене приходится ходить за две мили в ближайший бакалейный магазин и стоять там в очереди около часа. Покупки, которые она несет домой, тяжеловаты — однако она не жалуется:
дама-журналистка из газеты сказала, что это полезно для фигуры.
Так как никаких консервированных и замороженных продуктов не существует, она начинает готовить обед за три часа, вручную очищая и нарезая каждый скользкий, неподдающийся кусочек овощей. Она не часто покупает фрукты — их больше не привозят в фурах-рефрижераторах.
Когда вы возвращаетесь домой, она старается не показывать, что устала. Но скрыть это очень трудно, особенно учитывая, что у нее нет косметики — это совершенно непозволительная роскошь. И вот вы заканчиваете есть, мыть посуду, укладывать детей спать и еще кое-какие домашние дела, вы, наконец, свободны. Чем же заняться в этот короткий вечер? Телевизора нет, радио нет, электропроигрывателя нет, как нет вообще никаких музыкальных записей. Нет кинотеатров, куда можно было бы съездить на автомобиле. Есть один кинотеатр в городке за шесть миль от вашего дома — но туда можно попасть, если только вовремя успеть на автобус. Вам как-то совершенно не хочется пытаться поймать его.
Так что вы остаетесь дома. Вам нечего сказать своей жене: вы не хотите огорчать ее обсуждением того, что крутится у вас в голове. Вы понимаете, что и она молчит по той же самой причине. Сын сегодня плохо ел: у него болит горло; вы смутно помните, что когда-то дифтерия была практически истреблена, но недавно в школах страны вновь началась эпидемия; в соседнем штате от этой болезни умерло 73 ребенка. Когда вы в последний раз виделись с отцом, он жаловался на боль в груди; вы отчаянно надеетесь, что это не сердце. Ваша мать умерла от сердечного приступа в 55 лет; доктор что-то говорил о приспособлении, которое могло бы спасти ее, но оно было продуктом очень, очень высоких технологий, которых больше не существует: оно называлось «электрок ардиостимулятор».
Вы смотрите на жену; свет в комнате тусклый, так как пользование электричеством ограниченно и вы имеете право зажечь лишь одну лампочку, однако вы можете разглядеть ее устало опущенные плечи и морщины, протянувшиеся от уголков губ. Ей всего 32; она была такой красавицей, когда вы познакомились в колледже. Она училась на юриста и могла бы совмещать работу с обязанностями жены и матери; но теперь это невозможно, так что от карьеры пришлось отказаться. За 15 часов она выполнила работу дюжины машин. Она вынуждена делать это, чтобы бурые пеликаны или белые медведи не исчезли с лица земли.
К 10 часам вечера вы чувствуете отчаянное желание спать, а о других желаниях уже и не помышляете. Лежа в постели рядом с женой, которая чувствует то же самое, что и вы, вы смутно припоминаете, что там говорили сторонники возвращения к природе о радостях неограниченной сексуальности; теперь уж и не вспомнить. Когда вы засыпаете, воздух над вашей крышей чист, как полярные снега; только неизвестно, на сколько еще хватит ваших сил, чтобы дышать им.
Это, конечно, вымысел.
В реальной жизни постепенная деградация от цивилизации к дикости вряд ли возможна. Может быть катастрофа — и никакого восстановления, только долгая, мучительная агония хаоса, беспомощности и непредсказуемых смертей. Не может быть никакой «незначительной» деградации. Не может быть «ограниченного» прогресса. Сегодня слышится много голосов, высказывающихся против «неограниченного развития технологий». Но ограниченное развитие технологий — терминологическое противоречие.
Наша жизнь — ее удобство, безопасность, счастье — зависит от технологии. Я привела вам этот очень короткий пример ради того, чтобы вы могли сами представить, что бы вы потеряли, будь технология запрещена, а затем всякий раз, когда будете пользоваться любым из сберегающих ваш труд, а значит, время, а значит, жизнь, приборов, созданных для вас технологией, вы бы возносили ей молчаливую благодарность.
Если бы кто-то попытался заставить вас жить так, как описано мною выше, вы бы наверняка начали громко возмущаться. Так почему не возмущаетесь сейчас? Вам предлагают это во весь голос, ясно и ежедневно. И хуже всего, что это предлагается во имя любви к человечеству.
И вы, и большинство других людей не выражают своего протеста по трем основным причинам. 1. Вы воспринимаете технологию — и ее огромный вклад в ваши жизни — как нечто само собой разумеющееся, почти как явление природы, которое никогда никуда не денется. Но это не так. 2. Как все американцы, вы, вероятно, человек доброй воли и мало разбираетесь в природе зла. Вы не можете поверить в то, что есть люди, которые стремятся уничтожить человечество ради уничтожения человечества; а когда вы их слышите, вы думаете, что они не это имеют в виду. Но они имеют в виду именно это. 3. Ваше образование — которое дали вам те самые люди — ограничило вашу способность видеть в абстрактных идеях возможность их практического применения и, следовательно, мешает вам воспринимать идеи всерьез. Вот в чем истинная американская трагедия.
Эти три возможности вам следует иметь в виду.
Атака на технологию навязывается вам с помощью целого комплекса идей, связанных воедино веревкой, которой дали название «экология». Давайте изучим аргументы экологов, и по мере нашего продвижения вперед их мотивы станут для вас ясны.
В журнале Newsweek от 26 января 1970 года был опубликован аналитический материал, посвященный экологическому крестовому походу, под заголовком «Разоренная среда обитания» (Ravaged Environment). Несмотря на сочувственное отношение к экологическому движению — а может быть, как раз благодаря ему, — анализ оказался достаточно точен: в статье схвачена суть движения, его дух и эпистемологическая окраска.
Статья начинается с заявления о том, что человек:
«лицом к лицу столкнулся с новой, самим человеком созданной опасностью: отравлением среды своего обитания ядохимикатами, мусором, гарью, шумом, стоками, избыточным теплом, уродством и перенаселением в городах».
Обратите внимание на странный набор вещей, перечисленных здесь в качестве опасных: ядохимикаты наряду с шумом и уродством. Подобная сборная солянка встречается во всех заявлениях экологов; мотивы этого явления мы еще обсудим.
Эти опасности, постоянно напоминает журнал, не просто локальны, а глобальны, они угрожают всей Земле и всем видам живых существ. Какие же приводятся примеры и на основании чего?
«На тихоокеанских мелководьях в районе Лос-Анджелеса происходит популяционный бум морских ежей — мелких морских животных, — обусловленный вымыванием в океан органики из сточных вод. В норме численность популяции морских ежей связана с количеством бурых водорослей, растущих на дне моря; когда животные съедают все водоросли, они начинают вымирать, таким образом способствуя росту новых водорослей. Но теперь, когда ежи могут питаться органикой из стоков, у водорослей не остается шанса на восстановление. Во многих местах бурые водоросли, которым человек находит сотни вариантов применения (это ингредиент для соусов и пива), исчезли полностью.
Естественно, никак нельзя подсчитать точный эффект уничтожения водорослей на эту конкретную экосистему».
«Экосистема» определяется как «полная совокупность всех живых и неживых частей, поддерживающих цепь жизни в данном районе». Как экологи выделяют этот район? Как они определяют его взаимосвязи с остальной территорией Земли и в какой период времени? Ответа не дается.