– Я тоже строил. Монтировал аппаратуру. Один год.
– А что это за комбинат?
– Будет делать разные удобрения для сельского хозяйства.
– Понятно, – сказала Светлана и обратилась к Гале: –
Пьетро завтра уезжает. Не так ли, Пьетро?
– Да, к сожалению, – с неподдельной грустью сказал он.
– Между прочим, мои коллеги на работе звали меня Петр, Это мне нравится.
– Вы прекрасно научились говорить по-русски, – заметила Галя.
– Старался. Я начал изучать русский язык, еще когда был студентом.
– А где вы учились?
– В Милане. Там я живу.
– У вас большая семья?
– Папа, мама, сестра и я. Но… – Пьетро показал пальцем на стоявший у него под рукой маленький магнитофон,
– Ему скучно слушать, он обо мне все уже знает. Давайте поговорим что-нибудь интереснее.
– Например? – спросила Светлана.
– Например, о вас.
– Ну, что тут интересного! Нигде мы не были, ничего не видели.
– Как говорится по-русски, у вас все еще впереди. – Он замялся на секунду, а потом обратился к Светлане: – Ваш голос теперь у меня есть, но если я попрошу ваш автограф?..
– Ну что вы, Пьетро! – Светлана засмеялась. – Я же не
Ирина Роднина.
– Вы могли бы когда-нибудь написать мне открытку?
– Это можно.
Пьетро достал из кармана кожаный бумажник, а из него две визитные карточки.
– Пожалуйста.
Светлана и Галя взяли каждая по карточке и положили их в сумочки.
– Полагается обмен, – сказал Пьетро.
– У нас нет визиток.
– Тогда я запишу ваш домашний адрес.
Светлана и Галя переглянулись, и Светлана сказала:
– Если захотите написать, посылайте на универмаг.
– Но я даже не знаю фамилию. – Он был, кажется, задет.
– Сухова. Светлана Алексеевна.
Пьетро показал на магнитофон.
– Он уже записал. А можно мне что-нибудь прислать вам в подарок?
– Что вы, что вы! Зачем?! Лучше приезжайте сами.
– Я все-таки пришлю. Мне нравится сделать вам приятное.
…Вот в этот момент глазастый Витек и увидел из-за кустов Светлану.
– Так вон же твоя Светка, – показал он рукой оглядывавшему столики Леше. – Там не наш какой-то…
Леша не мог измениться в лице по той простой причине, что и так уж был мрачен дальше некуда. Он расчехлил фотоаппарат.
Прячась за кустами, они с Витьком подобрались к столику Светланы поближе, метров на пятнадцать. Тут
Леша приготовил аппарат к съемке – поставил диафрагму на одиннадцать, скорость на сотку, снял с объектива колпачок.
Куст, за которым они стояли, был не очень густой, Леша нашел окошечко в ветках, навел на резкость, но в такой позиции нужный кадр не получался. Ему пришлось выйти из-за куста, чтобы щелкнуть, при этом в кадр попал и соседний столик. Он тут же опять спрятался и стал менять диафрагму и выдержку. Это была проба аппарата и его первая в жизни съемка, хотя руководства по фотографии он и читал. Для верности и самопроверки надо было сделать несколько дублей.
Но повторить съемку не удалось.
Едва все было готово, к ним откуда-то сбоку подошел какой-то невысокий дядя – Леша не успел его толком разглядеть, – показал книжечку-удостоверение и сказал шепотом:
– Здесь нельзя фотографировать.
Леша удивился:
– Это почему же?
– Я вам говорю, молодой человек, здесь снимать нельзя.
Прошу, засветите пленку!
– Еще чего! – разозлился Леша.
Витек показал дяденьке довольно грязную и потому особенно выразительную фигу, дернул Лешу за рукав, и они, лавируя между кустами, убежали с территории кафе.
– Леш, давай им устроим веселую жизнь, – деловито предложил Витек, когда они вышли на аллею, ведущую к автобусной остановке.
– Да гори она огнем, – застегивая чехол фотоаппарата, сказал Леша, – Айда домой.
Они долго шагали молча, потом Леша произнес непонятные для Витька слова:
– Ну я ей сделаю стенгазетку… Ха! Культурненько обслуживают!
– Какую стенгазету? – удивился Витек.
– Не вникай. – И Леша дал ему щелчка в макушку…
Галя, Светлана и Пьетро сидели в кафе до трех часов, потом отправились пешком в центр и пообедали в ресторане, а потом пошли в кино на сеанс 18.30, но до конца не досидели – фильм оказался скучный.
Когда вышли из кинотеатра, возникла проблема: Пьетро во что бы то ни стало хотел проводить девушек домой – сначала, предлагал он, вместе со Светланой они проводят Галю, а потом он проводит Светлану. Девушки настаивали на том, чтобы они проводили Пьетро в гостиницу «Москва». Спор был решен простым голосованием, и победило большинство.
Так как Пьетро на следующий день действительно улетал в Италию и так как он по-настоящему понравился и
Светлане и Гале, прощание было долгим. Обещали не забывать друг друга, писать, а Пьетро несколько раз повторил, что обязательно приедет опять как можно скорее. В
избытке чувств Пьетро порывался надеть Светлане на палец свое кольцо с каким-то неизвестным камнем, и ей стоило больших усилий образумить итальянца.
Наконец они расстались. Галя поймала такси. Она завезла Светлану – та вышла за квартал от своего дома. Было десять часов.
Светлана шла по двору не спеша, как бы прогуливаясь.
Леша сидел на скамейке с двумя приятелями, ждал ее.
Когда она с ними поравнялась, он встал, хотел взять ее за руку, но она отстранилась.
– С иностранными красавчиками гуляем? Сбылись мечты, да? – сказал он.
– Отелло рассвирепело, – насмешливо ответила она. – А
тебе-то что?
– Ну смотри, ты у меня догуляешься.
Она скрылась в подъезде. Еще никогда в жизни не испытывал Леша такой тоски.
ГЛАВА 3
Агент-болван и Бекас
Чтобы избежать кривотолков, надо сразу объяснить, что слово «болван» употреблено здесь не в смысле дурак, тупой человек. У этого словечка есть еще множество других метафорических, переносных значений. Например, когда вместо чего-то делали его подобие, это называлось в народе болваном, а теперь зовется макетом.
История шпионажа насчитывает немало случаев, когда секретные службы разведцентров, засылая во вражеский стан какого-нибудь разведчика с важной миссией, одновременно другим путем, по другим каналам отправляли еще одного или даже нескольких своих людей, которые, не ведая про то, в результате иезуитских действий своих хозяев привлекали к себе внимание вражеской контрразведки. Она попадалась на удочку и отвлекала силы на борьбу или игру с подкинутым ей шпионом, а в это время настоящий разведчик без особых помех делал свое дело.
Такие липовые, или, точнее, вспомогательные, шпионы и назывались агентами-болванами.
В нашем случае речь пойдет об агенте-болване, но несколько иного рода. Дело касается уже знакомого нам человека по имени Владимир Уткин, который отдал Тульеву свой контрольный талон, дающий право подняться на борт лайнера, а сам остался. Произошел, так сказать, простой обмен, правда, неравноценный.
Уткин с Тульевым поменялись не только судьбами, но и плащами. В кармане плаща, который надел Уткин, лежал билет на самолет, следующий рейсом до Москвы, а также бумажка с адресом и начерченным чернилами планом городских улиц, на котором крестиком был помечен дом под номером 27. Этот план и адрес относились к городу С.
Туда и отправился, сделав в Москве пересадку, Владимир Петрович Уткин, тридцатилетний человек, самой обыкновенной наружности, среднего роста, русоволосый, с голубыми глазами. Документы у него были в полном порядке. Но и в противном случае провал и арест не грозили ему, ибо он с первого шага на советской земле находился под надежным присмотром советских контрразведчиков.
В военном билете Уткина значилось, что он старшина сверхсрочной службы, по специальности связист, уволен из армии в запас. Служил он на Дальнем Востоке, затем полгода прожил там как гражданский, выписался, снялся с воинского учета и подался поближе к центру, к Москве. Он холост и вообще одинок, никого из родных у него нет.
В городе С. первым долгом Уткин пошел на городскую телефонную станцию, в отдел кадров, и справился насчет работы. Известное дело, к тем, кто пришел после службы в армии, отношение особое. Они везде самые желанные люди. К тому же Владимир Петрович Уткин отменно разбирается в слаботочной аппаратуре. Ему предложили должность техника на одном из телефонных узлов. Он тут же и оформился – и справки и фотокарточки у него при себе. Хуже было с жильем – Уткину пока и в отдаленном будущем ничего предложить не могли. Но он не огорчился
– снимет где-нибудь комнату или угол, как-нибудь перебьется.
Затем он отправился в военкомат и встал на воинский учет.
Тем, кто с ним общался в городе С. в первые дни, Уткин представлялся спокойным, выдержанным человеком. Но казаться таким дорого ему стоило. Нервы его были напряжены до предела: когда он предъявлял документы и разговаривал с советскими официальными лицами, проходила решающую проверку вся его подготовка, вершилась, собственно, вся его судьба. И вот он проверку прошел и вздохнул свободно.
Переночевав всего одну ночь в гостинице (не в номере, конечно, а на диване в холле), он на следующий день через гардеробщика гостиничного ресторана узнал адрес одного старичка, жившего на окраине в стареньком доме и пускавшего к себе жильцов. Уткин поехал к нему, и дело сладилось в пять минут. У старичка были две крохотные, метров по восемь, комнаты, кухня с газовой плитой. Запросил он двадцать рублей в месяц. Уткин не торговался. У
него наличными имелось три тысячи, да книжка на предъявителя на четыре тысячи, – сберкнижка была московская.
Через неделю Уткин приступил к работе. А до того успел обзавестись новой кроватью, шкафом, постельными принадлежностями и всем необходимым одинокому человеку. Хозяин, Василий Максимович, охотно согласился взять на себя покупку продуктов для завтраков и ужинов и исполнять обязанности повара.
Описывать повседневную жизнь Владимира Уткина неинтересно, да в этом и нет нужды. Советским контрразведчикам, работавшим под руководством полковника