– А, эта твоя… буфетчица… – сказал мальчик и сел. Потянулся и протяжно зевнул.
– Алиса, – сказала Дашка. – Слушай, разбуди ее. Вот ёлки.
21. – Ждите меня на улице, – сказала Дашка. Все вышли, заканчивая одеваться на ходу. Дашка закрыла за ними дверь, прошлась по комнате по кругу, затем остановилась возле Кундры, докуривающей сигарету у окна, и, кашлянув, решительно заявила:
– Я понимаю, это свинство. Я сколько уже у вас живу, и вам, наверное, надоело. Я понимаю, у меня есть свои родители, а у вас есть свои дела… – Дашка сбилась, переступила с ноги на ногу, и наконец сказала: – Короче, я могу вам заплатить. Шестьдесят рублей, я сегодня или завтра пойду в общежитие и заберу.., просто я пока не могу найти себе комнату…
– Хорошо, – сказала Кундра, наконец отрывая взгляд от окна, но так и не посмотрев на Дашку. – Хорошо. – Затушив догоревшую почти до фильтра сигарету, она встала и пошла в другую комнату.
22. Юрьич, Аня, мальчик и Алиса стоят у арки на Владимирском проспекте. Алиса, пританцовывая на месте, рассказывает:
– …и мы жили в бомжатнике на Шкапина, варили там и двигались. У меня были все руки вот так вот в синяках. У меня муж был – Костик Новгородский – не знаете? Тоже такой крутой торчок. Электричество уже отключили, мы жили при свечах, а однажды вечером Костик сел на измену. Сказал, что там вампиры наверху уже целую неделю ходят.
– Что, правда ходили? – спросил Юрьич мрачно.
– Кто его знает, – сказала Алиса, пританцовывая на месте. – Разберешь, когда у всех винтовой психоз. Короче, мы решили перейти, там еще несколько домов было пустых, Костик сказал, что он знает хорошее место, с кроватями, матрасами, короче, мы пошли, тут же, ночью, со свечками, долго ходили там, запутались на этих лестницах. Открываем дверь – смотрим: кто-то есть, сидит у окна, а не видно ничего, мы со свечкой, а там темно, все на стремаках… Костик и говорит страшным голосом: «Ты кто?..» А тот отвечает: «Твоя смерть, Костик». Костик тут и упал. А у меня от страха тоже ноги вообще к полу приросли – а так бы я побежала оттуда. …Ну, и потом все выяснилось, Костик Маку сказал, что вампиры и прочее, а Мак-Дональд и говорит: не торчали бы вы, детки, на первитине. И потом мы там сидели, – сказала Алиса, – двигались, а Мак-Дональд нам всю ночь на гитаре играл.
– Он тоже двигался? – мрачно спросил Юрьич.
– Ага, – сказала Алиса. – А утром ушел; перед этим мне сказал, что я хорошая герла, а Костик – плохой чувак, они с Костиком давно друг друга знали, и Мак мне сказал, чтоб я скорей бросала Костика и заниматься этой фигней.
– И ты теперь не торчишь? – спросил Юрьич.
– Не-а, – сказала Алиса, обнимаясь с мальчиком.
– А я бы хотел быть наркоманом, – сказал Юрьич мрачно. – Тресь – и готово. Со смыслом жизни полный порядок.
– Я б тоже, может, двинулась, – сказала Алиса.
– Я тебе двину, – сказал мальчик, поднося кулак к ее носу. Алиса захихикала и вырвалась, снова начала танцевать.
– Где же Дашка, – сказал Юрьич. – Постойте, я схожу посмотрю.
23. Дашка сидела во дворе, на куче какого-то говна. Она молча смотрела, как Юрьич подходит.
– Пойдем, – сказал Юрьич.
– Я не пойду, – сказала Дашка четко.
– Пойдем, – сказал Юрьич, – ну чего ты. Они там ждут все…
– Вот и идите, – сказала Дашка.
– Ну пойдем. – Юрьич взял Дашку за руку.
– Пусти. Пусти меня, я сказала!
Юрьич отпустил.
– Что случилось?
– Случилось, – сказала Дашка, – что я вас всех ненавижу.
– Почему?
– Так, – сказала Дашка.
Юрьоич подумал, потом сел рядом.
– Я б тоже не пошел, – сказал он. – Аньку нельзя бросать.
– Вот и иди, – сказала Дашка.
– Может… – сказал Юрьич, – взять ее с нами, а они пусть идут?
– Нет!!! – закричала Дашка. – Уходи отсюда, понял? – Она вскочила и яростно закричала: – Иди отсюда!
– Ты чего орешь? – удивился Юрьич.
– Юрьич, – сказала Дашка. – Уходи, пожалуйста. Уходи, я тебя прошу. Миленький Юрьич, уходи.
Юрьич встал, а Дашка тогда села обратно.
– Ну ладно, – сказал Юрьич. – Звони.
Титр: В ГОРНИЦЕ МОЕЙ СВЕТЛО
24. – Ох, – сказал Колька, – ну и козел же ты, брат.
– Ну ты, это… – сказал брат. – Ты, давай, – метлу прищеми?
– А моя у! – сказал Колька. – Она точно так же говорит, как ты. Щеми метлу, глуши пятак, кончай базар. И где же мне ее искать? Ты хоть знаешь, что такое у, брат? Может, ты знаешь, что такое любимая девочка?.. И где ее искать?
– Шляется, сука, где-нибудь, – сказал брат.
– Вот ты и обосрался, – заметил Колька. – Сразу видно, что у тебя никогда не было любимой девочки.
– Жена была, – сказал брат с внезапным чувством. – Сука, бля…
– Отставить, – сказал Колька. – Ты об этом уже докладывал.
– Когда? – спросил брат с подозрением.
– Ты притворяешься? – спросил Колька.
– Нет, – сказал брат искренне.
– Ты мне вчера всю душу открыл, – сказал Колька. – А того не спросил, на хуй она мне сдалась. Что мне теперь с тобой делать?
– Ты, это… – начал было брат, но, не закончив, заржал. – В натуре! – обратился он к встречным пешеходам. – Таких еще не видел!..
– А что ты вообще видел? – спросил Колька.
– …Ты, слышишь, – сказал брат, медленно удивляясь. – Тебе мало было? Не наглей.
– В глаза людям когда-нибудь смотрел? Ёлочки там видел, маленькие?
– …
– А у других – пеньки. Посмотри сначала, потом я с тобой буду разговаривать.
25. – Ма-ак!.. – закричала Алиса, бросаясь навстречу.
– В очередь, – сказал Мак-Дональд, отрывая ее руки от своей шеи. – Да подожди ты целоваться.
– Ой, – сказала Алиса. – Они тебя били?
– Не то слово, – сказал Колька. – Просто чуть не уничтожили.
– А мы вчера, с Юрьичем, – Алиса кивнула в сторону стоящих у кофейни, – ходили тебя отмазывать!
– Отмазали?
Алиса расхохоталась.
– Свинья ты, Мак!
– Это не она, – сказал Колька брату. – Вот она.
Юрьич, мальчик и девочка Аня стояли у входа и смотрели на подходящих Мак-Дональда с братом и девочку Алису.
– Здорово, – сказал Мак-Дональд. – Рад тебя видеть, Юрьич.
– А я-то! А я-то! – воскликнул Юрьич. Все пожали друг другу руки, включая брата.
– А ты говорил – сутки, – с превосходством сказала Алиса мальчику.
– Я не говорил, – возразил мальчик, – это вот он говорил, – кивнув на Юрьича, – что в крайнем случае пятнадцать суток.
– Вот и я, – сказал Мак-Дональд, улыбаясь разбитыми губами.
Аня закрыла глаза.
Колька смотрел на нее.
– …Слышь, это…
Брат тронул его за руку. Колька обернулся.
– Ну я пошел, – сказал брат, глядя в сторону.
– Куда ты пошел?! – Колька повернулся к нему. Повернулся к остальным. – Тут как – всё по-прежнему? В хлебном водка, в кондитерском коньяк?
– А что, деньги есть? – спросил мальчик с сомнением.
– Брат нам проставит, – сказал Колька. Он повернулся к брату. – Так я говорю? – Он повернулся ко всем: – Брат – ррэкет! Он нащелкал за неделю пятьдесят кооператоров – и хочет за полученный навар напоить всю голытьбу!
– Ну ты это… – сказал брат недоверчиво. Он взял Кольку за рукав и потянул в сторону, они отошли на несколько шагов. Брат стал что-то говорить, склоняясь к Колькиному лицу, а тот отмахивался и порывался отойти: «Да ты на себя посмотри!.. Всё, закончили…» Наконец они вернулись.
– Всё, идем, – сказал Колька.
– Слушай, Мак, – сказал Юрьич. – Я, наверно, с вами не пойду.
– Так, – сказал Колька, бледнея лицом – на котором ярко выделилась свежая ссадина, прямо поверх татуировки, и разбитые губы.
Он обвел всех глазами. – Вы сговорились, пока меня не было? Может, мне нужно было там остаться?
– Да ну, что ты… – сказал Юрьич, страдальчески морщась. – Просто у меня сегодня военная кафедра… я и так два раза пропустил…
Колька повернулся к брату. – Слышишь, брат? Чувак брезгует. Говорит – вы бандиты, а я честный человек.
– Да ну, что ты… – сказал Юрьич с досадой.
– Пошли, Юрьич, – вступил мальчик, толкая Юрьича в бок. – Что там, на войне, без тебя не обойдутся, что ли?
– Пошли, Юрьич! – Алиса запрыгала, хлопая в ладоши.
– Да ну, нет…
В этот момент появилась Дашка.
26. – Смотрите, Даша! – сказала Алиса.
Все посмотрели. И Мак-Дональд тоже.
– Дашка! – сказал он и шагнул ей навстречу. – Привет, Дашка! Где твое красное платье?
– Коньяк пить будешь? – спросил он. – Будешь, конечно. Ты – не то что они все.
Он взял Дашкину руку и приложил к своей чистой, неоцарапанной щеке.
– Знакомьтесь, – сказал он. – Это Даша.
Дашка и Юрьич смотрели друг на друга.
– Еще пять минут постоим, – между тем говорил Колька брату, – тут подтянется столько, что твоих денег не хватит и на гранатовый сок…
27. Дашка полулежит в большом кресле, недвижима, и в полутьме и красном свете скорбным и взрослым кажется ее опрокинутое лицо с полуприкрытыми глазами.
Комната: в центре, на ковре, разделенные поваленным стулом – брат и Мак-Дональд. Юрьич полулежит, раскинув ноги и головой упираясь в сервант позади. Мальчик тоже где-то рядом. Видны Дашкины ноги в углу на кресле. Орет магнитофон, и самозабвенно танцует Алиса на скользком паркетном полу, перед шторами, завесившими окно, там, где кончается ковер.
Брат подается к Мак-Дональду, разевает рот, шея его надувается; видимо кричит, но звука нет: звуковую партию полностью ведет магнитофон (Скорпионз, «Тайм»).
Мак-Дональд показывает на уши и магнитофон.
– Развлекуха!.. – восклицает Юрьич. На лице его блуждает улыбка, на ноге его, склонившись головой, спит Алиса.
Магнитофон орет (Сектор Газа или Любэ, «Мы будем жить теперь по-новому»).
Брат ставит стакан на ковер, стакан бесшумно падает. Брат поднимается на колени, руками упираясь в ножки поваленного стула. Перегибаясь через стул, наклоняется к Мак-Дональду, лежащему на ковре.
– Ты мне скажи…
Мак-Дональд показывает на уши и магнитофон.