«Мое короткое отрочество было таким же ярким и в то же время таким же печальным, как и детство. Я не ходил в школу, не издевался над учителями и не посещал кружок «Умелые руки», хотя мои манипуляторы смело можно назвать умелыми. Я никогда не имел ни компьютера, ни велосипеда, ни собственной библиотечки приключенческих романов. В отличие от философа Сократа, я даже не знал, что ничего не знаю[5]. Вернее, я думал, что в моей программе заложены все знания о Вселенной. Я был уверен, что знаю абсолютно все: и как поднимать ящики, и как их грузить, и что делать, если очень тяжелый ящик упал тебе на голову».
— А кстати, что делать, если это произошло? — спросила Ирина Константиновна.
— Тихо лежать и ждать, когда его снимут, — ответил Цицерон и продолжил свою историю: —
«Я думал, что мир и состоит лишь из грузов и автомобилей, на которые их надо погрузить. Наверное, так же рассуждают и дети. Потерявшись, они не могут сами найти дорогу домой — в свой маленький мир, — потому что большого еще не знают.
Правда, я оказался самородком, вундеркиндом, которому механики Иван Филимонов и Антон Молчанов случайно положили в голову немножко больше мозгов, чем положено обыкновенному грузовому роботу.
Через полчаса на склад привели еще одного робота, и Иван Филимонов меня отключил. Не знаю, сколько времени я простоял выключенным, но, когда меня вновь включили, я увидел, что рядом со мной находится не менее сотни таких же, как и я, грузовых роботов. К сожалению, все мои собратья оказались обыкновенными погрузочными механизмами и, в отличие от меня, совершенно не интересовались, куда и зачем они попали. У них просто не хватало компьютерной памяти, чтобы оценить факт своего появления на свет.
Нас включили, чтобы эвакуировать со склада, потому что за стенами ангара бушевал настоящий ураган. Ветер был таким сильным, что со склада сорвало крышу и забросило ее на соседний пылесосный завод. Над нами некоторое время было видно неприветливое серое небо. Сумасшедший ветер нес по нему все, что сумел поднять в воздух: огромные ветви деревьев и большие листы фанеры, картонные коробки и какие-то тряпки. Один раз над складом пролетела детская коляска. В ней сидел малыш с пустышкой во рту и погремушкой в руке. Этот годовалый младенец так неистово размахивал игрушкой, что казалось, будто он торопится улететь куда-нибудь подальше.
Затем над нашими головами пронеслась сухонькая старушка, за которой на длинном поводке летела беленькая собачонка. Старушка что-то крикнула нам, но я не разобрал слов и пожелал ей счастливого пути. Тогда я еще не знал, что счастливым ее путь не будет.
Когда люди собрались нас эвакуировать, с другого соседнего завода, на котором делали стиральные машины, тоже сорвало крышу и забросило к нам. Она точно легла на наш склад и накрыла его. А вскоре ураган стих, и нам сказали, чтобы мы оставались на своих местах, — эвакуация отменяется.
В следующий раз я увидел свет только перед самой погрузкой в автомобиль. Меня отправляли на работу, и из разговора двух моих покупателей я понял, что отныне буду жить и трудиться на какой-то далекой планете, где земляне добывают полезные ископаемые.
Уже на следующий день я летел в космическом корабле и очень сожалел о том, что не успел поближе познакомиться с жизнью на этой красивой голубой планете, где я имел счастье родиться.
Так закончилось мое небогатое событиями отрочество и началась полная невзгод одинокая юность».
Цицерон замолчал, и некоторое время в гостиной сохранялась полная тишина, пока ее не нарушил Владислав Валентинович:
— Честное слово, уважаемый Цицерон, я даже не подозревал, что роботы могут с таким чувством описывать свою жизнь.
— Да, да, да, — горячо поддержала мужа Ирина Константиновна. — Да он же совсем человек. Ему определенно нужно купить какое-нибудь подходящее тельце. Ну что он как пенек стоит у телевизора?
— Я как раз собирался, — развел руками Алексей Александрович. — Вот вернемся в Москву…
— Молодец, Цицерон, — похвалил Иван Бурбицкий. — Были бы у тебя хотя бы руки, я бы похлопотал перед начальством, чтобы тебя взяли на работу в милицию. Нам нужны толковые работники.
— А почему только руки? — удивился Владислав Валентинович.
— Без рук в милиции никак нельзя, — ответил сержант. — Честь нечем отдавать.
— Даешь Цицерону человеческое тело! — громко завопил Фуго и кивнул бывшему грузовому роботу. — Ничего, Цицерон, мы с тобой еще не одну планету обойдем. Дай мне только заработать на космический корабль.
Через полчаса, поблагодарив хозяев за компанию и чай, гости разошлись по домам. Алеша забрал голову Цицерона к себе в спальню, и вскоре во всем доме погас свет. Но два друга — мальчик и бывший грузовой робот — еще долго шепотом разговаривали, пока у Алеши сами собой не закрылись глаза.
Глава четвертая
На следующий день Фуго поднялся раньше всех. Он вскочил с дивана в шесть часов и первым делом бросился наверх, в спальню к Алеше.
— Цицерон! — открыв дверь, громким шепотом позвал Фуго. — Ты сочинил мне речь? Скоро приедут снимать обо мне фильм.
— Конечно, сочинил, — ответил робот. — Бери бумагу, авторучку и записывай, а я буду диктовать.
— Ну слава Богу, — с облегчением вздохнул Фуго. — Я думал, ты меня надуешь.
Мимикр быстро сел за Алешин письменный стол и приготовился писать.
— Надуешь! — возмутился Цицерон. — Ты меня плохо знаешь. Мое слово крепче железа…
— Хватит болтать, — перебил его мимикр. — Мне еще нужно успеть выучить речь. Не буду же я читать ее по бумажке. Так что давай начинай.
В это время проснулся Алеша. Он потянулся, сладко зевнул и спросил:
— Что, уже утро?
— А ты разве не видишь? — ответил Фуго. — С минуты на минуту из Москвы приедут снимать документальный фильм, а я еще даже не слышал своей речи.
Алеша посмотрел на часы и, повернувшись лицом к стене, проговорил:
— Только, если можно, потише. А то вы забираетесь ко мне в сон и там ругаетесь.
— Я никогда не ругаюсь во сне, — ответил Фуго.
— В своем, может, и не ругаешься, — засыпая, сказал Алеша. — А в моем — еще как.
Против обыкновения мимикр не стал спорить с Алешей. Он кивнул Цицерону и уткнулся в лист белой бумаги.
— Поехали, я начинаю, — как можно тише сказал бывший грузовой робот и начал диктовать:
— «Уважаемые господа и граждане! Взгляните на меня, маленького жалкого мимикра, который из конца в конец пересек всю необъятную Вселенную только для того, чтобы увидеться с вами…»
— Стоп-стоп-стоп, — перебил его Фуго. — Начало хорошее, вот только не надо называть меня «жалким». Давай напишем «отважного мимикра».
— Пожалуйста, — сразу согласился Цицерон и продолжил:
— «Я, недостойнейший сын своего несчастного народа, передаю вам самый пламенный привет от разумных представителей всех планет, где мы побывали. А их много…»
— Стоп, — снова перебил робота Фуго, — Это тоже неплохо. Только зачем ты называешь меня «недостойнейшим сыном»?
— Я не хочу, чтобы ты выглядел нескромным, — ответил Цицерон.
— Да? — удивился мимикр. — Ты думаешь, скромнее будет обозвать себя идиотом?
— Ну, если тебе больше нравится называть себя идиотом, пожалуйста, — бесстрастно ответил робот. — Ты пиши, а ненужные слова мы выбросим потом. Итак:
«Вселенная наполнена жизнью, как бочка селедкой, и каждая видимая с Земли звезда обязательно служит кому-то солнцем. Взгляните на небо. Тысячи и тысячи миров каждую ночь проплывают у вас над головами. А теперь посмотрите на меня. Триллионы и триллионы различных букашек, подобных мне, копаются на своих планетах, чтобы добыть себе жалкое пропитание и сохранить свою бессмысленную жизнь…»
— Ладно, хватит! — Фуго поднялся из-за стола, свернул листок бумаги с недописанной речью и, обернувшись, проговорил: — Все это, может, и красиво, но не имеет к фильму обо мне никакого отношения. Вчера вечером, пока засыпал, я сам кое-что придумал. — Сказав это, Фуго удалился в садовую беседку репетировать речь и просидел там, пока Светлана Борисовна не позвала его завтракать.
А часов эдак около десяти в Игнатьево приехали две не совсем обычные машины — на них крупными буквами было написано: «Телевидение». Автомобили остановились у Алешиного дома, и оттуда вышло несколько человек. Все они были в темных очках и цветастых майках с надписями на иностранных языках.
Один из приехавших — высокий брюнет — зашел в дом и с порога громко крикнул:
— Здравствуйте!
— Доброе утро, — поздоровалась Светлана Борисовна, которая как раз собиралась мыть посуду.
— Я Виталий Орлов с телевидения, — представился гость. — Где тут у вас инопланетяне?
Фуго и Даринда, которые уже знали, что телевизионщики приехали, сидели в гостиной и напряженно прислушивались к тому, что происходит на веранде. Им было немного страшновато, а потому они поглубже уселись в кресла и приняли привычный для них вид Алешиных прадедушки и прабабушки.
Перезнакомившись со всеми, кто был в доме, Виталий Орлов прошел в гостиную, поздоровался с мимикрами и удивленно спросил у хозяев:
— А где же инопланетные гости?
— Вот они, — показала Светлана Борисовна.
— А-а-а! — воскликнул Виталий Орлов и устремился к Фуго с Дариндой. — Какие симпатичные старикашечки! Какие замечательные типажики! — Орлов осторожно пожал тетушке руку, похлопал смущенного Фуго по спине и попросил: — Ну-ка, а теперь самоварчиком.
— Что самоварчиком? — не понял Фуго.
— Самоварчиком прикиньтесь, — пояснил Виталий Орлов.
Фуго принял форму самовара, и Орлов с восхищением зацокал языком:
— Какой потрясающий самоварчик! А я-то подумал, что в газетке наврали. Ну-ка, а теперь чемоданчиком.
— Пожалуйста, — сказал Фуго и принял вид большого фибрового чемодана.