Тишина. Белый шум в наушниках.
«Надеюсь, никому не пришло в голову… или где там у вас расположен мыслительный аппарат… атаковать „Тавискарон“, – подумал Кратов сердито. – Это было бы уже против всяких правил, вопреки всем законам, человеческим и вселенским. Хотя… нападать на людей вне корабля – это разве правильно?»
Кратов похлопал ладонью в перчатке по жесткой поверхности дивана, адресуя этот бесхитростный знак признательности всему кораблю. «Спасибо, что дал возможность перевести дух. Но большого проку от тебя, если честно, я не вижу. Без обид, но ты всего лишь холодная металлическая коробка».
Ко всему прочему, он оставался последним шансом на спасение для тех, кто в таковом спасении нуждался.
Ему нужно было добраться до «Тавискарона».
Там была связь, защита и все необходимое для того, чтобы выжить самому и спасти друзей.
Действуя в рамках, очерченных Кодексом о контактах и здравым смыслом.
…Насколько это возможно.
5
Он выбрался из корабля тем же путем, что и проник внутрь, через грузовой люк. Снаружи было мрачно и холодно. В темном небе, натужно подкрашивая рваный облачный покров со своих высот синим и красным, что при смешении лучей сообщало всему грязно-лиловый оттенок, висели два солнца. С изрядной натяжкой это время суток можно было полагать вечером. Перепаханный в ходе недавней сшибки снежный покров уже подернулся свежей белой кисеей. Один хороший снегопад – и никаких следов…
Брошенные «архелоны» никуда не делись, торчали в небольшом отдалении друг от друга между корабельных посадочных опор. Кратов постоял, прислушиваясь. Ни единого звука, кроме слабого подвывания ветра на вершинах холмов. Никаких следов присутствия злобных метисов от паукообразных и псовых. Ничего сходного с мистическими Всадниками Апокалипсиса. Несколько раз ему почудились отголоски какого-то невнятного, чужого эмо-фона. Вполне могло быть, что таким образом сознание с наивным усердием пыталось заполнить внезапно навалившийся на него ментальный вакуум собственными призраками. Призраки – ерунда. Он еще не встречал в своей богатой на события жизни призраков, которые были хотя бы в тысячную долю столь же опасны, как приписываемая им репутация. Мерцальники планеты Уэркаф, возможно, располагали какими-то оборонительными рудиментами… однако морфологически они являлись плазмоидами, то есть какая-никакая, но физическая основа в них присутствовала… а для активных действий в их распоряжении всегда имелись вполне материальные эффекторы, прямоходящие и даже бипедальные. Он попытался вспомнить, сколько у Малого Стража было хватательных конечностей, и понял, что есть вещи, которые он начал забывать. Ну да и черт с ним, с Малым Стражем… Женщина по имени Шторм – она выглядела, как плазмоид, вела себя, как плазмоид, но разговаривала, как дама бальзаковских лет, раздосадованная собственным фиаско и, возможно, нескладной женской долей, в силу житейского опыта привыкшая держать удар и скрывать раздражение под иронической вуалью. Легко скрывать чувства под вуалью, когда ты сам – сплошная вуаль… И она была опасна, опасна и смертоносна, как все черти из ада. Или как все дамы бальзаковского возраста, то есть начиная с тридцати лет и до бесконечности. Но у нее ничего не получилось. Как не получилось и у сиреневокудрой хитрюги Лилелланк.
Зато получилось у Всадников Апокалипсиса. Потому что за мужскую работу – если, разумеется, интересует результат! – должны браться мужики. Хотя гендерная принадлежность Всадников остается пока что открытым вопросом…
А может быть, все дело в том, что тектоны, с их щепетильностью в вопросах гуманитарной этики, сдержали данное в Призрачном Мире слово, оставили его в покое и приструнили своих адептов. И тогда за дело взялись совершенно иные силы, которым плевать на гуманитарную этику в универсальном смысле, либо же интерпретируют они означенную этику иначе. Настолько иначе, что полагают себя вправе нападать на разумные существа, явившиеся на нейтральную территорию с мирными намерениями забрать свое, принадлежащее им по праву. Хотелось бы добавить еще и «без оружия», но кто является в неизведанные миры с пустыми руками и голой задницей?.. В конце концов, никто до сей поры не огласил свои привилегии ни на одну из планет шарового скопления Триаконта-Дипластерия, хотя бы даже упирая на статус «пришедшего первым». Возможно, мы пришли вторыми – тому порукой какой-то маловразумительный металлический хлам неподалеку, а «гиппогриф», мертвая неуправляемая жестянка, увы, не в счет. Что вовсе не повод набрасывать сети и уволакивать в полон. Существуют древние, тысячекратно и с большой кровью отлаженные протоколы Галактического Братства для урегулирования имущественных конфликтов. Если, конечно, ты не аутсайдер… причем не просто аутсайдер, а самобытный гений, умелец и талант, владеющий техникой космического маневра до такой степени, чтобы просочиться в самую сердцевину опоясанного тяжелым гравитационным прибоем, нашпигованного ротаторами-ловушками шарового скопления. Ибо откуда в этой части Галактики взяться аутсайдерам, да еще способным управляться с экзометральными порталами?.. Астрарх Лунный Ткач, конечно, большой шутник. Но вряд ли его чувство юмора, при всей своей специфичности, было настолько черным, чтобы забросить рациоген в сферу интересов чужой, высокоразвитой и недружественной культуры. Не самое удачное оформление для презента… хотелось бы чего-то более традиционного… бархатная коробочка, перевязанная шелковой лентой – как и мечталось Кратову в момент ослепительного вселенского прозрения в кругу тектонов посреди Призрачного Мира… Но астрарх мог отвлечься и кое-что упустить из виду. Прохлопать всеми своими бесчисленными гляделками. Возможно ли такое? Или это всего лишь одна из его шарад, выполненная с избыточным натурализмом?
Обходя посадочные опоры, Кратов, захваченный потоком сознания, несколько раз едва не терял равновесие в вязком снежном месиве. Было не то чтобы скользко, а, как говаривала мамина уральская родня, убродно. Пару раз ботинок застревал в ячеях сети, в которую белые ловчие твари пытались расфасовать звездоходов. После массированного ответного огня из фограторов клочья сети рассеяны были по всему склону и кое-где даже свисали с выступов корабельной обшивки. Но самая неприятность ожидала, когда такой вот припорошенный снегом клок прикрывал собой какую-нибудь выбоину, превращая невинный дефект рельефа в капкан.
Защита ближайшего «архелона» была поднята: кабина закрыта, броня торчала дыбом. Это был командирский «архелон», и уж кто-кто, а Элмер Э. Татор позаботился бы о сохранности корабельного имущества. Вот только ожидаемой радужной ряби от изолирующего поля не виднелось, и снежинки не встречали препятствий в своем оседании на грузные обводы серого корпуса. Все равно, нечего было и мечтать одолеть эту цитадель. Если бы экипаж сумел там укрыться, а не тратить время на бессмысленную пальбу, сейчас имел бы место совершенно иной расклад сил. Но, судя по всему, этот «архелон» стоял пустой.
Со вторым «архелоном» картина была ясная. Обуреваемый эмоциями Белоцветов никакими соображениями безопасности и хозяйственности решил себя не обременять, хотя бы даже под страхом лишения премиальных. И потому, покинув водительское кресло, бросил все как есть. Чем невольно оказал Кратову добрую услугу.
Уже на подходах к этой открытой всем ветрам и снегам платформе Кратов не на шутку споткнулся и рухнул, как колода. Спешно проверив состояние конечностей, в мыслях он постановил себе отныне быть намного осмотрительнее. Менее всего хотелось бы в час испытаний обнаружить себя посреди чужой планеты со сломанной ногой… На сей раз причиной падения была не выбоина, а большой белый предмет, совершенно упрятанный под нанесенным непогодью снеговым одеялом. «Неужели подстрелили одного мерзавца?» – подумал Кратов без особых эмоций, то есть не испытывая по этому поводу ни надлежащей радости, ни особого огорчения. Сидя в снегу, он обмел ладонью ближний к себе участок предмета…
…Под белым ворсом кислотно-желтый.
Остановился, чтобы сделать медленный глубокий вдох и успокоить сердцебиение. Закрыл глаза.
«Нет. Этого не должно было случиться. Что угодно, только не это. Дорога в один конец по горящему мосту. Интеллектуальные игры, правовая казуистика, кто кого перехитрит, а по завершении все стороны конфликта отправляются на банкет. Не будет банкетов. Игры тоже закончились. Все игры заканчиваются с первой кровью. Как глупо».
Открыв глаза, он смахнул снежинки с прозрачного забрала, а затем продолжил сметать снег с лежащего ничком человека в желтом скафандре.
Только у одного в команде был желтый «галахад» с отключенным режимом мимикрии. Необъяснимые соображения личного свойства.
6
Скафандр умер вместе с хозяином.
Все индикаторы погасли. Один лишь маячок службы общего мониторинга, позволявший отследить местонахождение скафандра, продолжал тлеть равнодушным зеленоватым светлячком на горловом стыке шлема.
Все системы жизнеобеспечения не то выведены были из строя, не то отключились сами в тот момент, когда обнулились жизненные показатели человека внутри. Не исключалось также, что вступила в действие некая штатная программа сохранения тела от посмертных изменений путем понижения температуры и включения каких-то консервирующих процедур. Кратов никогда не слыхал о подобной программе – так уж сложилось, что никто, облаченный в скафандр высшей защиты, никогда не умирал у него на руках. Но, как выяснилось, он вообще о многом не слыхал.
Лицо Романа Мурашова под помутневшим забралом казалось чересчур спокойным для боевой ситуации, в которой его застигла смерть. Без обычной иронической усмешки, с открытыми глазами. Даже не слишком бледное… хотя причиной тому могли служить гримирующие отсветы красного солнца. Бережно, словно опасаясь разбудить заснувшего, Кратов дважды осмотрел скафандр. Никаких внешних повреждений не было – все же, «галахад» всегда слыл маленькой неприступной крепостью аккурат для одного обитателя. При некотором везении и в режиме активного рассеяния он был способен выдержать прямое попадание импульса из среднего фогратора. Режим активного рассеяния Мурашов, с его странной нелюбовью к защитным функциям скафандра, включить, очевидно, не удосужился. Но погиб он не от этого.