– Что случилось с четвертым? – громко вопросил какой-то бородатый неофит, на чье имя Кратов решил не отвлекаться, поскольку его внимание было приковано к экрану.
– Он был утрачен по объективным причинам субъективного свойства, – сухо сообщил Мадригаль. – Известно, что «длинное сообщение» неплохо защищает собственное содержание при помощи сервисных процедур капсулирующего уровня, хотя иногда защитные механизмы дают сбой либо отсутствуют… но об этом позже. Три фрагмента. Первый, самый большой, чуть меньше половины, условно называемый «фрагментом Е», хранился в памяти астронавта Станислава Ертаулова, и его размеры предположительно обусловлены тем, что весьма продолжительное время Ертаулов находился в экзометрии, то есть вне корпуса космического аппарата, в зоне прямого воздействия источника данных.
– В экзометрии не может находиться ничто живое, – донеслась саркастическая реплика. – Это невозможно в силу самой природы экзометрии как внемерного пространства.
– Экзометрия не внемерное пространство, – немедленно возразили из глубины зала.
– Да, эта точка зрения не соответствует известным фактам, – вмешался Ламберт. – Экзометрия организована несколько сложнее, чем ее математическая модель. Вы, верно, упустили из виду, что и сам источник «длинного сообщения» также находился в экзометрии.
– И всем нам безумно хотелось бы знать его природу, – сказал седой, фантастически красивый негр в оливковой фрачной паре, зеленой шелковой сорочке и шейном платке в горошек. Он был похож на звезду подмостков, по случаю оказавшуюся в кругу публики, но на самом деле являлся Вортигерном Мпумеле, ксеноисториком и вице-президентом Академии.
– Когда мне дадут слово, – заносчивым тоном объявил Руссельбург, – многое станет ясным. – Он неожиданно хихикнул. – Или нет!
– Я могу продолжать? – язвительно осведомился Мадригаль. – Благодарю. Второй по величине «фрагмент К» принадлежал присутствующему здесь доктору Кратову, в ту пору молодому, полному сил и жизненных планов астронавту. По воле случая именно он манифестировал парадоксальные защитные свойства, обсуждение которых, к сожалению, не входит в сферу моей компетенции. «Фрагмент К» не только эффективно обеспечивал сохранность свою и материального носителя, каковой в силу личностных особенностей был склонен участвовать в чрезвычайно рискованных предприятиях. Есть основания полагать, что он неявно склонял астронавта, а позднее доктора Кратова к поискам и объединению недостающих фрагментов в единое целое.
«Черта с два, – подумал Кратов. – Да, я неплохо проводил время в Галактике. Но к поискам меня подтолкнули тектоны. И я до сих пор не понимаю, чем привлек их внимание. Нарушенный баланс между созидательной экспансией Галактического Братства и Хаосом, моя особая роль – все это приятно щекотало нервы, льстило… и отвлекало. Тектон Горный Гребень так и сказал: „Ты отмечен, брат“. Где уж тут было задуматься, как именно разглядели они мою черную метку?! Были шансы спросить впрямую, и я их упустил. Когда-то еще представится случай…»
Внимая непрерывному журчанию речей доктора Мадригаля, он все же вынужден был признать и его правоту: «длинное сообщение» действительно вело его к цели, а на последних милях буквально тащило за собой, маскируя свою неотвратимую волю бесхитростными байками про браслеты-близнецы.
– Два последних фрагмента относительно невелики и соразмерны. «Фрагментом 3» обладала астронавт Рашида Зоравица, а «фрагментом П» – астронавт Олег Пазур. В дальнейшем я перестану акцентировать внимание на роде занятий наших фигурантов из экономии времени. – Изящный полупоклон в сторону президиума. – И если в первом случае «длинное сообщение» лишь вяло экранировалось, внушая своему хранителю, а точнее хранительнице, стойкое отвращение к внеземным инициативам, то «фрагмент П», судя по всему, защитных механизмов был лишен вовсе. Что привело к его утрате при самых трагических обстоятельствах.
– Назовите же вещи своими именами! – потребовал все тот же настырный неофит. Звали его Ярек Шкволка, специалист по перегруженным системам, и что означал этот термин, можно было лишь строить догадки. – Мы взрослые и ответственные люди…
– Командор Олег Иванович Пазур умер, – раздраженно вмешался Кратов. – Преждевременно и по причинам, мало связанным с тем, что хранилось в его голове. Что тут неясного?
– Теперь ничего, – быстро сказал неофит Шкволка. – И в мыслях не было задеть.
– Вы позволите? – спросил у него Мадригаль с преувеличенной вежливостью.
Шкволка совершил неопределенный жест над головой, как будто раскрутил невидимый винт. Кажется, он был начисто лишен комплексов.
– Возникает резонный вопрос, – как ни в чем не бывало продолжил Мадригаль. – Почему утраченный «фрагмент П» не имел защитных механизмов, в то время как все прочие имели? – Он выдержал паузу, которая прервалась, едва только со стороны президиума донеслось недовольное ворчание Ламберта. – Потому что это был ключевой фрагмент. Это был «розеттский камень», которого мы в силу трагических обстоятельств оказались лишены. Он был слишком невелик и целиком достался одному человеку. А его сервисные контуры, какие в иной ситуации были бы надежной защитой от разрушения, остались в соседнем «фрагменте 3». Мы имели на руках три тома большой книги без словаря для ее прочтения.
Кратов поймал на себе взгляд Шароны, исполненный материнской любви.
– И тут вас осенило, – шепнула она.
Кратов неопределенно усмехнулся. «С какого-то момента мне все вокруг только и твердили, что о тахамауках, – подумал он. – Не то чтобы открытым текстом… Так что здесь есть и моя малая доля заслуги. Осенило…» Словно бы прочтя его мысли, женщина толкнула свой бокал в его сторону, и он, шепнув слова благодарности, содрал крышку с торчавшей трубочкой и сделал большой глоток. К его изумлению, это оказалось слабое, разведенное льдом, но все же пиво. Шарона молча подняла большой палец в знак одобрения. «Ни черта меня не осенило. Мне постучали изнутри моей памяти, и кто я был таков, чтобы не отворить?!»
– Да, в этом прямая и неоспоримая заслуга доктора Кратова и его интуиции, – между тем говорил Мадригаль.
– И его команды! – требовательно вскричал из своего угла Торрент.
– Безусловно, – не возражал Мадригаль. – Отметим заслуги и доктора Торрента, что столь бурно здесь присутствует, и дона Мануэля Спирина, сотрудника Тауматеки, и многих других, кто уклонился от публичности. Мозговым штурмом упомянутых персон были установлены как периодичность рассылки «длинного сообщения», так и возможные предшествующие получатели. Возникла гипотеза о дополнительном материале, который мог бы закрыть лакуны в нашей версии пакета.
Он взмахнул рукой, словно фокусник волшебной палочкой, и на экране возникла еще одна лента, на сей раз поделенная точно пополам.
– За восемьсот семьдесят пять лет до нашего случая «длинное сообщение» было получено экипажем грузового транспорта тахамауков. Известно было, что один из членов экипажа погиб. Половина информационного массива, «фрагмент Т», была утрачена.
– Почему «фрамент Т»? – снова не выдержал Шкволка.
– По имени астронавта-тахамаука. Его звали Ташкранх Ташенхугн.
«А я почти забыл это имя, – подумал Кратов. – Помнил, но забыл в суете и заботах. Это было неправильно. Ташкранх Ташенхугн. Покойся в мире, брат-звездоход».
– «Розеттский камень» мог находиться в утраченном фрагменте. Содержание «длинного сообщения» тахамауков могло иметь иную структуру. И еще много рисков, перечислять которые нет времени. – Мадригаль обвел аудиторию проясневшим взором. – Но нам повезло. Тахамауки не ведают биологической смерти. Второй астронавт, Нфебетнехп, оказался жив и готов к сотрудничеству. Мы закрыли лакуну при помощи «фрагмента Н» и получили все ключи к расшифровке.
– Почему вы постоянно упоминаете «розеттский камень», Рамон? – спросил Вортигерн Мпумеле. – Это одна из ваших аллегорий?
– Напомню: расшифровкой занимались не мы, – сказал тот, – а высшие, с позволения сказать, силы. Человечество, увы, не располагает достаточными интеллектронными мощностями, чтобы обработать такой объем информации в разумные сроки. Наш вклад и без того велик: все же, именно мы, люди, получили, локализовали и сохранили «длинное сообщение», и это есть предмет нашей всеобщей гордости, но не повод для фанаберии. Я знаю об участии в проекте Вхилугского Университета галактических технологий. Для справки, это территория цивилизации нкианхов. Но решающий вклад был внесен, по-видимому, учеными более древних цивилизаций, давно отошедших от активного участия в галактических инициативах. В отчетах никакие астронимы не упоминаются, но по косвенным признакам можно предполагать участие культуры Эфаддертас.
– Доктор Кратов, – обратился Ламберт. – Можете дать комментарий?
– Да, – сказал тот, порываясь подняться, но Шарона деликатно придержала его за плечо. – Эфаддертас – действительно очень древняя и закрытая культура. Она обитает в звездной системе Эфарра и, возможно, в некоторых смежных системах компактного звездного кластера Дикая Утка в созвездии Щита. Это не гуманоиды, а эйдос более высокого уровня, переходная форма между осесимметричными структурами и дисперсными состояниями.
– Плазмоиды?
– Нет, плазмоиды не имеют постоянной формы, не управляют ею, равнодушно полагаясь на внешние формообразующие факторы – магнитные поля, давление потоков частиц… а эфаддерты все же достаточно инкапсулированы, хотя сами избирают себе ту форму, какая более подходит насущности момента. – Кратов понемногу увлекался, а всеобщее благожелательное внимание и отсутствие реакции Ламберта сильно подогревали его энтузиазм. Однако пронизывающий взгляд Торрента сулил мало радостей в обозримом будущем. – Еще интереснее то, что эфаддерты утверждают, будто они ведут происхождение от культуры Эмадна, пережившей Большой Взрыв, наследуют ей генетически и цивилизационно.
– Эфаддерты, Эфарра, Эмадна… – проворчал Шкволка. – Прямо-таки болезненное пристрастие к фонеме «э»…