Возврата нет — страница 7 из 25

– Пора тебя кормить, маленькая ты моя! – сказала ей Мэри и, улыбнувшись Сальваторе, усадила малышку на детский стульчик.

Сальваторе распахнул перед девушкой дверцу буфета.

– Надеюсь, синьорина найдет здесь все необходимое для ребенка, – сказал он.

Мэри взяла несколько банок с детским питанием и успокоилась, прочитав на этикетках четкие инструкции по приготовлению и употреблению продуктов.

– Как я вам признательна, Сальваторе! – вырвалось у нее.

Старик улыбнулся в ответ на столь чистосердечное выражение чувств, но тут же снова стал серьезен.

– Я пойду, синьорина. Не забудьте закрыть ворота – это самое важное.

– Нет, что вы, как я могу подвести вас, – пообещала Мэри и с симпатией подумала: «Вот настоящий добряк! Будь он чуть поразговорчивее, цены бы ему не было!» – А каковы ваши обязанности в этом доме? – дружелюбно поинтересовалась она.

– Присматривать за садом, чистить бассейн… – пожал плечами Сальваторе. – Проще говоря, поддерживать в образцовом состоянии дом и территорию вокруг него.

– И вам нравится работать у синьора Поттера?

– О да! – закивал старик. – Я и жена двадцать лет работаем на его вилле. Точнее, теперь работаю только я, потому что жена полгода тому назад умерла… – Голос Сальваторе дрогнул, глаза увлажнились, и он торопливо достал из кармана носовой платок. – Извините, синьорина, – пробормотал он.

– Как я вам сочувствую, Сальваторе, – сказала Мэри.

Старик неловко улыбнулся и похлопал ее по плечу.

– Спасибо… Что ни говори, а тридцать лет совместной жизни – дело нешуточное. Впрочем, у меня остались дети и внуки. Да еще – моя работа. Синьор Поттер чуткий и отзывчивый человек. Кроме того, ему тоже приходилось терять любимого человека…

– Терять любимого человека?…

– Что-то я разболтался, – заторопился Сальваторе. – В общем, не забудьте закрыть ворота. Всего хорошего и до утра!


Когда подоспело время ужина, Мэри ощущала себя совершенно измотанной. Мона устроила ей такую веселую жизнь, что на осмотр дома не осталось ни минутки.

Уход за ребенком оказался на редкость трудным занятием, но, к удивлению Мэри, чем больше она втягивалась в работу, тем больше та ей нравилась. Девушке интересно было попробовать себя в новом деле, к тому же Мона была славным ребенком, и на ласку отвечала самой искренней и неподдельной любовью.

Когда Мэри внесла в кабинет Поттера поднос с кофе и сандвичами, тот сидел за машинкой и с невероятной скоростью стучал по клавишам.

Стараясь не шуметь, девушка поставила поднос на письменный стол.

– Как Мона? – не отрываясь от рукописи, спросил Ирвин. Мэри обнаружила, что мысленно зовет его по имени, должно быть, потому, что они остались одни в доме, а значит, были не совсем чужими друг другу людьми.

– Слава Богу, наконец-то уснула, – чистосердечно призналась Мэри и, не дожидаясь приглашения, уселась в кресло. – Просто диву даешься, откуда в таком маленьком существе столько энергии…

На лице Поттера появилось выражение озабоченности.

– Что вы думаете по поводу ее поведения? Она не может привыкнуть к новому дому или дело еще в чем-то?

Мэри неуверенно пожала плечами.

– Если бы она была чуточку старше, я бы сказала, что ей не хватает матери. Кстати, как самочувствие мисс Моури? Без изменений?

Он кивнул головой.

– К сожалению…

У Мэри сжалось сердце.

– Бедная девочка! – сказала она тихо.

Ирвин пристально посмотрел на нее.

– Я заглядывал на кухню и обратил внимание, что вы с ней нашли общий язык, – сказал он с улыбкой.

Девушка зарделась. Уговаривая Мону есть, она не только разговаривала с малышкой, но и пела песенки, рассказывала стишки и считалочки – только что не плясала.

– Я не заметила, как вы заходили, – отвела она взгляд.

– Вы были так увлечены разговором с Моной, что я решил не мешать вам. Не скрою, на меня произвели впечатление та простота и естественность, с которой вы общались с ребенком. Мона так нуждается сейчас в заботе и внимании.

Мэри промолчала, смущенная, и, пользуясь случаем, исподтишка залюбовалась твердым, будто из мрамора вырезанным лицом Ирвина, его густыми, иссиня-черными волосами.

– Скажите, – заговорила она, когда пауза затянулась, – вы работаете над новой книгой?

Поттер нахмурился и, оторвавшись от машинки, повернулся к ней.

– Да! – ответил он коротко, словно давая знать, что она ступила на запрещенную территорию. Но Мэри не могла так просто уступить, когда рядом был знаменитый на всю Европу человек, писатель, наставник душ человеческих. Она окинула взглядом полки и обнаружила одну, сплошь заставленную его книгами.

– Ого, и все это написали вы? – воскликнула она, подошла поближе к полке и взяла один из томов. – Ирвин Поттер «Теория убийств». Эту книгу я не читала, – сообщила она, проглядывая аннотацию на обложке. – Хотя, если не ошибаюсь, ее уже экранизируют в Голливуде?

Ирвин кивнул в ответ и бросил:

– Я вам ее дарю. Можете почитать перед сном хотя на ночь ее лучше не читать. Политический триллер – товар на любителя.

– Вообще-то я люблю этот жанр, но, к сожалению, не хватает времени. Урывками серьезные вещи читать не станешь, поэтому последние несколько лет я в основном потребляю детективы. Без глубокой мысли, чтобы тут же о них забыть, и в бумажной обложке – чтобы не жалко было выбросить в первую попавшуюся урну.

– И при этом вы, несмотря ни на что, предпочитаете серьезные произведения?

Мэри пожала плечами.

– Я люблю преимущественно романтические вещи. Из ваших книг, например, мне больше других нравится «Предосудительная любовь». Одного не пойму, – повернулась она к нему, – почему вы так не жалуете высокие чувства?

В плане интервью, набросанном ею еще перед отъездом из отеля, этот вопрос стоял одним из первых, и Мэри была довольна, что сумела ввернуть его в беседу.

– Не хочется говорить о любви всуе, – неохотно заметил Ирвин. – Слишком редкая гостья в этой жизни. Страсть, вожделение, влечение – вещи, гораздо чаще встречающиеся, а потому более определенные. Если вы читали «Дорогу в ад», то там именно страсть превращает главную героиню из обычной женщины в хладнокровную убийцу.

– Да, я читала эту книгу, – сказала она, поежившись при воспоминании о том впечатлении, которое на нее произвел Роман. – Я чувствовала себя раздавленной. И дело даже не в убийствах. Для героини, да и для автора, как мне показалось, понятия «любовь» не существует вовсе.

– Скорее они понимают это слово очень конкретно, – развеселился Поттер.

– Да, если понимать под любовью секс, – чуть покраснев, улыбнулась Мэри. – Но это очень узкая трактовка.

– Вы находите? – почти глумливо спросил Ирвин. – Но главный герой романа так не думает.

– И тем не менее, поскольку он так и не нашел своей любви, говорить о счастливом конце не приходится. Скорее это трагедия, хотя там все и завершается как нельзя лучше.

Поттер стал серьезен.

– Возможно, возможно, – протянул он, отворачиваясь к машинке, – но такова, к сожалению, жизнь, и тут ничего не поделаешь.

– Весьма безрадостное утверждение.

– Я бы сказал – реалистическое.

– Возможно, с ним и в самом деле удобнее жить. Но это означает всего лишь, что вы скорее скептик, чем романтик. Хотя, впрочем, не знаю…

– Я не скептик и не романтик, – опустив взгляд на страницу, сказал Ирвин. – Я всего лишь писатель, и мне нравится моя работа, особенно когда мне дают ею заниматься.

Слова его прозвучали как почти открытое предложение закруглить разговор. Однако некое ощущение недоговоренности заставило Мэри спросить:

– Я вам мешаю?

Поттер снова повернулся к ней, задумчиво и, как показалось ей, с некоторым сожалением прищурившись.

– Если честно, – сказал он тихо, – то да!

Оба замолчали, глядя друг на друга.

И тут загремел телефон.

Ирвин торопливо схватил трубку и почти радостно крикнул:

– Я вас слушаю! – Впрочем, тут же между его бровей появилась складка. – Нет, Лукас, – сказал он устало. – Никаких новостей. Я совсем недавно звонил в больницу, и мне сказали… – Он лихорадочно взъерошил рукой волосы. – А тут еще эта проклятая забастовка авиадиспетчеров. Я планировал навещать ее в больнице каждый день, а теперь сам видишь, что получается. Ехать поездом и машиной слишком далеко, а у меня на руках Мона, и я не могу… – Он оглянулся и, прикрыв рукой трубку, резко спросил: – У вас остались какие-нибудь вопросы?

– Нет, – фыркнула Мэри. Она поднялась и медленно двинулась к двери, всячески оттягивая момент ухода.

– С Моной все отлично! Я нанял в дом… – Он снова оглянулся и рявкнул: – Мисс Брэйдли, я вас прошу немедленно уйти и закрыть за собой дверь! Живо!

– Грубиян! – пробормотала себе под нос девушка, оказавшись за порогом.

В детской уже заливалась безутешным плачем малышка Мона.

– Что случилось, сладкая моя? – с улыбкой спросила Мэри. – Отчего ты не спишь?

Вид у ребенка казался совершенно горячечный, но, пощупав ей лоб, Мэри облегченно вздохнула – температуры у Моны не было. Она взяла девочку на руки.

– А может быть, ты просто хочешь переодеться? Ты ведь девочка, а значит, любишь одеваться во что-то новое. Вот мы и сменим для начала твой подгузник.

Девушка положила Мону в кроватку и направилась к гардеробу. Малышка мгновенно перестала плакать, села и восторженно застучала игрушкой по деревянным перильцам.

– Как хорошо, что ты не знаешь про болезнь мамочки, – приговаривала Мэри, переодевая ребенка. – Дай Бог, чтобы она поскорее выздоровела. Зато у тебя на редкость заботливый папочка. Только мечтать можно о таком папочке. Он бывает грубоват, но он так тебя любит…

То, что Ирвин – отец Моны, еще предстояло доказать, но Мэри в этом почти не сомневалась. Чтоб мужчина взял в дом чужого ребенка и с такой любовью о нем заботился? Да никогда в жизни!

Мэри не очень понимала, почему она сама получает столько удовольствия от возни с малышкой и не переживает по поводу того, что могла бы в это самое время загорать на солнце, пить джин с тоником и отшучиваться в ответ на комплименты окружающих мужчин. Парни всегда вились вокруг нее, но она не воспринимала их всерьез. Хотя, в отличие от Ирвина, не переставала надеяться на то, что есть на этом свете любовь, а значит, и счастье.