Народ на горке менялся, одни люди уходили, другие приходили. Родители гнали хворостинами домой своих оледенелых чад. А снег все падал. Белые хлопья вспыхивали золотом в свете единственного фонаря и опускались, кружась.
Азарт отвлекал от мыслей о деде. Я старательно их отбрасывал, но они возвращались бумерангом, и домой идти не хотелось, хотя было нужно, потому что Алексеевич, одетый не по погоде, весь посинел, но все равно не сдавался. К нам присоединился Каюк, вернувшийся из клуба.
Когда пошатывающийся и веселый Василий поднялся на горку, бабушка взяла его под одну руку, Толика — под вторую и повела домой.
Сколько времени прошло с момента, как мы появились здесь? Сейчас девять вечера или больше? Приехал ли дед? Наверное, нет, иначе мама, которая знает, как мы волнуемся и ждем его, уже была бы тут. Или ее разморило, и она решила, что не стоит напрягаться?
Оставив сани Борису, я побежал за взрослыми, которые разразились песней о коне, у Василия заплелись ноги, он чуть не упал и не повалил бабушку. Напился. Но как он смог? Не с чего было напиваться. Или просто ему пяти капель достаточно?
Дома уже ждали наряженные и расфуфыренные женщины. Тетя Ира сняла бигуди и сделала прическу, надела фиолетовую кофту с огромными накладными плечами. Мама тоже завила волосы и накрасилась.
— Дед не звонил, не появлялся — с порога проговорила мама, и праздничное настроение улетучилось.
В девять дед должен был приехать при самом плохом раскладе. Если его нет, значит, с ним точно что-то случилось. Или просто дорогу засыпало, и он еле ползет? Чем ближе новый год, там меньше оставалось надежды, что с ним все в порядке.
— Давайте вот теперь сфотографируемся, — предложила тетя Ира. — И не здесь, при входе, а под ёлкой!
Боря побежал расчехлять фотоаппарат.
Меня больше интересовало, как себя чувствует Наташка.
Сестра с отсутствующим видом лежала на диване, смотрела на скачущего на сцене Леонтьева. Я положил руку на ее голову.
— Ты как?
Она дернула плечами и ничего не сказала. Села, когда вошла шумная толпа и принялась устраиваться возле ёлки, встала и присоединилась к компании. Попыталась улыбнуться. Я пристроился рядом с ней. Боря поработал фотографом, потом его сменил Василий.
Сделали четыре фотографии: две бабушке, и по одной Ирине и нам. Наташка даже не бегала смотреть, как проявляются фото, и сразу же заняла нагретое место на диване.
Василий Алексеевич был изрядно пьян. Словно он в одно лицо опустошил две бутылки коньяка. Он раскраснелся, глаза его блестели, мама поглядывала с тревогой, но молчала, потому что, раз говорил он довольно связно, никакой опасности не было. Правда, речь его стала слишком эмоциональной, но это второй вопрос.
Когда все рассмотрели последнюю фотографию, Василий подошел к маме, обнял ее и усадил за стол.
— Давайте провожать старый год? — предложила она.
Все посмотрели на часы с кукушкой: было без двадцати десять.
— Не рано ли? — с сомнением произнесла тетя Ира, тоже веселенькая.
— В десять, — припечатала бабушка.
Мужчины ушли на улицу, мама с Ириной присоединились к Наташке смотреть телевизор. Бабушка указала на экран и сказала строгим тоном:
— В двенадцать выключим. Не хочу этого алкаша перекошенного видеть. — Она имеля в виду Ельцина.
Ее аж перекосило от ненависти. Дед был бы с ней солидарным. 12 декабря состоялись выборы в Совет Федерации, где победил Жириновский, у ЛДПР 23 %, второе место — у Гайдара с «Выбором России», 15 %, а у коммунистов, которым сопереживали бабушка и дед, всего 12,5 %, и это для них крах. Не хотелось бы, чтобы эту тему поднимали и бабушка расстраивалась.
После расстрела Белого дома политика перестала меня интересовать, да и я не помнил, как все сложилось в той реальности, а значит, не мог сравнивать «было» и «стало».
Тетя Ира весь вечер поглядывала на маму и Василия с завистью и не выдержала, спросила, сделав бестолковое лицо:
— Оля, вы такая красивая пара! А когда у вас свадьба?
Мама побледнела, вцепилась в руку Василия, который еще не развелся, потому не мог на ней жениться. Но, как бы Алексеевич ни был пьян, он уловил яд в голосе Ирины и принял вызов, погладил маму по голове и сказал:
— Когда Оленька только к нам пришла на винзавод, я увидел ее, и у меня руки затрымтилы… Задрожали. Такая нежная… А наши бабы ух! И коня остановят, и слона. Короче говоря, увидел её и понял, шо пропал. Но вот она и вот я, мы вместе встречаем новый год, и я верю — это первый наш праздник, и будет их еще много. — Он недобро покосился на Ирину, посмевшую усомниться в искренности его намерений.
— Так гулять когда на свадьбе? — не уловив тонкостей игры, поддержал жену захмелевший Толик.
Бабушка тоже поняла, что к чему, и замерла, уперев руки в боки и буравя Ирину взглядом.
Василий окинул собравшихся взглядом и пробормотал:
— Это должно было прозвучать не так… наспех. Надо было подготовиться, но поскольку уж… — Он ласково посмотрел на маму. — Оленька, становись моей женой. Больше всего на свете хочу услышать твое «да».
Ирина вспыхнула. Толик заулыбался. Бабушка округлила глаза и поднесла ладони к щекам. Борис зажмурился и незаметно для других стукнулся затылком о спинку дивана. Наташка будто не слышала, что происходит вокруг, баюкая свое горе.
Мне подумалось, что да, сестрица у меня вздорная, вредная, но из-за того, что она живет на повышенных скоростях, только за год с ней случилось столько дерьма, сколько другая и за всю жизнь не накопит: предательство любимого после угроз отца, второй претендент на руку и сердце вовсе оказался работорговцем, теперь, вот, — маменькин сынок, который сделал вид, что не замечает, как унижают его женщину. И заранее страшно при мысли о том, кто будет после Андрея.
Мама растерянно заозиралась, покраснела, заморгала так, словно собралась расплакаться.
Алексеевич тоже разволновался, истолковав ее молчание по-своему.
— Девушке положено подумать, — с некоторым облегчением сказала Ирина, избежавшая кары со стороны бабушки.
— Да, — шепнула мама, встала на цыпочки и обняла любимого. Ее плечи затряслись от рыданий. — Конечно — ДА!
Бабушка наблюдала эту сцену с некоторым скепсисом. Наверное, как и я, думала, что решения, принятые на пьяную голову — не самые лучшие, в том числе — скоропостижная женитьба. Они знакомы три с небольшим месяца!
Вместе с прижавшейся к нему мамой Василий бочком присеменил к бабушке и сказал:
— Эльза Марковна! Прошу… Прошу руки вашей дочери. Обещаю любить ее и заботиться о ней.
Бабушка резанула правду-матку:
— Так-то я не против. Но как ты можешь взять ее в жены, когда еще женат. Так ведь?
— Нас быстро разведут, — уверил он. — И как только разведут — так сразу!
Наташка наблюдала за ними то ли с завистью, то ли горечью — она была несчастлива и не могла разделить мамину радость. Наверное, это самый счастливый день в маминой жизни.
— Горько! — радостно воскликнул Толик и захлопал в ладоши — мама с отчимом поцеловались.
Борис, хоть и не был рад, вытащил «Полароид» и сделал несколько снимков — мама и Василий, целующиеся на фоне елки. Улыбающаяся и аплодирующая бабушка.
Чем это все обернется — вопрос.
— Прошу всех к столу, — пригласила нас бабушка, и мы принялись рассаживаться.
Меню было чуть больше, чем стандартным для постсоветского нового года: запеченная утка, запеченная курица, салаты «оливье», «сельдь под шубой» и «мимоза», соленья, селедка с луком, картофельное пюре. А еще были бутерброды с красной икрой — то ли бабушка решила шикануть, то ли Ирина ей привезла баночку.
Только мы расселись и зазвенели ложки о посуду, как клацнула входная дверь. Я вскочил, рванул навстречу, уверенный, что это приехал дед, но к нам пожаловали Дед Мороз, в котором я узнал Каналью, со Снегурочкой — кто-то из его поклонниц. Они подарили бабушке огромную коробку конфет, пожелали здоровья, счастья и достатка, и удалились, оставив меня наедине с разочарованием.
Ни в десять, ни в одиннадцать дед не пришел, и в душе, перечеркнув праздничное настроение, поселилась тревога.
Без десяти двенадцать мы вышли в огород — жечь бенгальский огонь, а бабушка вытащила ружье, чтобы пальнуть пару раз и создать звуковой фон, когда все парни начнут бахать взрывпакетами.
— Без пяти! — объявил Толик, глядя на часы.
Бабах! — рванули взрывпакеты в нескольких местах, и эхо прокатилось по селу.
— Ура-а-а! — донесся хор голосов.
Бабушка зарядила ружье и, отойдя в конец огорода, выстрелила — завизжала свинья, раскудахтались куры в сарае.
— Ура! — заголосил Борис, его поддержали мужчины.
— Без двух, — сказал Толик. Бабушка переломила затвор, сунула в ствол два патрона, тут совсем рядом грянул выстрел, он будто донесся из-за дома.
Мы вздрогнули, невольно повернулись на звук и увидели в темноте шагающую к нам фигуру с пистолетом.
— С Новым годом! — крикнул гость хриплым голосом, шагнул на свет, льющийся из окна, и все узнали деда.
— Ну что, я успел? — спросил он.
Борис рванул к нему, пожал руку. Дед обнял бабушку, бахнул в воздух из пистолета.
— Вот теперь — ура-а-а! — заорал я, чувствуя облегчение.
И лишь потом сообразил, что никто не слышал рокота мотора, словно дед пришел пешком, без машины.
— Что случилось? — спросил я взволнованно.
Дед отмахнулся.
— Ерунда. Давайте скорее — в тепло. — Он потер озябшие руки. — И — праздновать.
Глава 6Не ждали?
Борис обнял деда первым, потом — мама, затем — бабушка. На вопросительные взгляды Ирины и Толика бабушка ответила:
— Это Шевкет Эдемович, дедушка мальчиков и Наташи и мой старинный друг.
Она пальнула в воздух из ружья, пока Толик и покачивающийся Василий знакомились с дедом, властным движением привлекла его к себе и поцеловала в щеку.
— А это Юрка. Помощник мой, — представила она засмущавшегося Каюка и переключилась на деда: — Господи, ледяной какой! Ты пешком к нам шел, что ли? Зиму вез?