Чертов возраст!
Бабушка и Ирина пошли в дом, а мне туда не хотелось. Теперь нужно два-три часа тут побыть, и можно ехать домой. Точнее в подвал, там наши сегодня собираются и будут тусоваться до девяти вечера, а я им тренировку обещал. Да и самому интересно прокачать клан с нуля.
— Абыдно, да? — ехидно сказал из-за спины Андрей и встал рядом, сунув руки в карманы джинсов и покачиваясь с пятки на носок.
Двоюродный братец нарывался изо всех сил. И понятно ведь — подросток пытается задоминировать мелкоту и занять достойное место в социальной иерархии, а зло берет. Вот как с ним себя вести, когда врезать нельзя, а на равных общаться тошно?
— Давай музон послушаем? — предложил он. — Предки телек включили, а дерьмо свое выключили. У тебя хоть магнитофон есть? Ты ваще что слушаешь?
— Вагнера, — ответил я.
— А че это? Типа Розенбаума? — Он презрительно скривился.
— Это земляк «Скорпов». Фу, позор — Вагнера не знать, — улыбнулся я.
Еще разубеждаюсь, что чем тупее человек, тем выше у него самомнение.
— Металлисты — прошлый век! — выпятил грудь братец.
— А сам-то говнарь небось?
Андрюха воровато огляделся и зашептал:
— Что б ты понимал! Мне такое недавно подогнали! Кореш дал переписать одну группу… «Красная плесень» — слышал?
— Так и есть — говнарь, — ехидно констатировал я. — Про лобковых вшей и дерьмо мне неинтересно. Давай, вон, калитку бабушке починим, а то отвалится скоро.
— Ну ты жополиз! — попытался меня уязвить Андрюша, вытащил руки из карманов и скрестил на груди. — Да она и так тебе абрикосов даст, бабка у нас добрая. А я сюда отдыхать приехал, и так весь год пахал!
— Где инструменты? — спросил я, придумав, как избавиться от, мать его, кузена.
— Хрен бы я знал, — ответил он и пошел в огород.
Обычно инструменты хранились в подсобке, а в частном доме? Конечно же в гараже! Я выбежал на улицу, но обнаружил на дверях гаража амбарный замок.
— Андрюха! — крикнул я. — Дай ключ.
Донесся протяжный вздох. Думал, братец скажет: «Че это ты раскомандовался?» — но нет, принес связку, бросил мне через забор так, чтобы она упала, но я ее поймал и принялся подбирать ключ. Похоже, вот этот, ржавый, как и замок. Смазать бы! И замок, и все петли, а то не скрипят даже, а визжат, как свиньи недорезанные.
С замком пришлось повозиться, но он поддался. Отодвинув створку ворот, я вошел внутрь и обомлел: на меня таращилась круглыми фарами «Победа». Сначала я подумал — белая, но присмотрелся и понял, что нет — бежевая. Пыльная, с паутиной на дворниках, спущенными колесами, но и так видно, что она в идеальном состоянии. Ни царапинки. Помыть, и заблестит, засияет!
— Выключатель справа. — Голос Андрюхи заставил меня вздрогнуть.
— Крутая тачка! — не сдержал я симпатии к ретромобилю.
— Пфф, старье! Бабка вцепилась в нее, как в дедов гроб. Говорит, ни за что не продаст память о деде. Продала бы — давно видик бы купили!
— Ну ты и дебил. — Не хотел говорить, само вырвалось. — Лет через двадцать она будет стоить, как крыло самолета. Дороже, чем твоя квартира.
— Это ты дебил, — обиделся Андрюха и блеснул интеллектом: — Она и так старая, а через двадцать лет вообще древняя будет, и кому она нахер понадобится? Машины ведь как, с каждым годом дешевеют.
Помнится, году этак в двадцать третьем я видел объявление о продаже «шестерки» за — та-дам! — пятнадцать лямов. Потому что автомобиль был практически новым.
— Знаешь, что такое антиквариат? — спросил я и сам же ответил: — Старые иконы, драгоценности, монеты, которые в свое время ничего не стоили, а сейчас стоят целое состояние. Вот и эта машина — так же, а видики твои через двадцать лет даром никто брать не будет, появится что покруче.
«Сам увидишь, если доживешь», — мысленно продолжил я.
— Ну ты чудик! — усмехнулся он. — Че еще сочинишь?
— То, что нам сегодня по**й, потомки назовут эпохой, — пропел я, попытался открыть дверцу машины, но она была заперта.
— Нафига это тебе? Скажи еще, что водить умеешь.
— Если умею, ты поцелуешь мне ботинок? — сыграл я по его правилам.
— С хера ли?
Андрюха вошел, щелкнул выключателем — загорелась лампочка, висящая на проводе. Вместо того, чтобы искать отвертку, молоток и гвозди с шурупами, я стоял и пялился на «Победу». Так хотелось поставить ее на колеса, отмыть, завести и слушать, как рокочет стальное сердце. Я и сам бы, наверное, смог ее привести в порядок, если бы были инструменты… правда, это вызовет вопросы. Надо взять пару журналов из библиотеки, чтобы показать, что я интересуюсь механикой, изучаю автомобили.
— Че застыл? Столбняк напал?
Действительно, чего застыл… Я двинулся вдоль затянутых паутиной полок. Дед был рукастым, чего тут только нет! И все разложено по коробкам, подписано. Ключи разнообразные, отвертки, рубанок, похожий на носорога, молотки и молоточки. Ручная дрель. Шпатели…
Так, стоп! Я калитку собирался чинить. Под руку попалась масленка. Я капнул на руку, понюхал, растер, а то мало ли что туда налили… Нет, масло. Хорошо, беру.
О, вот коллекция паяльников! Где ж вы раньше были? А на полке выше — новенькие дверные петли. Пожалуй, возьму. Сложив все необходимое в картонную коробку, я вышел из гаража, смазал петли ворот, сощурился на солнце.
— Че, ты в натуре будешь чинить забор? — не поверил Андрюша.
Я молча осмотрел калитку. По-хорошему, новую бы поставить, тут не в петлях дело, а в трухлявых деревяхах. Но это точно не сейчас. Пока — поставить заплатку из фанеры вниз, вверху состояние дерева терпимое. Года на два должно хватить. И хорошо, что тут шурупы, а не гвозди. Или плохо, потому что они проржавели, и никак их не выкрутить, только с мясом выдирать. Или хрен с ней, с заплаткой, полностью поменяю доску, благо в гараже есть подходящие.
— Че, переоценил себя? — радостно сказал надзирающий Андрюха.
Я молча принялся снимать петли.
— Принеси доски, в углу стоят. И пилу.
— Че это я…
Вот же придурок! Пришлось идти самому. Доски почернели от времени и сырости, но были вполне бодрыми, я взял одну, на улице подогнал по длине и приладил на место трухлявой, принялся прибивать гвоздями.
За этим занятием меня застали бабушка и тетка, вышедшие на перекур, спикировали двумя соколицами, нависли. Я объяснил, что собираюсь делать, тюкая молотком по гвоздям. Затем приладил петли начерно и скомандовал:
— Андрей, держи. Не перетрудишься, минут пять максимум напрягаться. Не смотри так, калитка не тяжелая.
Тут уж ему не отвертеться, пришлось помогать. Я не соврал: пять минут — и калитка на месте.
— Ну даешь! — покачала головой бабушка, набивая трубку табаком. — Спасибо.
— Гарантия — два года, — улыбнулся я. — Что еще починить, а то скучно?
Глаза тети Иры все круглели и круглели, но, надо отдать ей должное, она не стала позорить Андрея. Будь на ее месте мой отец, он бы прилюдно заявил: «Посмотри, какой молодец, не то что мой Пашка (Наташка, Борька), чмо безрукое».
— В кухне радио замолчало, — ехидно улыбнулся Андрей, все пытающийся вывести меня на чистую воду — посмотрите, мол, только треплется, но ничего не умеет.
— Не обещаю, но попытаюсь, — сказал я и отправился в гараж — относить инструменты и брать паяльник.
Старенькое радио-говорунок висело на кухне — пожелтевшее от времени, прямоугольное, с круглым запыленным регулятором громкости. В привычное время таких не осталось даже у стариков, телевизоры полностью вытеснили радио. Так что воскрешение говорунка было своего рода делом чести.
Андрюха, всячески пытавшийся выставить меня выскочкой и неумехой, сдался, когда я всего-то припаял шнур. Бабушка сразу же настроила любимую волну, и радио ожило, запело прямо в моих руках:
— Кондуктор не спешит, кондуктор понимает…
Я убавил звук и прицепил радио на место, встав на кухонный стол. Когда слезал, вошла раскрасневшаяся и повеселевшая мама, и бабушка умилилась:
— Ну ты даешь, Оля! Такого парня вырастила: калитку починил, радио петь заставил. Мастер на все руки! С таким точно не пропадешь.
Мама посмотрела на меня с недоверием, словно в первый раз увидела, а следом за ней вошел Толик и возмутился:
— Эльза, не могли меня попросить?
Бабушка махнула рукой.
— Ой, Толик, неудобно. Ты столько работаешь, отдыхай.
Поймав его недовольный взгляд, я пожал плечами:
— Мне просто стало скучно.
Фыркнув, Андрюха наконец удалился и, видимо, своей тяжелой аурой выдавил из дома Наташку с Борисом. Брат, задерганный старшими, пытающимися самоутвердиться за счет слабого, затанцевал рядом со мной:
— Па-аш! Уже пять часов! Ты тренировку обещал! Поехали домой! Мам, можно мы на тренировку?
И снова она удивилась.
— Что еще за тренировка?
— Старшеклассник приемы показывает, — соврал я, подмигивая брату. — Сегодня в семь должен прийти.
— А ты, Оля, оставайся с нами, — решила за маму тетя Ира, тоже румяная и довольная, обняла ее, радостно сощурившись. — Столько лет не виделись!
— Как же они одни? — растерялась мама.
— Как Шарик в гостях у Барбоса, или как там их звали, — серьезно ответил я. — Вернешься ты домой, а квартира развалена, все вынесли, включая ванну и унитаз, на полу спят цыгане, а на балконе коза.
Тетя Ира захохотала. Захмлев, она забыла, что взрослая, и стала вести себя, как девочка.
— Наташа, с тебя спрошу! — погрозила пальцем мама, но как-то без энтузиазма.
Сестра закатила глаза, всем своим видом показывая, что она услышала несусветную глупость, и прошептала:
— Ма, самому младшему двенадцать лет! Его не надо пеленать и кормить из бутылочки. Или надо, а, Борямба?
— Да задрала ты! — буркнул он, отходя в сторону.
— Мы поехали, — сказал я. — Бабушка, спасибо, все очень вкусно. Тетя Ира, приятно познакомиться. Дядь Толя, шашлык обалденный…
Бабушка вскинула руку:
— Стоять! Без пирогов не отпущу!
Она юркнула на кухню, где по радио крутили песни ее молодости, загремела посудой. Повисла неловкая пауза, которую поспешила заполнить тетя Ира: