— Этот хрен его — ногой под зад! А Боря как развернулся, и в нос его — бум! Тут второй подбегает, и Боре — в глаз, этого уже я схватил, как ты учил, и давай душить. Но училка разняла.
— Что, прям сходу — бум? — не поверил я.
Боря пожал плечами.
— Я сказал, чтобы он извинился, он не стал…
— Кровищи было — уф-ф! — кровожадно отчитался Ян и вдруг изменился лицом, указал пальцем на дорогу: — Вон он! Картофан! А ну иди сюда, урод!
Карташов, прикладывающий марлю к лицу, остановился, посмотрел на нас.
— Только попробуй еще раз! — крикнул Борис, и пацан ускорился. — Трус!
Я похлопал брата по спине.
— Молодец! Не ожидал.
— А меня никто не дразнил, — похвастался Ян. — Думал, хуже будет.
— Понаглее держись, и не полезут, — посоветовал Илья. — А если полезут, предупреди — и в нос, как Боря. Ты теперь не один. Вы есть друг у друга, теперь вам надо обзавестись союзниками. Если есть кто толковый, зови в клан. Рассмотрим кандидатуру, проголосуем.
— Подумаю, — кивнул Борис.
Илья спросил:
— Юра, Алиса, что у вас?
— Юрка, тебя узнали? — спросила Гаечка. — Пашку — нет, прикиньте? А меня — с трудом.
Восьмиклашки переглянулась, как заговорщики, и слово взял Юрка:
— Не узнали, кароч. Только Длинный узнал. Со мной за партой никто сидеть не захотел… — Он покосился на Алису и виновато добавил: — И с ней тоже.
Алиса не глядя на нас продолжала вырисовывать в пыли непонятные фигуры.
— С тобой вообще никто в классе не дружит? — спросила Гаечка.
— Литвиновы Мира и Ира, двойняшки, — ответила она, не поднимая головы. — Но они сидят друг с другом.
У истории было продолжение, но Алиса смолкла. Есть те, кто все время жалуется, и те, кто считает постыдным такое положение вещей.
— Девки косятся, хихикают и не разговаривают.
— Да что за нафиг, эй! — вскинул руки Рамиль. — У нас шлюха дорожная в классе учится, и ничего. А ты — нормальная девчонка. С какого хрена?
— Да! — кивнули Димоны, тоже готовые защищать Алису.
— Мамаша удружила, — прошипела она. — И как ее любить? За что? Забудут они — ага!
— Если совсем достанут, переводись в другую школу, — посоветовал Илья.
— Мать не хочет! Говорит — глупости! — Алиса встала и со злостью пнула камень. — Говорит, что я… преувеличиваю. — Последнее слово буквально сочилось ядом.
— Пригрози сбежать из дома, — посоветовала Гаечка. — Поживешь у нас.
— Конченая школа, — бурчала Алиса. — У меня самый дебильный класс! Потаскухи, стукачки и заучки!
— А пацаны? Есть же нормальные… — проговорил Каюк.
— Кто⁈ Ты теперь самый нормальный.
— Значит, переводись, — заключил Илья
Надо будет повнимательнее присмотреться к Алисиному классу. Может, никто ее там не обижает, а это простая подростковая мнительность. Была у меня подруга, которая рассказывала, как в этом возрасте стала всего стесняться, ей казалось, что все только на нее и смотрят и за глаза насмехаются. Если это и правда так, следует подумать, как ее перевести в другую школу, но не сразу, а когда история с работорговлей окончательно забудется. Если сделать это сейчас, ситуация может повториться, с той только разницей, что здесь мы сможем присмотреть за Алисой, а там защитить ее будет некому. Это я и озвучил, закончив:
— Месяц-полтора продержишься? Сейчас в другой школе ситуация может повториться. Пусть пыль осядет.
— В этом есть здравое зерно, — поддержал меня Илья.
Недовольно засопев, Алиса кивнула.
— Продержусь. Заболею если что. И так сижу не отсвечиваю, а они косятся, шепчутся.
Обернувшись, она с тоской посмотрела на свою общагу.
— Давайте переоденемся и — на базу? — предложил Рамиль. — А то скоро уроки начнутся, так не потусишь.
— Мы можем делать их вместе, — предложил я. — И веселее, и проще. Только стол нужен еще один.
— Клево вам, вы все в одном классе! — пожаловался Борис.
— Так а вам кто мешает? Приходите и — вперед. Мы поможем, если что, — сказал я.
— Круто! — улыбнулся Рамиль. — Один делает математику, второй физику, третий русский, остальные скатывают!
— Фиг вам, — возмутился Илья. — Это называется — паразиты. Несправедливо, если все будем делать мы с Пашкой. Все будут делать все.
Я его поддержал:
— Воля и разум — девиз нашего клуба. Мы должны быть не только сильными, но и умными.
— Я матешу не понимаю, — пожаловалась Гайка. — Вообще не врублюсь, нафига она нужна? Как она мне пригодится?
Еще весной и я так считал. Бесполезная фигня эта ваша математика, она нужна мне для поступления и не более. Теперь же, со знаниями взрослого, считал по-другому.
— Она мозги прокачивает. Нервные клетки развиваются до двадцати трех лет, и вот за это время нужно сформировать как можно больше нейронных связей. То есть напихать туда навыков. Тогда жить и зарабатывать будет легко.
— Фигня, — не согласилась со мной Гаечка.
Из-за деревянного забора, под которым мы скопились, высунулась бабка в белом платке и крикнула:
— Чей вы тут расселись? Заплевали все, наркоманы! А ну пошли вон, а то собаку спущу!
Алиса поднялась, отряхнув юбку, и показала бабке средний палец. В нее полетел ком земли, и мы бросились врассыпную.
— По домам! — скомандовал я. — В час — на базе!
— А ну пошли отседова, ироды! — разорялась бабка. — Антихристы!
Разбежавшись в разные стороны, мы рассеялись. Я оказался рядом с Юркой, которому нужно было аж в Васильевку, сказал ему:
— Подожди!
Он остановился. Я подождал, пока Алиса отдалится, и спросил:
— Она точно не придумывает?
Каюк шумно почесал в затылке, пожал плечами.
— Я не догнал. Никто ее не трогал, она сама на всех шипит. Странная ваще.
Значит, все-таки подростковая мнительность. Но одно другое не отменяет. Нужно внести это все в ежедневник. В пятницу вечером я буду навещать Светку и Ваню, помогать им и старикам, покупать еду. И усиленно думать, как определить малых в школу. В субботу и воскресенье у меня развоз товара по точкам. Интересно, сколько их останется из тех, что есть сейчас?
Ну и созвон с бригадиром и заказ товара. Процесс запущен, торговля идет практически без моего участия: бабушка с Канальей получают товар через день, делят его на два раза, вечером отвозят на вокзал и отправляют в Москву. Раз в неделю забирают то, что передал дед: мне кофе на продажу и мелочевку для друзей.
Пока курс доллара не колеблется, держится в пределах тысячи и мы доживаем последние спокойные месяцы, но в сентябре-октябре бакс должен скакнуть из-за расстрела Белого дома. Так что забот прибавится. Нужно будет всю выручку сразу же менять на доллары.
Сейчас жизнь еще ничего. А в девяносто четвертом начнется настоящий ад: повальная задержка зарплат, которые за пару месяцев будут обесцениваться настолько, что хватит только на хлеб. Тотальное обнищание, разруха и эпоха бартера, потому что ни у кого нет денег.
Спасибо болтливому Витале, который рассказал мне все торговые схемы, которыми он пользовался, до много я сам не додумался бы.
Глава 4Чума на оба ваши дома
Яркий свет по глазам. Белая комната. Огромный экран на стене, выдвижная клавиатура…
Меня накрыло волной радости. Ура! Вспомнилась ялтинская красавица, все те люди, смерть которых видел в прошлые разы, и я понял, что конкретно им подарил сколько-то драгоценных дней жизни. Сколько?
Экран мигнул. Вздрогнули цифры на таймере: 08. 05. 2027. Канун Дня победы. Время, когда во многих городах его будут отмечать без ветеранов, потому что им на тот момент должно быть более ста лет. А сейчас они относительно молоды и полны сил…
С мысли сбили сменяющиеся на экране картинки: день-ночь-день-ночь-день-ночь…
Началась перемотка, замелькали цифры. Я подошел к клавиатуре, попытался ее оживить, но снова тщетно.
Перемотка закончилась, на таймере обозначились ноли. Скоро проступят цифры. Я перевел взгляд на экран, рассчитывая увидеть очередной незнакомый пейзаж, и вздрогнул. Мне предстояло смотреть, как гибнет родной город. Ломаная линия гор на севере. И облака. Удивительно низкие облака, которые, как парапланеристы, будто бы спрыгивали с вершин и скользили по небу.
Залив. Краны, похожие на гигантских жирафов. Два оранжевых буксира, сопровождающие исполинский сухогруз. Площадь со стелой. Современные высотки с огромными голубыми стеклами.
Набережная… Прекрасная, чистая, мощеная плиткой, а не как сейчас. Все чистенькое, сияющее, аккуратное. Белые шезлонги на пляже, белые стационарные навесы в форме зонтов, деревянные дорожки между ними и никакого мусора и дохлых дельфинов. Прекрасное беззаботное сытое будущее.
Нарядные отдыхающие, дефилирующие по набережной. Люди на электрических самокатах. Старик стоит на колесе, а оно его везет!
Взрослого меня бесили самокаты, но именно сейчас, за пару мгновений до гибели, они казались трогательными и милыми. Как и собачники, облюбовавшие шикарный стриженный газон. И эстетичные кофейные ларьки…
На таймере проступили цифры: 19. 06. 2027.
Камера приблизила старушку-божьего одуванчика в газовом платке, прижимающую к щеке мохнатого йорка. Я закрыл глаза, не желая видеть того, что будет дальше, но все равно каким-то чудом, сквозь сомкнутые веки видел перечеркнувший небо инверсионный след и ослепительную вспышку.
Все они умерли, не успев испугаться, потому что ракета ударила прямо по городу. Интересно, где в этот момент буду я и мои близкие?
Будут ли живы мама и отец? Как сложатся судьбы друзей, Наташки и Бориса?
Я стиснул зубы. Мир мигнул, и я очутился в ретро-спальне то ли парня, то ли девушки. Опять. Но увидеть его/ее не успел, потому что меня толкнули в бок, и я проснулся.
В предрассветных сумерках надо мной нависал Борис.
— Хорош зубами скрежетать! — хрипнул он и поковылял к своей кровати, бормоча: — Сотрешь их нафиг.
Я хотел спросить, что неужели было так громко, но заметил, что мышцы лица так свело, что рта не открыть. Шлепнул себя по щекам. Еще и еще раз. Шевельнул нижней челюстью и закрыл глаза.