— Его отец был энергетом, — проговорила девушка.
— В том-то и дело. Как правило, генетика обуславливает рисунок Дара. Даже не припоминаю, чтобы случались подобные сбои. Громов точно родной сын?
— Насколько мне известно, да. Но… возможно, стоит это проверить. Хотя не представляю, как это сделать спустя столько лет…
— Есть и другое объяснение. Случайная мутация.
— Это реально?
— Иногда бывает. Но меня смущает ещё одна вещь. Видите форму узлов? Я с таким впервые сталкиваюсь. И объяснить не могу.
— А что это значит, товарищ подполковник?
— Без понятия. Ваш подопечный явный менталист, но я даже не представляю, какой именно техникой он владеет. Тут словно всего намешано — и телепатия, и эмпатия, и подчинение, и… Да буквально всё!
Повисла пауза. Затем Соколова спросила:
— Есть ещё что-нибудь… что мне стоит знать?
— Есть. Обычно, когда ментор инициирован, можно определить его ранг. Как правило, он невысокий, но… В случае Громова мне не удалось установить его уровень.
— Как такое может быть, товарищ подполковник?
— Не имею представления. Всё размыто. Перед нами просто уникальный экземпляр. Было бы очень интересно с ним поработать.
— Товарищ подполковник, я должна спросить ещё об одном: как вы оцениваете Владлена Громова в качестве потенциального сотрудника нашего ведомства?
— Крайне высоко. Если его способности развить… Мы получим исключительного агента. Но требуется контроль. Нельзя пускать дело на самотёк.
— Значит, рекомендуете академию?
— Безусловно.
— Я вас поняла. Можно забрать спектрограмму? Полагаю, товарищ Красин захочет на неё взглянуть.
— Сделаю вам копию.
Майор вышла из кабинета спустя пару минут. К тому времени я уже от неё отключился и обдумывал услышанное. Прежде всего, следовало решить, насколько стоит раскрывать свой Дар окружающим. Видимо, придётся имитировать постепенное развитие. Меня и так взяли на карандаш из-за выявившихся странностей. Нельзя усугублять впечатление о себе как о чем-то не поддающемся пониманию. В спецслужбах такого не любят.
— Идёмте, товарищ Громов, — сказала майор, складывая листок и убирая его в карман. — Познакомлю вас с начальством.
Поднявшись с дивана, я последовал за ней.
— Я думал, товарищ Раменский и есть начальство, — проговорил я, шагая по красной ковровой дорожке.
— Конечно. Председатель коллегии наркомата большой человек, — не оборачиваясь, ответила Соколова. — И мы тесно сотрудничаем. Но он не из КГБ. Непосредственный начальник у нас другой.
Мы добрались до большой приёмной, отделанной полированными деревянными панелями. В углу работал стоящий на ковролине белый вентилятор. Справа от него сидел молодой офицер в форме КГБ.
— К самому? — спросил он, окинув нас быстрым взглядом.
— Ага, — отозвалась Соколова. — Доложи, пожалуйста.
Секретарь снял трубку, нажал кнопку и через пару секунд сказал:
— Михаил Юрьевич, майор Соколова. Понял. Прошу, — кивнул он девушке. — А вы подождите на диване, — это уже было адресовано мне.
Пока я садился, Соколова успела исчезнуть за обитой чёрным дерматином дверью.
На этот раз подслушивать я не стал. Во-первых, и так было ясно, о чём пойдёт речь. Во-вторых, не стоило забывать про откаты. Сегодня я и так часто пользовался Даром, а вот энергии накопить не успел, так что не хотелось тратить жалкие остатки подчистую.
Минут через пятнадцать дверь отворилась, и на пороге показалась Соколова. Поманила меня.
Когда я вошёл, то увидел мужчину лет шестидесяти, с усами, бородкой и зачёсанными назад волосами, едва тронутыми сединой. Чем-то он напоминал Дзержинского, чей портрет висел у него за спиной.
— Полковник Красин, — представился он, не подавая руки. — Садитесь, товарищ Громов.
Я расположился напротив стола из красного дерева с резным гербом СССР на передней панели. Соколова устроилась справа на краешке кожаного дивана.
— Мне о ваших подвигах доложили, — глядя на меня, проговорил начальник отдела КГБ при наркомате пропаганды. — И о художествах — тоже. Честно скажу, впечатления у меня о вас спорные. Однако потенциал и… я бы сказал, талант, налицо. Как вы справились с бандитами?
— Они сами друг друга перестреляли.
— Охотно верю. Но заставили их это сделать вы. Верно?
Отрицать смысла не была, так что я кивнул.
— Мне пришлось. Они…
Красин остановил меня поднятием руки.
— Не надо. Я в курсе ситуации. Когда вы обнаружили у себя Дар? Сколько времени развивали его?
— Год назад, — соврал я.
— Хм… И добились таких успехов? Неплохо… Очень даже, — Красин взглянул на майора. — Ваш куратор уверена, что из вас может получиться толковый агент. Если направить вашу энергию в нужное русло. Что скажете, товарищ Громов? Хотите послужить Родине?
— Само собой, — ответил я.
Служил там, послужу и здесь. Почему нет? Всё равно ничего иного я в течение последних тридцати с лишним лет не делал. Да и не умел, если уж на то пошло.
— Даже не возьмёте время подумать? — спросил Красин.
— Не о чем тут думать, товарищ полковник. Я согласен.
КГБ-шник смерил меня очень внимательным и долгим взглядом. Затем кивнул и снова повернулся к Соколовой.
— Подавайте документы в академию. Посмотрим, что из вас получится, товарищ Громов.
Глава 7
Домой я возвращался уже после полуночи. Заполнив и подписав кучу бумаг, среди которых были, в основном, гарантии конфиденциальности. Читал я все бумажки внимательно, так что времени ушло на подачу документов, как это называла Соколова, немало.
— И это меня только на обучение берут? — усмехнулся я, когда майор, наконец, собрала все бланки и соединила канцелярским зажимом в стопку. — Сколько же придётся подписывать, если попаду на службу?
Девушка недоумённо сдвинула брови.
— Так ты уже попал, Громов, — сказала она, переходя вдруг на «ты». — Думаешь, особая академия КГБ — это так, поучился и передумал?
— А что, нет? — спросил я, изобразив удивление, чтобы спровоцировать куратора дать чуть больше информации.
Соколова покачала головой.
— Учёба агента — уже служба, — сказала она. — Кстати, для тебя будет особое задание. Я думаю, тебе даже понравится. Приступишь к нему параллельно с обучением, чтобы время не терять.
— Какое? — спросил я.
— Узнаешь в своё время. А сейчас держи вот это, — майор протянула мне красную пластиковую карту, на которой было написано: «Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодёжи». — Твой комсомольский билет. Членские взносы будут списываться с твоего счёта автоматически.
Я с удивлением взял в руки карту, перевернул и увидел серийный номер, свои данные и изображение шести орденов. Когда-то у меня был почти такой же документ, только на бумаге, пахнущей клеем, типографской краской и чернилами.
— Разве не нужно сдавать экзамен и предоставлять рекомендации, чтобы вступить в комсомол? — спросил я, глядя на выданную карту.
— Нужно, — кивнула Соколова. — Но тебя приняли по упрощённой процедуре. Назовём это так. На формальности нет времени, да и ни к чему они. Всё, сейчас ты свободен. Занятие в академии начнётся послезавтра в восемь утра. На проходной просто представишься. Там тебе после идентификации выдадут пропуск. Не опаздывай, Громов. Родина ждать не любит.
— А меня точно примут? — спросил я на всякий случай. — Не нужно сдавать экзамены?
— Считай, уже приняли. И ты всё сдал. Осталось только тебя оформить. Послезавтра уже начнутся занятия.
Видимо, тоже по «упрощённой процедуре», как называет это мой куратор.
— Летом? — спросил я, слегка удивлённый тем, что на учёбу придётся выйти уже через день.
Майор усмехнулась.
— В этой академии каникул не бывает, Громов.
Не знаю, просто у меня вышло попасть в особую академию КГБ или сложно — пока не имел возможности оценить. Да и какая разница? Куда больше меня интересовало, что за задание придумали для меня. И почему не сказали сразу, в чём оно заключается. И что означает вот эта фраза — «думаю, тебе даже понравится»?
В общем, было про что подумать, пока ехал домой. К моему удивлению, общественный транспорт ходил, так что добрался я быстро и без проблем.
Не хотелось никого будить, но ключ от подъезда я так до сих пор и не сделал.
— Кто там? — раздался настороженный голос матери, когда я нажал кнопку домофона.
— Это я, Влад.
Пискнул замок, впуская меня в парадную.
Женщина ждала на площадке.
— Отпустили⁈ — воскликнула она, порывисто обняв меня, едва я вышел из лифта. — Расскажи, что было-то!
Пахло от неё корвалолом и валерьянкой. Видать, пока ждала, принимала.
— Да всё нормально, мам, — улыбнулся я. — Просто расспросили, что случилось. Бандитов арестовали. Как Оля?
— Спит. Ничего не помнит. Наверное, оно и к лучшему. Ты-то хоть расскажи, как и что! Я места себе не находила. Привезли Олечку, сказали — мол, с тобой разбираться будут, задержан ты. Ничего не объяснили толком. Тебя совсем отпустили или под подписку?
— Совсем, мам, совсем. Говорю ж: нормально всё. Ты извини, я устал очень. Глаза прямо закрываются. Давай потом, ладно? Мне надо отдохнуть.
— Да-да, конечно! — спохватилась женщина. — Что ж я, дура, на лестнице тебя держу⁈ Пойдём, Владик… Ты кушать хочешь?
Я хотел ответить, что нет, но вдруг понял, что, и правда, проголодался.
— Можно.
— Вот и хорошо! — почему-то обрадовалась мать. — Мой руки и иди на кухню. Сейчас я всё разогрею. Поешь и спать пойдёшь.
Давно для меня никто не готовил. И я никак не мог привыкнуть к такому. Словно вернулся в детство — в некоторой степени, конечно. Странное ощущение… Очень, очень давно позабытое.
— Послезавтра пойду документы подавать в ВУЗ, — сказал я. — Решил учиться. Пора за ум браться. Погулял и хватит.
— Куда? — удивилась женщина. — То есть, я очень рада, но… не поздновато?
— Везде разные сроки, — ответил я уклончиво. — Если получится, расскажу. Не хочу сглазить.