— Телефон, где здесь телефон?
Не давая себе отчета в том, что делает, Давыд осторожно подхватил его двумя пальцами и перенес к ближайшему автомату. Человек ошалело мотнул головой и бросился в будку. И пока он бубнил что-то в трубку, приступ исчез. Пошатываясь, Давыд встал и, осмотревшись, обнаружил у подножия деревьев среди густых кустов покосившийся домик. Там что-то произошло, понял он. Звонивший выскочил из кабины, прижимая руку к боку, и остолбенел, глядя на Давыда.
— Етишкин кот! — проговорил он сдавленно. — Это ты меня перенес? Чуть ребра не поломал — Ну и денек!
— Давид, — голос врача был злым, раздраженным, — пойдем отсюда.
Поворачиваясь, Давыд успел заметить, как мужчина побежал к домику.
— Туда нужно зайти, — вырвалось у него. — Там больной.
— С чего ты взял?
— Оттуда выбегали звонить. Из того дома в зарослях, через дорогу.
— Это ты называешь дорогой? А-а, ладно, — врач кивнул санитару, и они нырнули в чащу.
Прошла вечность, прежде чем они снова показались на противоположной стороне. Врач хромал рядом с носилками, которые несли санитар и уже знакомый Давыду мужчина.
— Скорее в клинику.
— Сердце?
— Что-то другое. Еще не знаю.
Носилки загрузили, и Давыд поднял машину в воздух. Мелькнуло испуганное лицо сопровождающего. «Врач здорово встревожен, — осторожно вышагивал гигант по проложенной тропе. — Не хватало, чтобы болезнь оказалась заразной. Тогда всем крышка. Город практически не существует. Центр еще борется: там больше камня. Здесь же все заросло, и как ни вырубай, зарастет снова…»
— Хорошо, что ты догадался, — врач открыл дверцу. — На вызов приехали бы поздно вечером, если не завтра утром.
Носилки выгрузили и поспешно понесли в здание. Врач заковылял рядом, успев крикнуть Давыду, чтобы подождал его.
Среди деревьев Давыд видел множество раскладушек и просто постелей, наспех брошенных охапок ветвей. «Где-то здесь лежит Денис, — скользнул он взглядом по импровизированному госпиталю. — Я так и не узнал, что с ним. А сейчас это безнадежная затея». Он стоял поодаль, расставив ноги, чтобы не мешать подъезжающим. Все было, как раньше, и в то же время иначе. Лишь немного погодя, Давыд сообразил, что исчезла тревога. Никто испуганно не смотрит на него, не шарахается в сторону. Дело поглотило всех полностью, не оставляя места лишним эмоциям. «Так и должно быть. Главное — сдержать первый удар, не запаниковать». Впервые за сегодняшний день он ощутил силу, пришедшую с гигантским ростом, и чувство это заставило его выпрямиться, не стыдиться своих размеров. В конце концов, не виноват же он, что так получилось…
Давыд ждал врача и вспоминал, что в детстве мечтал стать великаном. Но как его превращение непохоже на детские представления! «Громадный одушевленный локатор. Ловлю настроение окружающих и тут же ему отдаюсь…» Ведь и острая боль, свалившая его возле пристани, связана с этой же способностью воспринимать чужое настроение.
— Ты не ушел? — хромой врач тяжело дышал. — А друг твой исчез.
— Я так хотел с ним повидаться, — огорчился великан.
— Давыд, нас должны изолировать. Из-за твоего больного.
— Что с ним?
— Непонятно. Потому и изолируют. Только как быть с тобой?
— Понимаю, — с горечью произнес Давыд. — Я уйду из города.
— Это ненадолго, — поспешил утешить врач. — Все необходимое тебе доставят вертолетом.
— Что ж, спасибо… Я буду в лесу за Дачным городком.
— Не обижайся.
Давыд молча повернулся и зашагал к понтонному мосту.
Ноги его были исцарапаны обломками деревьев, но он не замечал этого. Сознание вновь заполнила тревога, и Давыд понял, что она пришла из разноцветных дачек, спрятавшихся среди деревьев, доходивших ему до пояса. Внизу, наверное, сыро и темно, как в любой чаще. Вверху ослепительно сияет солнце, но здесь он совершенно один. А дачки объединены боязнью быть раздавленными мимоходом гигантской стопой, страхом перед яростным напором растительности. Эта непокорность казалась сверхъестественной и увязывалась с появлением исполина…
Давыд не сразу понял, что прозвучал выстрел. Точно так же трещали деревья на его пути. Только мгновенный укол, напомнивший укус комара, заставил сообразить, в чем дело. Он с недоумением осмотрел заросли: захотелось обязательно найти стрелка. Но после второго выстрела это желание исчезло. Ощущать себя дичью было неприятно даже при его теперешнем росте.
Он ускорил шаг и вышел к берегу, откуда совсем недавно торопился с Денисом в город. Пленка на воде пожелтела, рыбы больше не выпрыгивали, лишь изредка колыхались водоросли. В тот аромат свежевыловленной рыбы, что стоял в воздухе от серебрящихся груд на обоих берегах, вплелась струя гнилостного запаха. Давыд подумал, что река совсем запаршивела, и неохотно ступил в воду. Однако переход обошелся без осложнений.
Где лежала дорога, Давыд догадался смутно. «Неужели теперь навсегда так: деревья, деревья — и ничего больше? Мы со многим справились, боялись лишь атомной войны. И вдруг привычные деревья, выросшие в неположенных местах, грозят развалить цивилизацию». Он вспоминал город, затянутый дымкой бензопил и автомобилей, буксующих на пнистых дорогах. В ушах стояли лязганье тракторов, гул вертолетов. «Решалось бы с болезнью быстрее. В такое время прозябать в лесу… Куда это я разогнался? Могут и не найти…»
Расположился на песчаном берегу озера. Вода была чистой, и Давыд почувствовал жажду. Опустился на колени, напился. Жажда исчезла, но ее сменил голод. Впервые за все время захотелось есть. «Без вертолета мне долго не продержаться. — Он прилег на теплый берег, закрыл глаза. — Я же человек, хотя какой-то дурак не поверил в это… Теперь набраться терпения и ждать. Надеюсь, за неделю вся петрушка кончится».
В глубине души он верил, что к вечеру за ним прилетят и можно будет вернуться в город.
Денис в последний раз оглянулся на растревоженные клиники и поспешил скрыться за громадным тополем, выросшим еще в стародавние времена. Сквозь заросли с трудом пробивалось солнце. Оставались лишь редкие островки, не занятые деревьями. В таких местах росла особо густая трава, оживленно стрекотали сороки.
Он пробирался к институту. Там должен быть Толпин, который мог знать о Давыде. В клинике Денис не решился уточнить, куда делся великан. Говорили о какой-то болезни, карантине, но он не поверил в это. Попробуй посадить Давыда в изолятор!
Ориентироваться приходилось по зданиям, переставшим походить на себя. Под ногами мягко стлалась трава. Свежий воздух и быстрая ходьба приободрили Дениса, исчез гул в голове. Повсюду виднелись следы человеческого сопротивления: торчали пни, кое-где дымился свежезалитый асфальт. Между деревьями мелькали озабоченные велосипедисты, а возле одного из домов Денис обрадованно заметил девчонок, играющих в классы.
«Ничего, постепенно все вырубим. И потечет прежняя жизнь: асфальт, пыль, загазованный воздух, транспорт… — Он с невольным умилением вспоминал о транспортной толчее. — Толпин прав, нам повезло. Мы ведь никогда не принимали всерьез деревья, траву. Сначала вытаптывали, вырубали, а потом поспешно возобновляли хилые насаждения в городских скверах. От сегодняшнего сумасшествия в наследство останутся роскошные парки… И великан Давыд, и мое бессмертие, и переполненные клиники? — подумалось вдруг. — Нет, утверждать, что здорово повезло, нельзя… И еще рыба на берегу, водоросли, — вспоминал он. — А чего я еще не знаю?..»
На церковь Денис наткнулся неожиданно. Она находилась в стороне, прямо противоположной институту. «Что за дьявольщина, — озадаченно остановился он, надо же так промахнуться!» Прикинул, как возвращаться. Даже в прежних условиях дорога заняла бы не меньше часа… Застонал от досады.
Эту церковь он помнил еще с тех пор, когда приходил к своей будущей жене в общежитие, стоявшее поблизости. Вверху тихо позвякивал колокол, по затемненному двору скользили невыразительные фигуры людей, затянутых в черное. «Суетятся божьи люди. Экое счастье привалило: чудеса средь бела дня. Никакая наука не объяснит. А гипотеза бога работает безотказно. И пришельцев. Что бог, что пришелец… А если ненароком еще на Давыда напорешься…»
Он вошел в церковную ограду. У самого входа на кривом шесте была приколочена табличка: «Во дворе храма не курить». У Дениса засосало под ложечкой, и он, отгоняя навязчивое желание, быстро направился к церкви. На крыльце, полуразваленном проросшим кустарником, стоял лысый старик с огромной белой бородой. «Неужели столько народу?» — он заглянул внутрь. Места вполне хватало. Недоуменно пожав плечами, обогнул старика.
— Еще господу Богу помолимся, — монотонно бубнил с возвышения священник.
— Аллилуйя, — вступил хилый хор из двух старушек, благообразного мужчины в полосатом пиджаке и высоченного молодого парня с непрерывно подмигивающим глазом.
«Техника давно налажена, больше тысячи лет…» — он обежал взглядом толпу. В основном молились старушки в черных платках, надвинутых на самые брови. Растерянно переминались старики. Кое-где неподвижно стояли среднего возраста мужчины и женщины… Наверное, он улыбнулся, потому что услышал шипение:
— В храме божием нельзя насмехаться! Денис оглянулся. За спиной стояла тощая, как жердь, монашка. Кривой нос, казалось, клевал собственные губы. Он поспешно кивнул и, заложив руки за спину, повернулся к священнику.
— Руки! — услышал он. — Нельзя за спиной держать, только спереди, либо поклоны.
— Да-да, — прошептал он и стал пробираться к выходу.
«Будут тут учить, что и как делать, а время идет. Хотя меня-то это не касается, но для других — уходит…» С облегчением выбрался на крыльцо, вдохнул свежий воздух. Возле шеста с табличкой достал сигареты, но закурил все-таки за оградой.
— Грехи наши тяжкие… — Лицо почти шарообразной толстухи было напряжено, губы скорбно поджаты. — Несть числа им, и за то господь карает… Молебен кончился? — спросила она неожиданно звонким голосом. — Нет? Слава богу!