— Ничего не знаю, — Толпин уселся на ближайший пень. — Солнечная активность — все мои сведения. Везде растет. Что, зачем — никто не знает. Радио слушать невозможно — помехи, телевизор не работает.
— А про активность что говорят? — допытывался Денис.
— Считают пятна, интенсивность излучения… Слушай, чего ты ко мне привязался! — взорвался вдруг Толпин. — Никто ни черта не знает, рубят деревья — и только! Электричества нет, телефон почти не работает. Тебе еще повезло, дозвонился.
— Не сердись, — опешил Денис. — Поехали домой…
— И впрямь — поехали, хватит время терять. — Толпин начал остывать. Отоспишься, голову в порядок приведешь.
— Постой, — спохватился Денис, — с одним мужиком не попрощался.
Кеша сидел на подоконнике в прежней позе, мрачно крутил ручки транзистора.
— Молчит, — поднял он голову на звук шагов. — А ведь купили совсем недавно, восемнадцатого.
— Попрощаться пришел, друг за мной приехал.
— Уезжаешь, значит? Пойду к ребятам. Хоть ветки оттаскивать. Слушай, а твой друг не знает, откуда этот бардак?
— Не знает, — печально ответил Денис. Ему было не по себе: все заняты делом, один он неприкаянно блуждает по городу. — Я уж дома поработаю топором.
— Работы теперь надолго. Ну, будь здоров.
Денис протянул руку. От Кеши пахло смолой, свежей щепой и потом.
— Приходи, когда все уладится, — сказал Кеша, Ты парень, видно, ничего.
Давыд проснулся от того, что солнце светило в глаза. «Надо поджарить яичницу», — подумал спросонок, чувствуя, как голод сводит желудок. Небо было ярко-синим, с легкими мазками облаков, и, взглянув на него, он вспомнил о своем росте и неудобствах, связанных с ним.
— Проще дотянуться до облаков, чем приготовить обыкновенную яичницу, пробормотал тоскливо, подтягивая ноги и усаживаясь поудобнее. — А есть-то хочется…
Человек прятался на противоположном берегу, в густых кустах. Испуганно смотрел на Давыда. За спиной висел рюкзак, руки сжимали ружье. Уловив движение великана, он заорал и кинулся в чащу. «Из тайги. Наверное, ничего не знает. Все разразилось так моментально».
Опять один! Давыд растянулся на песке, стараясь его теплом прогнать ощущение голода. Начал перебирать события сегодняшнего дня, отыскивая зацепку, которая привела бы к отгадке. Первое — это рост. Росли деревья, кусты, трава. Вырастали там, где их не было уже десятки лет. «Последовательность примерно такая. Все заметно вытянулось, когда мы были в лесу, искали грибы. По рассказу Дениса получается, что грибы росли одновременно со мной. Может, чуть-чуть раньше… Денис говорил о каком-то бессмертии, а я воспринимаю чувства окружающих. Это второе, что можно выделить. Связано ли оно хоть как-нибудь с ростом?»
Перебрав все «за» и «против», Давыд зашел в тупик. Простым перечислением фактов, их логической увязкой ничего не добьешься. Нужно озарение, которое все поставит на свои места. Но оно не наступало. И не проходил голод. Давыд ворочался на песке, пытался не вспоминать о еде. Это приводило к обратному. «Они же обещали прислать вертолет, — раздраженно думал он. — Может, никакой болезни нет. Обычная паника. А я сижу в глухомани и дожидаюсь неизвестно чего. А под лежачий камень… Если дело серьезное, меня просто не пустят в город. Если тревога ложная, в городе от меня больше пользы».
Он решительно встал. С высоты его роста были видны только деревья и ничего другого. Лес тянулся к горизонту, Давыд знал, что он уходит дальше, что сейчас вся планета покрыта этим мгновенно выросшим лесом. «Каша заварена крутая, долго придется расхлебывать…»
И опять под ногами трещала растительность. Треск сырой, неохотный. Нечаянно оглянувшись, Давыд заметил, как выпрямляется часть деревьев, попавших под его стопу. Зрелище это поразило Давыда, он долго стоял и смотрел на удивительные деревья. Они сначала застывали в положении, которое придавала им его нога, словно оценивали обстановку: что будет дальше? И, поняв, что гигант уходит, медленно и невозмутимо принимали прежние позы. «Можно подумать, что это разумные существа. И они взбунтовались, чтобы не быть загнанными в резервации парков и садов… — Нелепая, сумасшедшая мысль! Он постарался прогнать ее, но безуспешно. Достаточно было оглянуться, чтобы она возникала вновь. — Разумные растения. А почему бы и нет? Что мы знаем об окружающем нас мире? Что из деревьев получают бумагу и картон? Что растения бывают полезными и вредными? Для нас… А мы для них какие? Может, с нами сейчас борются, как с сорняками природы? Кто ответит на эти вопросы?» Лес, даже разумный, безмолвствовал.
Он старался идти осторожнее, чтобы оставлять на своем пути меньше повреждений. Вдруг догадка окажется правильной? Тогда будет трудно отделаться от сознания, что загублены разумные существа. Незаметно мысли вернулись к Денису. «Он говорил о бессмертии. Если это правда, ему здорово повезло. С моим ростом и чуткостью к настроениям только неприятности. А бессмертие — стоящая вещь!»
Впереди показался берег. Где-то должен быть мост. Впрочем, что ему переправа через реку? Немного поразмыслив, он решил все же пройти к мосту, показаться людям: нужно будет — в город не пустят.
— Приехали, — Толпин спрыгнул с велосипеда. — Тяжелый ты, еще вчера ни за какие коврижки не повез бы.
— Какой уродился. Ты уверен, что мы там, где нужно?
— У меня фирма со стопроцентной гарантией! Дойдешь один?
— Не маленький, — ответил Денис, озираясь вокруг.
— Что с тобой?
— Все кажется, что заблудился.
— Э-э, милый, тебе нужно выспаться. Пойдем, провожу.
Денис покорно кивнул. «Хорош бессмертный с поводырями! — грустно думал он, поднимаясь по лестнице вслед за Толпиным. — Сколько же их будет? Всех, кто живет сейчас — не станет. Один я буду коптить с какой-нибудь электронной псиной».
— Давай ключ. — Толпин протянул руку. Денис пошарил по карманам, подал связку.
— Самый затертый, — сказал безучастно.
— Поспать тебе нужно, — в который раз повторил Толпин.
Денис прошел в квартиру, вытащил на середину комнаты кресло, расслабленно шлепнулся в него.
— Потерпи минуточку, сейчас соображу кофе.
— Нет-нет, ждать некогда. Да и отключено все.
— Досадно, я весь день не ел. Куда торопишься?
— В штаб. Я ведь отпросился ненадолго.
— Штаб? Борьбы с этим?
— И с этим, и с грабителями. Моментально появились.
— И я с тобой, — засобирался Денис.
— В таком состоянии лучше оставаться дома. Отдохнешь — приходи. Адрес оставлю.
— Нельзя, значит, сейчас? Могу подождать. Со временем я теперь большой приятель.
— Придешь, разберемся и с твоим бессмертием.
«А Нади с Кирюшей нет! Как они там без меня в этой свистопляске? Кирюша, наверное, безумно рад. Надя, как и все, ничего не понимает, рвется домой… Господи, когда же придет определенность?»
— Знаешь, не буду я спать. Не могу, — выпалил, не глядя на Толпина. Слышишь, что творится за окном? Чего же я, здоровый мужик, буду отлеживаться?
— Не кипятись, — миролюбиво сказал Толпин. — Можешь спуститься вниз. Только не отходи от дома.
Они расстались, и Денис остался в одиночестве. Он думал о том, что хорошо бы выпить кофе, а потом разыскать топор и присоединиться к тем, кто рубит лес, надеясь победить его. В конце концов, это так привычно — бороться с природой. Вся цивилизация выросла на этом, с молоком матери всосала уверенность в своей правоте… Нашел холодный утренний кофе, допил. После длительных поисков обнаружил под ванной старый и совершенно ржавый топор, «Ничего, добрые люди наточат…»
Он захлопнул дверь и начал спускаться вниз. Лестничные площадки казались необычно гулкими и сырыми, наверное, из-за деревьев, окружавших дом плотным кольцом. За одной из дверей надрывались комнатные собачки. Денис знал их хозяйку, высокую сухопарую старуху. Он всегда церемонно раскланивался с ней, когда та с выводком многочисленных пекинес и шицу выходила на прогулку. «Хотел бы знать, где она. Собирает ветки, или нашлось ей другое дело? Сейчас это просто — найти занятие для человека, страдающего от безделья… А потом придет день, когда мы убедимся, что деревья и травы стали прежними — покорными и немногочисленными. И построим теории, объясняющие капризы природы. А с лесом что? Чепуха! Всегда можно насадить сады, парки, лесополосы… Стоп! Чего собственно, я разошелся? Еще неизвестно, чем кончится вся заваруха, а я уже страдаю по будущим недостаткам! Проклятое бессмертие лезет из всех щелей. Подумаешь — праведник! Сейчас рублю деревья, а в будущем мыслю себя чуть ли не судьей».
Во все стороны летели щепки. И был ритм бездумной работы, когда микроцель — дорубить до той извилины на коре — заполняет собою весь мир. А пока летело время, измеряемое метрами оголенной земли, вокруг что-то изменилось.
На голову Дениса упал желтый лист. Широкий и плотный, он показался невероятно тяжелым. Листьев было много. Они медленно падали, плавно кружились в лучах красного солнца. «Завтра будет ветер, — машинально подумал Денис, поднимая один из листьев. — Как осенью».
— Как осенью, — тихо произнесла стоящая рядом женщина.
— Начинается что-то новое, — раздалось за спиной Дениса.
Люди сгрудились в тесную молчаливую кучку и с тревогой наблюдали за листопадом. Листья желтели внезапно и, изменив цвет полностью, летели на землю. Взгляды людей скользили по грудам срубленных деревьев, по срезам свежих пней, и Денис видел, как грустнеют лица. Он наклонился за топором и, едва передвигая ноги по шуршащему желтому покрову, направился домой. «Все напрасно, — думал он, поднимаясь по лестнице. — Кинулись на деревья, думали — достаточно расчистить от них улицы. А оно повернулось иначе…»
Он открыл дверь, аккуратно положил топор на прежнее место. Тело ныло, гудела голова. Немного посидел, усталость отступила. «Помыться бы…» — прошел в ванную, открыл кран и долго вслушивался, надеясь на чудо. Со вздохом закрутил ручки, взглянув в узкое зеркальце над раковиной, безразлично подумал, откуда взялось незнакомое лицо. Спустя какое-то время понял, что лицо должно быть его собственным. Из памяти напрочь вылетели всякие представления о собственном облике. «Чушь, — встревоженно подумал он, — такого быть не может!» Кинулся к шифоньеру, чтобы полностью рассмотреть себя в большом зеркале, узнал одежду, руки, ноги… Незнакомым было единственное — собственное лицо. Он ошарашенно отошел в сторону. «Одно к одному, одно к одному… Растут грибы становлюсь бессмертным, растут деревья — перестаю ориентироваться, падают листья — забываю лицо. Неужели паршивые пятна могут принести столько пакости? — заметался по комнате, потом, распахнув окно, долго, до боли в глазах, всматривался в багровый краешек заходящего солнца. — Сумасшедший мир, где утром просыпаешься бессмертным, а к вечеру обнаруживаешь, что потерял больше, чем приобрел…»