должны будете обратиться к терапевту. И спасибо, что поделились со мной историей Робби, — добавил я, уже разворачиваясь, чтобы выйти из кабинета.
— У меня было такое чувство, что вы можете мне помочь, — ответил он. — Спасибо.
История Джона резонировала в моей голове, но я все еще не мог смириться с тем, что умерший любимый человек может общаться со своими близкими с того света.
Я вернулся в ординаторскую и сел за компьютер, чтобы закончить заметку о пациенте, но что-то на полу привлекло мое внимание. Я потянулся за предметом. Десять центов!
Внезапно меня охватило жуткое чувство. Затем я улыбнулся.
— Спасибо, Робби, — пробормотал я себе под нос, — что присмотрел за своим отцом… и что помог мне поверить.
Глава 12«Хватай дефибриллятор!»
Фред Боллхоффер, доктор медицины
— Это Глен Эллин. Номер машины «скорой помощи» — 17. Везем мужчину 62 лет с болью в груди и изменениями ЭКГ, характерными для инфаркта миокарда. Расчетное время прибытия — двенадцать минут. Беспокоит его сердечный ритм и частая желудочковая экстрасистолия.
— Принято, — ответила медсестра-диспетчер. — Мы открываем дверь в отсек номер два. Готовы принять вас, — она посмотрела на меня, подмигнув и улыбнувшись. Девушка знала, что как дежурный врач отделения неотложной помощи я всегда должен быть готов. Она также понимала, что я уже опоздал по графику на час и у меня было три пациента, которые должны были ждать, пока я окажу помощь новоприбывшему больному.
Меня обеспокоило замечание фельдшера о сердечном ритме. Обычно довольно проницательный, он знал, что такой ритм может привести к желудочковой тахикардии или фибрилляции, а это уже опасно. Своим замечанием он предупредил меня.
Ровно через двенадцать минут «скорая помощь» въехала в отсек номер два. Ожидая, пока каталку выкатят в палату А2 (кардиологический кабинет), я попытался закончить несколько графиков на компьютере. Поняв, что из машины «скорой помощи» никто не выходит, я немного занервничал и решил, что лучше сбегать туда и посмотреть, что происходит.
Еще до того, как залезть в машину «скорой помощи», я услышал: «Раз, два, три, четыре», — это фельдшер проводил сердечно-легочную реанимацию[24].
Случилось самое худшее. Началась фибрилляция желудочков, и сердце пациента перестало биться. Он умирал.
— Хватай дефибриллятор! — закричал я, наступая на задний бампер машины и хватаясь за ручку, чтобы пробраться внутрь. Наружный массаж сердца приостановили, когда один фельдшер втирал в грудь контактный гель, а другой осторожно прикладывал один дефибриллятор к правой стороне грудины, а другой — слева от грудины на область ниже груди. — Отойди подальше!
Все тело пациента содрогнулось, когда две сотни джоулей энергии прошли через его сердце. Пахло палеными волосами, но мужчина тут же сел и огляделся. Я вздохнул с облегчением, хотя и знал, что беда еще не миновала.
— Давайте отвезем его в палату! — сказал я медсестрам, которые уже ждали у дверей машины.
Его быстро переместили в отделение неотложной помощи, но как только отправили в кардиологический кабинет, медсестра, следившая за его телеметрией, закричала: «Фибрилляция желудочков!»
Сердце снова остановилось. Глаза закрылись, кровь отлила от лица, сделав его призрачно-белым.
Я схватил дефибриллятор.
— Всем отойти!
Снова разряд — и человек открыл глаза и огляделся. Но вид у него был такой, словно он находился где-то далеко и не участвовал в том, что происходило в палате. Пациент выглядел слишком спокойным.
— Вы в порядке? — спросил я.
Мужчина начал было отвечать, но не успел: его глаза снова закатились, и он обмяк. Сердце остановилось в третий раз.
Я еще раз взялся за дефибриллятор.
— Разряд! — закричал я.
Я огляделся вокруг, чтобы убедиться, что никто не прикасается ни к нему, ни к его кровати. Снова мощный разряд — и сердечный ритм немедленно вернулся к норме. Мы наладили постоянное внутривенное капельное введение лидокаина, чтобы предотвратить повторное ухудшение состояния, и он наконец стабилизировался.
Монитор теперь показывал нормальный пульс. Медсестры вручили мне на подпись протокол приступа. Я взглянул на листок и увидел имя — Роберт Эндрюс.
— Привет, Боб, — поздоровался я. — Я доктор Боллхоффер. — Я пожал ему руку. Мне показалось немного странным знакомиться с человеком, которого мы трижды воскрешали из мертвых.
Учитывая обстоятельства, пациент улыбнулся так вежливо, как только смог, и затем, казалось, опять погрузился в свой внутренний мир. Мне стало интересно, осознает ли он, что произошло, или был так напуган, что решил опять забиться в свою раковину. За многие годы работы я часто сталкивался с чрезвычайными ситуациями в отделении неотложной помощи, но такое было впервые.
— Боб, — окликнул его я. — Вы в порядке? — он не ответил, и я снова спросил: — Вы в порядке? Вам должно стать лучше, но, наверное, вы сильно напуганы тем, что произошло. — Я старался успокоить его, как только мог.
— Вы знаете, доктор, — сказал он. — Мне совсем не страшно, и, думаю, как раз из-за того, что только что пережил.
Когда сердце остановилось, мой старший брат пришел прямо сюда, в эту палату. Я видел его так же ясно, как вижу сейчас вас.
Выражение его лица было успокаивающим, но он ничего не сказал. Мой отец тоже вошел в комнату и направился ко мне. Потом к нему присоединилась моя бывшая жена, и на ее лице появилось такое же приветливое выражение. Они все вместе стояли рядом со мной.
На глазах пациента выступили слезы.
— Должно быть, это очень утешительно, — сказал я. — Поэтому вы были так спокойны? Они будут вас навещать здесь?
— Это и странно, — отозвался он. — Когда я умер и сердце остановилось, они, кажется, пришли забрать меня домой. Видите ли, мой старший брат, отец и жена умерли много лет назад.
Часть третьяИсцеление
Глава 13Ушел на рыбалку
Джон Месситт, доктор медицины
Было очень трудно смотреть на безжизненно лежащего в палате интенсивной терапии Боба, который перенес тяжелый инсульт и находился в глубокой коме. Мы были друзьями и часто делились рыбацкими историями в комнате отдыха для докторов ранним утром перед обходом. Он занимался семейной практикой[25] и иногда, используя меня как акушера, звал на помощь при трудных родах. Но думаю, что его настоящей страстью была рыбалка. Он мог бы сказать, какую приманку использовать для каждого водоема в Штатах, а также в некоторых зарубежных странах.
— Мы планируем отключить систему жизнеобеспечения, если через три дня не увидим прогресса, — сказал врач отделения интенсивной терапии, проходя мимо его палаты. — Он совершенно не реагирует на раздражители, и, по сути, его мозг мертв.
Это были леденящие душу слова, ведь всего несколько дней назад мы с Бобом смеялись вместе. Я остался наедине со своим старым другом и придвинул стул поближе к изголовью кровати, коснувшись его руки. Я чувствовал себя беспомощным. Неужели ничего нельзя сделать?
Когда я наклонился к безжизненному телу, слова начали приходить, сначала медленно и тихо, как шепот, а затем громче и смелее.
— Боб, — начал я, — хочу рассказать тебе о недавней рыбалке на северо-западе Канады. Мы прибыли в Хей-Ривер, а оттуда на маленьком одномоторном самолете пролетели мимо Большого Невольничьего озера[26] к реке Маккензи. Это место было слишком далеко от посадочной полосы, поэтому мы приземлились прямо на реке.
В этот момент я по-настоящему проникся этой историей.
— Казалось, что это будет очень веселая поездка, пока мы не коснулись воды и не подпрыгнули. Когда самолет (и я вместе с ним) раскачивался взад-вперед, было очень страшно. К третьей попытке сесть я был рад, что не был обычным пассажиром…
Я инстинктивно искал улыбку на лице друга, но, конечно же, не находил.
— Когда мы наконец пришвартовались, я с облегчением ступил на прочный причал. Наш проводник выгрузил багаж и привел нас в однокомнатную бревенчатую хижину с дровяной печкой в центре. Первое утро началось с того, что солнце поднялось над водой и прогнало туман с реки. На небе висели клочья облаков, словно художник водил кистью по темно-синему холсту. После завтрака лесоруба[27] мы пошли по вечной мерзлоте к лодке. Для ловли использовали крошечные приманки, самые маленькие, которые я когда-либо видел, и только течение реки подталкивало нас. Боб, я не уверен, что даже ты использовал такие крошечные наживки.
Такой типичный рыбацкий «выпендреж» вызвал улыбку на моем лице.
— Первую удочку я забросил с восьмидюймовой[28] приманкой, чтобы потренироваться и убедится, что леска не запуталась. Но прежде чем я успел смотать ее, кто-то попался на крючок. Это был хариус. Река кишела этой голодной рыбой. Они весят около трех фунтов[29] и довольно сильно сопротивляются. Ты когда-нибудь ловил его?
Я инстинктивно замолчал на секунду, как будто ожидая ответа.
— Казалось, все, что нужно было сделать, — бросить наживку в воду, и рыба будет поймана. К концу дня руки болели от наматывания лески. Мы освободили большую часть пойманной рыбы, и это сделало день непохожим на все остальные. Боб, я бы хотел, чтобы ты как-нибудь съездил туда со мной.
Я обернулся убедиться, что никто не вошел в палату и я все еще был наедине со своим другом-рыбаком.
Я знал Боба уже десять лет. Мы никогда не ходили вместе ни на рыбалку, ни куда-либо еще. Общение проходило в больничной обстановке по утрам, когда мы делились не только нашими рыбацкими историями, но и рассказами о детях и внуках, их интересах, занятиях и жизненных устремлениях. Мне хватило одного его приступа, чтобы понять, насколько мы сблизились.