От автора
Цикл: Славянщина: Здесь Русский дух, здесь Русью пахнет
Герои — младший княжич — Твердомир Минской (отец — князь Радомир Минской, матушка — княжна Зорица Глебская)
Героиня — Любава Добродская, (батюшка — князь Святояр Добродской, сестра — княжна Мирослава)
Кратко о:
Княжна Любава с детства любила Иванко, сына кузница, ставшего сильнейшим дружинным княжества. Мечтала быть свободной и гонять на Буяне, а батюшка и няньки заставляли высиживать за вышивкой и болтовней старых матрон.
Она до последнего верила, что ей не придется быть разменной монетой в играх княжеств, что ей позволят не взрослеть. Позволят следовать зову сердца, оставаясь такой же легкомысленно задиристой пацанкой.
Младший княжич Твердомир Минской с рождения боролся за жизнь. Был при отце, братьях, но в стороне. И лишь Богдан, верный телохранитель князя Радомира Минского, отца княжича, стал для него сам близким и родным человеком на земле. Потеряв и того, и другого Тверду приходится отправиться в дальний путь, но для того чтобы вернуться и предъявить права тому, кто когда-то их предал!
ПРОЛОГ. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Любава Святояровна, княжна Добродская
Солнце еще пробивалось меж деревьев и облизывало лучами землю, но уже заметно клонилось к закату. Крытая повозка небольшого обоза уныло покачивалась в такт лошадей, мирно вышагивающих по ухабистой лесной дороге. Тишину леса нарушал монотонный скрип, глухой стук копыт и редкие вжикающие удары хлыста возничего.
Любава, чуть отогнув край брезента, не мигая смотрела на синее небо. Глядела до рези в глазах: до невольных слез, до мельтешения золотых мушек. Упрямо поджала губы и продолжала хранить гордое молчание.
Хоть так, но высказать протест миру, который наслаждался вечерним покоем, опускающимся на землю, и не было этому миру никакого до нее дела.
Настроение было отвратительное, несмотря на тепло летнего дня, на размеренное бултыхание повозки, на предстоящее долгое путешествие, которое случалось крайне редко, и в других обстоятельствах вызвало бы щенячий восторг и бурю сладких эмоций. Еще бы — путешествие в соседнее княжество — это же самое что ни на есть приключение, особенно для молодой девицы, чья кровь кипит в жажде вырваться на свободу, увидеть мир, познакомиться с новыми людьми…
Любава была бы счастлива свалившемуся на нее путешествию, но все хорошее перечеркивало одно — поездка была к будущему мужу, а это существенно охлаждало пыл.
Княжна закрыла глаза, отгораживаясь от несправедливого мира темнотой, что медленно и верно затапливала душу.
Будущий муж помнился неприятным и старым, по меркам Любавы, которой на момент их последней встречи едва стукнуло десять весен. До сих пор было непонятно, что в нем нашла старшая сестра? Мирослава любила его. Вышла замуж… И даже была счастлива, пока не умерла…
Жаль, что так случилось.
Любава тяжко вздохнула. И сестру жаль, а себя и подавно, ведь князь Казимир Всеволодович после кончины Мирославы, недолго погоревав, огорошил батюшку, посватавшись за младшей дочерью. Он не удосужился приехать сам, сославшись на натянутые отношения с соседом, который постоянно покушался на его владения, и поэтому личное присутствие князя на своих землях было неоспоримым. Прислал сватов и подарки с четким указанием, к какому сроку невеста должна прибыть к нему во владения, уверенный, что ему не откажут!
Ух, как повезло людям князя, что не застали ее на месте. Любава по обычаю не сидела на месте — загоняла коня, мечтая слиться с ветром. А когда вернулась в хоромины, да в терем вбежала, ее ждала неприятная новость.
Услышав от батюшки о неслыханной наглости старого князя, первым желанием было немедля сбежать!
Как она будет с ним жить? Что ее ждало впереди? Но отец в мягко повелительном тоне напомнил о долге перед княжеством, людьми. И взывая к здравомыслию дочери, сказал: «Решать, конечно, тебе. Но пора бы подумать не только о себе. Казимир предлагает дело. Думаю, нам стоит укреплять дружбу двух княжеств!»
Любава не для того отваживала других, чтобы за Казимира пойти.
Так и ответила. Гордо, спокойно, и ножкой топнув.
Отец головой седой горько покачал и отмахнулся:
— Горе ты мое. И себя погубишь, и народ. Все потеряешь, покуда не начнешь думать о других.
— Да что ж ты меня гонишь замуж, батюшка? — дрогнули губы от обиды. Есть время еще свободно дышать, а ежели припечет, пойду за того, за кого скажете, — вот так тогда и рассудила.
И чем больше об этом вспоминала Любава, тем больше укреплялась дума, что сгоряча брякнула. Сейчас бы не пришлось ехать… Если бы не дала слово.
Но князь на тот момент поддался протесту младшей дочери и дал отворот поворот сватьям. Но у них и на этот случай был уже ответ уготован — все предусмотрел хитрый князь. С поклоном протянули они рукописную грамоту, перетянутую черной шелковой лентой.
«Земли княжества Добродского без достойного правителя, лишь при княжении молодой Любавы Добродской вскоре падут под натиском вражьих сил, — значилось в первых строках послания. — И мне, как князю дружественных территории, это нелюбо и грозит дальнейшими притеснениями. Ибо такие земли нельзя отдавать врагу — Ратмиру Вяжскому, кто давно жаждет их заполучить.
Больше кидаться на выручку и терять своих людей не стану, но ежели беда грянет, конечно, выступлю супротив Ратмира, но и ваши земли не пощажу. Подомну все, что сумею…
А перед тем, последний раз, миром предлагаю объединиться и дать ему отпор. Клянусь любить и уважать Любаву, как любил и уважал сестру ее несравненную Мирославу. Но челом бить, да колен гнуть больше не стану. Надумаете — пусть сама ко мне приедет! Приму, как невесту свою и чести ее не опорочу. Сделаю женой, а старого князя Святояра оставлю наместником ваших земель, пока наследник не родится и в возраст не войдет».
Каков наглец! Каков прохиндей… Порыв удрать на край света поутих, хотя сердце до сих пор билось с неистовым возмущением. Как бы ни мечтала о свободе и браку по любви, батюшке виднее. Он бы не отдал свою теперь уже единственную дочь в руки плохому человеку, вот только возраст жениха…
А сосед — Ратмир Вяжский, в отличие от Казимира, и ростом, и статью и молодостью отличался. Лишь нрав его жестокий и взрывной очень пугал. Не скрывал княжич своих земельных притязаний, и хоть сердце и руку свое предлагал, да земли слухами полнились — гарем наложниц у князя один из самых многочисленных, а стало быть, единственной и любимой для него вряд ли стать.
Он ненасытен, необуздан и похотлив.
Подруга лучшая, боярышня Боянка Степановна Кольнева, таких о нем небылиц молвила, да в картинках поведала, что при взгляде на князя Вяжского, в ожидании ответа стоящего напротив, как назло, вспоминались рассказы плутовки, и пожар на щеках никак не утихал.
Он тогда по-своему истолковал девичье смущение, и уверовался в своем мужском обаянии. Самодовольно лыбиться начал, да грудь выпячивать.
Смешон, ей богу, еще бы петухом пошел танцевать!
Любава не выдержала хвастовства Ратмира, да высказала, что думалось…
Помнится, злым и обиженным покидал земли князь, а напоследок пригрозил, что в следующий раз уже с воями на порог явится, да строптивую гордячку на колени поставит.
Смех смехом, но ведь всяк ведал, что Вяжский князь опосля кончины старого князя, укрепился на землях своих. Что дружинные у него лихо воюют, мечами управляются. Что чужие земли прогибаются под тяжестью его кметей, а города щиты складывают, признавая его силу.
Потому, после его отбытия Любава с батюшкой и призадумались.
Один жених — лютый нелюдь. Другой — уже одну дочь загубил, теперь на вторую глаз положил. И оба на земли зарились, да вражду меж собой затевали.
Остальных претендентов Любава и князь уже в расчет не брали. Проку от них, как от петуха яиц.
Думу думали, перебирали, что да как. И так распереживался старый князь, что нет достойного жениха, что плохо ему сталось.
Сердцем занемог…
Гридень быстро князя уложил: подушки подбил, одеялом приткнул. А пока за водой и лекаркой бегал, Любава рядом сидела. С горя слезу пустила, ютясь на краю ложа, где почивал болезненный князь, и только вернулись прислужник Петруня и знахарка, с трепетом поцеловала батюшку в лоб и к себе в женскую половину дома поспешила.
Весь вечер ходила, как на иголках. Одной плохо думалось, да и мысль не самая приятная все крепче оседала. Потому плюнула и челядине, Марфе, наказала подругу позвать — боярышню Боянку, несмотря на обиду, кою на Кольневу уже месяц вынашивала в душе… Долго не было ни той, ни другой, а когда явились, Любава дверь плотно прикрыла и огорошила обеих своим планом.
Княжна горько вздохнула — тревога никак не хотела отпускать душу.
Идти на поклон к Казимиру не хотелось, но другого не было выбора.
— Любава, что опять приуныла? — нарушил неутешительные думы тихий голос Боянки. Боярышня состояла в услужении и по совместительству была самой близкой подругой. До недавних пор…
— Глянула б я на твою радость, пришлось бы тебе за старика идти, — недовольно пробурчала Любава, оправляя складки на простецкой рубахе, с клетчатой поневой в цвет тесемки, удерживающей волосы. Идея ехать не в богатом обозе, а как скромная купеческая семья — пришла сама собой. Дорога дальняя, лежит через земли Ратмира, и, если до него дойдет слух, что княжна едет, он не упустит шанса пленить, да против воли в жены взять. А так… двумя телегами, с десяток дружинных тоже переодетых по-обычному, и тремя девицами. Глядишь, и не заметят обоза средь других путников-торгашей.
А что, такие часто ходят — торговые, купеческие. Добродько Некифоровича, старого вояку, снарядили батькой. Боянка и Любава, сестрами, а челядина — и есть прислужница.
А вот нянек Глафиру и Авдотью пришлось обмануть, да дома оставить. Телеги загодя снарядили, дружину вперед отправили, а сами следом бросились, но по отдельности, дабы запутать и со следу сбить.